Мы же занялись батареей 105-мм зениток — сначала сняли часовых, потом ликвидировали дежурную смену. Все прошло даже легче, чем на тренировках — по две пули в голову каждому из часовых, потом бесшумный бросок к караулке и почти столь же бесшумный расстрел в упор отдыхающих караульных. Можно, конечно, было бы перерезать и зенитчиков, но еще во время планирования операции было решено не усложнять себе жизнь — зенитчики наверняка дрыхнут 'без задних ног', что вполне естественно при той муштре, которая была нормой в японской армии и флоте. Если же кто-то пойдет прогуляться 'до ветру', он увидит стоящих на постах часовых — для этой роли мы подобрали ребят поменьше ростом и пощуплее. Ну а если этот полуночник что-то заподозрит, то бесшумки у нас наготове. Ну а в четыре часа утра будет японцам 'побудка в Отомари' — надо же нам рассчитаться с самураями за 'порт-артурскую побудку'. Тогда мы не знали, что адмирал Лазарев, человек широкой души и хорошей памяти, готовил японцам 'побудку' во всех значимых портах Южного Сахалина, не только в Отомари.
Надо сказать, что эти расчеты полностью оправдались — прогуляться вышли шестеро, вернулись четверо; двое, усмотревших что-то не то, скоропостижно скончались, получив по две пули в голову. Пришлось нам срочно оттаскивать трупы на задворки, чтобы не портить идеально вылизанное, иначе и не скажешь, расположение зенитчиков.
Наш командир роты, засевший в узле связи, выйдя на связь в 3.02, сообщил, что все нормально — везде тихо, у комвзвода-2 — полный порядок, что значило с 'его' батареей все нормально, ни часовых, ни дежурной смены в живых не было; комвзвода-1, выделив четыре сокращенных расчета на японские 120-мм пушки, готов прикрыть пароход с десантом; 'Баржа' начала движение — это значило, что наш пароходик лег на курс к порту. Нервы звенели, как не звенят гитарные струны, перебираемые умелым музыкантом — сейчас все висело на волоске, достаточно было капитану или штурману ошибиться на фарватере, ведь пароход шел без лоцмана, или какому-то японскому таможеннику поинтересоваться, что это за 'явление Христа народу' посреди ночи, да поднять тревогу; тревогу могли поднять японские торговые моряки или кто-то из работников порта; да просто мог поднять тревогу кто-то из неприрезанных в казарме или на зенитной батарее. В общем, следующие три четверти часа обошлись моим нервам дороже любого боя — я слишком хорошо знал, какое значение имеет наша операция.
Мигание лампочки на рации, означавшей, что меня вызывают, я воспринял как счастье — в любом случае, это была определенность, ну а слово 'Варяг', буквально выдохнутое нашим командиром в 3.48, мне даже не с чем сравнить: это значило не только то, что в 4.00 мы начинаем атаку по плану, но и то, что наш пароход успешно ошвартовался у флотской части причала, а японцы до сих пор ничего не заметили.
Почти сразу же после выхода на связь нашего командира, я услышал гул моторов в небе — шли тяжелые машины, и немало. Позже я узнал, что это были Хе-277 одной из дивизий 3-го гвардейского Сталинградского бомбардировочного авиакорпуса дальнего действия — когда отцы-командиры ставили нас в известность, что предусмотрены авиационные удары по расположению японской пехоты и летчиков, они 'забыли' уточнить, что этот удар будут наносить стратегические бомбардировщики.
Секретность никто не отменял, конечно — но когда позже я узнал, какие силы были задействованы в операции, то тихонечко обалдел. Оказывается, авиабазу в Отиай навестил 4-й гвардейский Гомельский бомбардировочный авиакорпус дальнего действия, нанесший удар по ангарам, стоянкам, складам и военному городку; а во второй половине дня гвардейцы-гомельцы повторили удар. Сталинградский авиакорпус половиной сил ударил по Отомари, а вторая половина отбомбилась по аэродрому в Икедзуки. А мы, готовясь к операции, опасались ударов японской авиации — и очень удивлялись, почему в первой половине дня над Отомари появлялись считанные самолеты самураев.
Но я забежал вперед — ровно в 4.00 в палатки зенитчиков полетели гранаты. В эту же минуту ребята из первого и второго взводов забросали гранатами казарму экипажей и расположение зенитчиков 'своей' батареи. От причала донесся прекрасно слышный даже здесь рев 'Полундра' — морпехи Леонова пошли брать гражданский порт.
Парой минут позже раздались мощные взрывы в той стороне, где были расположены военный городок и аэродром — похоже, летчики бомбили полутонными фугасками. На фоне взрывов авиабомб не особо выделялись взрывы 150-мм фугасных снарядов — батарея парохода била по расположению необработанной нами 75-мм зенитной батареи.
В 4.11 на связь вышел комроты, предупредивший нас: 'К вам идут морпехи — глядите, не постреляйте друг друга сгоряча'. Еще через несколько минут мы заметили умело перебегавших парами парней, явно прикрывавших друг друга. Опознание не заняло много времени — мы крикнули 'Мурманск', нам ответили 'Зеелов'.
К половине пятого порт был взят вместе с железнодорожной станцией. Дальше был аврал, совершенно не героический, но такая работа на войне занимает куда больше времени, чем собственно бои. Морпехи пригнали докеров из порта и грузчиков со станции и заставили их набивать мокрым песком предусмотрительно прихваченные нами пустые мешки. Мы же вкалывали еще почище японцев, закладывая всем, что попадалось под руку, от этих мешков до бочек с соленой рыбой, которых в порту оказалось изрядно, оконные проемы в зданиях, выбранных нами под огневые точки, перетаскивая и устанавливая помимо своих пулеметов, миноме, еще и трофейные пулеметы и зенитки на новых позициях. Добыча, кстати, оказалась знатной — мы взяли в трофеях больше тридцати ручных и четыре станковых пулемета, и, самое главное, восемь зениток. Хорошим дополнением к 150-мм гаубицам стали 120-мм пушки и 25-мм автоматы сторожевиков — правда, пришлось формировать расчеты из состава батальона морской пехоты, но дополнительная огневая мощь окупала все заботы.
Самураи пришли в себя к семи утра — к этому времени возле железнодорожной станции была обнаружена их разведка. После короткой перестрелки японцы отступили.
Артиллерийская подготовка началась в половине десятого — как доложили ребята из взвода артиллерийской инструментальной разведки, приданной гаубичной батарее, работали 5 75-мм пушек и 3 105-мм гаубицы, позиции которых находились в городе. Японский командир явно рассчитывал на то, что захваченные нами пушки, с их настильными траекториями, не смогут эффективно бороться с его артиллерией. Вообще, действовали японцы грамотно — они явно собирались разнести нашу оборону огнем своих орудий, а потом пустить пехоту.
Можно только догадываться, каким сюрпризом для самураев оказались тяжелые гаубицы с высококвалифицированными расчетами. Вскоре японским артиллеристам пришлось переключиться на борьбу с нашими 150-мм орудиями, так что артподготовка закончилась, не успев толком начаться.
А в 10.00 японцы поднялись в атаку. Эти пехотинцы оказались довольно прилично подготовленными — пулеметчики довольно метко били по нашим амбразурам, минометчики, имевшие на снабжении легкие 50-мм минометы 'глухой' схемы, неплохо били по занятым нами зданиям, стрелки умело перебегали под прикрытием огневых средств. Попытки использовать маленькие, но кусачие, 70-мм батальонные гаубицы, мы быстро пресекли посредством СПГ, уничтожив три такие гаубицы. Справедливости ради надо заметить, что для обычной пехоты, находящейся на обычных позициях, эти японцы стали бы неприятным противником. В нашем случае им 'не светило' — мы находились в капитальных кирпичных зданиях, которые 50-мм минометами взять было невозможно; наши оборудованные позиции надо было брать не менее чем 100-105-мм калибром, чтобы быстро разрушить нашу систему огня. А без этого взять наши позиции можно было только завалив нас трупами.
Лазарев, Большаков 'Курильская десантная операция'.
Традиционно Курильская десантная операция находится 'в тени' Сахалинской наступательной операции. Это объясняется рядом причин — и внешним блеском Сахалинской операции, в ходе которой, на первый взгляд, легко и непринужденно, был освобожден Южный Сахалин, и тем, что Сахалинская операция стала прологом грандиозных сражений, в результате которых навсегда была изменена военно-политическая обстановка на Дальнем Востоке. На этом фоне значительно более тяжелая, 'вязкая' Курильская операция продолжавшаяся намного больше времени и стоившая нашим Вооруженным Силам намного большей крови, как выражается нынче молодое поколение, 'не смотрится'.
На самом деле все обстояло далеко не так — и Сахалинская операция не была легкой прогулкой, и Курильская операция отнюдь не была плохо спланированной. Разница в их проведении объясняется качественно разными условиями, в которых пришлось действовать нашим воинам. Если на Южном Сахалине единственная кадровая японская пехотная дивизия (ополчение играло вспомогательную роль) была рассредоточена по четырем ключевым пунктам (Котонский УР, Тоехара, Отомари, Маока) и более чем двадцати мелким гарнизонам, а, мы имели возможность еще до войны сосредоточить превосходящие силы в удобных для наступления точках, и, использовать преимущество в огневой мощи, численности, маневре на суше, море и в воздухе, то, на Курилах все обстояло иначе — на небольших островах-крепостях сидели в долговременных укреплениях две кадровых дивизии, отдельные бригада и полк, с многочисленными частями усиления. Плотности японских войск в обороне были на порядок выше, чем на Южном Сахалине — причем, и по личному составу, и по огневым средствам; а их устойчивость к нашему огневому воздействию была многократно выше, за счет использования строившихся десятилетиями укрепленных районов. Мы же не могли использовать численное превосходство — на укрепленных островах с очень сложным рельефом попросту негде было высадить и развернуть превосходящие силы. Поэтому нам приходилось наступать меньшими силами, чем те, которые были у сидевших в обороне японцев. Победы нам приносили высочайшее воинское мастерство советских воинов, их мужество, на грани героизма, а, зачастую, и за этой гранью, превосходство в огневой мощи и общем уровне развития техники.
Стратегическим содержанием Курильской десантной операции было восстановление связности между Приморьем, Сахалином и Камчаткой, нарушенной глупостью на грани предательства царских правительств — и, превращение Курил в стратегический барьер, прикрывающий Советский Дальний Восток от возможной агрессии США. Да, уже тогда, в победных 1944-1945 годах просматривались очень нехорошие признаки поворота политики США — от союза с нами к нынешней 'холодной войне', с постоянными рецидивами горячей войны.
Первой высадкой Курильской операции стал десант на северокурильские острова Шумшу и Парамушир.
Острова представляли собой единый укрепленный район, занятый мощным гарнизоном, включавшим в себя 91-ю пехотную дивизию, 11-й танковый полк, 31-й зенитный полк, 3-й Курильский крепостной артиллерийский полк, 18-й и 19-й мортирные дивизионы, гарнизоны военно-морских баз Катаока и Касивабара, части ВВС, тыловые части.
Вспомогательным был гарнизон на лежавшем южнее небольшом острове Онекотан — там стояли две роты 74-й пехотной бригады и имелась батарея старых флотских 75-мм пушек.
Разведка сумела раздобыть достаточно полную информацию о противнике.
Так, мы знали, что 91-я пд является дивизией типа 'В' позднего формирования, сформированной по нетипичному для японцев бригадному принципу (у японцев, как правило, были отдельные пехотные или смешанные бригады — дивизии имели полки Прим. Авт.). В ее состав входили 73-я (дислоцирована на Шумшу) и 74-я пехотные бригады (дислоцирована на Парамушире). Насколько удалось, эти бригады имели максимальный штат (вообще, в конце войны у японцев было несколько штатных расписаний бригад, предусматривавших численность личного состава от 3 до 6 тыс. человек, и, очень разный состав тяжелого вооружения). Эти бригады имели следующие штаты: всего 5580 человек, объединенных в 5 пехотных батальонов (в каждом 931 человек (4 стрелковых роты и 1 рота тяжелого оружия; вооружение — 36 ручных пулеметов; 36 50-мм минометов 'глухой' схемы; 4 станковых пулемета; 4 20-мм пушки), артиллерийский дивизион (360 человек (2 артиллерийских или минометных роты, в каждой 4 75— пушки или 105-мм гаубицы)), инженерная рота (180 человек) и рота связи (178 человек). По непроверенным данным, в дивизии имелся и артиллерийский полк, укомплектованный 36 полевыми 75-мм пушками и 105-мм гаубицами.
Удалось выяснить и такой, очень существенный для нас, момент — японская дивизионная артиллерия была установлена в артиллерийских дотах. Конечно, было очень хорошо, что в дотах, предназначенных для противодесантной обороны стоят 75-мм пушки, а не 105-мм пушки или 150-мм гаубицы-пушки, имевшиеся только на ключевых береговых батареях Шумшу и Парамушира — но, надежные доты резко повышали боевую устойчивость японской артиллерии.
Переброшенный из Маньчжурии 11-й танковый полк был укомплектован устаревшей техникой — в нем числилось 20 танков 'Шинхото Чи-ха', 19 — 'Чи-Ха', и, 25 — 'Ха-Го'. Эту часть смело можно было охарактеризовать как склад безнадежно устаревшего к 1945 году металлолома — так, Ха-Го по совокупным характеристикам уступал Т-26, Чи-Ха — заметно уступал Т-IV ранних серий, немного лучше обстояли дела с Шинхото Чи-Ха — эта машина была сравнима с Т-III, вооруженным 50-мм пушкой. Излишне комментировать шансы этих танков в противостоянии с Т-54 — разве что Шинхото Чи-Ха мог пробить бортовую броню 'пятьдесятчетверки' с дистанции менее 150 метров, и, то, при условии отсутствия экранирования. Японскую 'танковую мощь' на Северных Курилах дополняли две роты флотских плавающих танков 'Ка-Ми', входивших в состав гарнизона ВМБ Катаока — всего 20 машин, категорически не пригодных для танкового боя. Другой вопрос, что это японское бронехозяйство представляло собой определенную угрозу для пехоты и легких самоходок — Чи-Ха могли нанести потери десантникам своими короткоствольными 57-мм пушками, Шинхото Чи-Ха могли пробить противопульную броню легких САУ. Вся японская бронетехника, за исключением одной роты 11-го тп, насчитывавшей 17 машин, дислоцировалась на Шумшу.
Зенитный полк был укомплектован по штату — три артиллерийских дивизиона тяжелых зениток, по 12 75-мм орудий в каждом, и дивизион зенитных автоматов — 12 20-мм орудий. Это уже было намного серьезней — поставленные на прямую наводку скорострельные, с приличной начальной скоростью снаряда 75-мм зенитки (до 26 выстрелов в минуту, начальная скорость снаряда — 720 м/с) могли пробить бортовую броню Т-54 метров с 400-500. Два дивизиона тяжелых зениток находились на Шумшу, третий дивизион тяжелых зениток и дивизион ЗА дислоцировались на Парамушире, прикрывая позиции крепостных орудий.
Очень серьезной проблемой был полк крепостной артиллерии — 12 современных, мощных и дальнобойных, 150-мм осадных орудий 'Тип 96', установленных на командных высотах в северной части Парамушира, держали под обстрелом почти всю территорию Шумшу и ключевые точки Парамушира. Восемь из этих орудий были установлены в любимой японцами манере, на поворотных кругах, в бетонных капонирах; с четырьмя дело обстояло намного хуже для нас, они были установлены во вращающихся броневых полубашнях. Собственно, эти орудия и были 'становым хребтом' японской обороны на Шумшу и Парамушире — пока они не будут выведены из строя, десант мог быстро стать кровавой баней для нашей морской пехоты. Их дополняли 12 105-мм пушек, также установленных на береговых батареях.
