Рузвельт предпочел умолчать о худшем варианте, поскольку ему требовалось не восстановить против себя толстяка — при значительных расходах на вооружении, превосходящих разумные пределы, вполне реальным вариантом была избыточная милитаризация экономики, за которой неизбежно последовал бы куда более опасный структурный кризис — но сейчас он был не в том положении, чтобы позволить себе оттолкнуть машиностроителей, в полной мере распробовавших вкус военных заказов.
— Франклин, а что Вы имели в виду, говоря об атомном Перл-Харборе? — спросил 'ковбой'.
— Массированный удар атомными бомбами по основным промышленным центрам, транспортным узлам и военным базам — если хотите, то это можно назвать ядерным вариантом концепции мистера Шлиффена о сверхмощном первом ударе, в который вкладываются все имеющиеся ресурсы — ответил президент. Как это будет выглядеть технически, можно только догадываться — например, русские вместе с немцами реализуют проект орбитального бомбардировщика мистера Зенгера (теоретическая проработка шла в Третьем Рейхе В.Т.) и вывалят на наши города тысячу-другую-третью атомных бомб; возможно, будет что-то другое. Может быть, это мы попытаемся отбомбиться по русским и германским городам тысячами атомных бомб с чего-то вроде бомбардировщиков мистера Нортропа с реактивными моторами (Нортроп создал опытный образец 'летающего крыла' с очень высокими характеристиками в РеИ В.Т.). Это будет что-то вроде бомбежек городов Рура, в тысячекратно увеличенном масштабе.
— После этого на поле боя сошлись армии, флоты и ВВС мирного времени — точнее, что от них осталось после атомных ударов — солдаты, матросы и летчики, семьи которых погибли в уничтоженных городах; люди, знающие, что подкреплений гарантированно не будет — и выживание остатков их наций зависит только от них; войска и эскадры, находящиеся под командованием офицеров, генералов и адмиралов, вычеркнувших из своего лексикона слова 'пощада', 'жалость' и 'милосердие'.
Гости Рузвельта подавленно молчали — эти люди умели быть безжалостными и рациональными, беспощадными и бестрепетно идущими на смертельный риск — но нарисованная президентом картина будущего заставила на мгновение дрогнуть даже их. Они искали логические нестыковки в сказанном хозяином — и не находили их; судя по всему, лучший системный аналитик США снова был прав.
— То есть, выживет ли Америка в нашем настоящем и будущем зависит от того, сумеем ли мы выбрать и реализовать верную стратегию — утвердительно сказал Даллес.
— Франклин, а какого Вы мнения о слабых местах русской стратегии?
Присутствующие слегка приободрились — они только что заглянули в бездну, но ведь еще не было решено: да, в том будущем США проиграли все, но пример русских показывал, что историю можно изменить — и, избавившись от секундной слабости, верхушка элиты США нашла в себе моральные силы для того, чтобы достойно ответить на вызов, брошенный им Советской Россией.
— Слабых мест у русских довольно много — задумчиво ответил Рузвельт — это и кардинальное различие между нынешней сталинской идеологией и старой ленинской идеологией, в верности которой вынуждены клясться их вожди; это и противоречия в системе их элит; это и то, что мистер Сталин вынужден держать в предельном напряжении весь свой народ, предъявляя к гражданам Советского Союза требования, по жесткости превосходящие таковые в большинстве пуританских общин — а ведь люди не могут всю жизнь жить в предельном напряжении сил. В общем, возможности постепенно ослабить Россию есть.
— Одним из ключевых моментов, позволяющих в будущем ослабить Россию, является классическая идеология коммунизма. Упрощенно говоря, ее можно назвать извращенным светским вариантом раннего христианства — это идеология, открыто ставящая своей целью строительство Царства Божия на земле, причем в исторически короткие сроки; и требующая от своих адептов соответствия этим требованиям.
— Практически эта идеология воплощалась в России в виде требований безвозмездной помощи, оказываемой жителями центра Красной Империи и национальным окраинам, и всем, кто заявлял о симпатиях к коммунизму (строго говоря, Хрущев просто восстановил практику субсидирования национальных республик за счет РСФСР, прекращенную при позднем Сталине; и субсидирования иностранных нахлебников через МОПР — правда, уже на другом качественном уровне, на порядки большем В.Т.). Одновременно от адептов требовали и требуют аскетизма в личной жизни — на уровне, вызывающем ассоциации с европейским средневековьем. Естественно, это создает неприятие рядовыми гражданами официальной идеологии — одно дело, терпеть лишения ради пусть и относительного благополучия в обозримом будущем, и совсем другое — кормить дармоедов ради оторванных от реальной жизни идеалов; одно дело, соблюдать консервативные нормы личной жизни, при молчаливом согласии общества на то, что личная жизнь является частным делом каждого и каждой — и, совсем другое, когда нарушение этих норм становится предметом публичного обсуждения с последующими официальными санкциями (было такое, было — равно как и резонный вопрос нормальных людей: 'Какое дело .. (вырезано цензурой) женсовету и парткому, что я сплю не только с женой, но и с любовницей, если при этом не нарушаются закон?!'. Этот вопрос плавно перетекал в утверждение: 'Достал коммунистический маразм!' В.Т.).
— Первый момент автоматически дополняется противоречиями в системе элит и, при некоторых усилиях, усилением национальных противоречий: элиты национальных окраин желают хорошо жить за счет центра, ограничиваясь оплатой в виде словесных заверений в верности коммунистическим идеалам; ну а сыграть на противоречиях разных народов, входящих в состав Советского Союза — дело техники.
Даллес буквально впитывал сказанное Рузвельтом — сказанное президентом было планом войны без единого выстрела; войной, успех в которой достигался посредством разложения противника изнутри; войной, в которой главным 'боеприпасом' была дезинформация, а средством доставки — пропаганда. Это могло сработать, пусть и далеко не сразу — но в этом случае США достигали победы с минимальными затратами.
Свои выводы сделал и финансист — Франклин сохранял ясность ума и навыки гениального аналитика; предложенный им вариант был крайне нестандартен, но, при этом, безусловно направлен к выгоде существующей в США системе.
Толстяку сказанное понравилось намного меньше, поскольку это был план войны, ведущейся альтернативными средствами — но, во-первых, предложенный Рузвельтом план не отрицал подготовки к обычной войне, во-вторых, расходы на него предполагались минимальные — так что доходы магнатов американского машиностроения от производства вооружения не должны были пострадать.
'Ковбой' решил для себя, что стоит посмотреть на результаты, которые даст осуществление предложенной Фрэнком идеи — пока что все сказанное выглядело неплохо, хотя предположения Рузвельта относительно победы СССР в экономическом противостоянии с США ему верилось плохо: практически все возможные конкурентные преимущества были на стороне США, от климата и транспортной связности, до культуры производства и научно-технического потенциала.
Стеттиниус решил, что надо уточнить кое-какие моменты, после чего последовал вопрос: 'Франклин, мне хотелось бы знать Ваше мнение относительно наших отношений с кузенами?'
— Боюсь, я не смогу предложить Вашему вниманию ничего достаточно оригинального, Эдвард — слегка улыбнулся Рузвельт — нам необходимы и положение страны, являющейся эмитентом единственной резервной валюты в свободном мире, и послушные союзники. Добиться этого желательно руками нашего стратегического конкурента — пусть и придется кое-что ему уступить за труды (в РеИ это было проделано во время Суэцкого кризиса — в 1956 году; тогда США отбили у Великобритании и Франции желание проводить самостоятельную политику руками СССР. Ценой этого стали некоторые возможности СССР по контролю Суэцкого канала — на небольшой промежуток времени В.Т.).
— В настоящее время есть одно место в мире, где интересы Великобритании и России всерьез пересекаются — это Ближний Восток, точнее, территории, примыкающие к Персидскому заливу. Ради сохранения контроля над нефтью южного Ирана, части Ирака и договорного Омана кузены пойдут на военный конфликт с мистером Сталиным. Мистер Сталин же пойдет очень на многое ради укрепления своих позиций в этом регионе.
— Вам не кажется, что нельзя позволить русским победить в таком конфликте, мистер президент? — спросил Даллес.
— Аллен, я очень сомневаюсь в том, что русские смогут захватить все территории, примыкающие к Персидскому заливу — просто потому, что транспортная связность северного Ирана с русской метрополией очень мала — спокойно ответил Рузвельт. Максимум возможного для них — захват подконтрольных кузенам территорий в результате удара на юг. Хочу обратить Ваше внимание вот на какой момент — в данном случае захват вовсе не означает контроля. Да, они смогут добывать там нефть и контролировать Ормузский пролив — но хлопот с местными племенами у них будет в избытке.
— Вы хотите выбить из-под кузенов их опору в виде контроля за значительной долей нефтяных месторождений Ближнего Востока — понял Даллес — и заставить русских тратить ресурсы на новую 'Большую Игру', многократно превосходящую прежнюю — ведь они не смогут отказаться от такого приза, так что будут вынуждены тратиться на сохранение своих позиций на Ближнем Востоке. Но как быть с контролем Советами Ормузского пролива?
— Если нефтяные рынки свободного мира будут контролировать американские компании, не допуская на них русских, то это будет допустимой проблемой — пожал плечами Рузвельт. В конце концов, если русские будут контролировать часть Ближнего Востока, то с ними придется договариваться о разделе сфер влияния в этом регионе — одним из вопросов в этой договоренности надо будет внести режим контроля судоходства в Ормузском проливе.
'Ковбой' оценил сказанное — фактически, Рузвельт предлагал выбить англичан с мирового рынка нефти руками русских, ограничив их рынок сбыта сферой влияния СССР.
Должный вывод сделал и аристократ — прибыли от положения эмитента резервной валюты свободного мира заметно перекрывали возможные прибыли от нефти Ирана и Ирака; конечно, русский контроль Ормузского пролива становился проблемой — но кто сказал, что он будет долгим?
Стеттиниус был не в восторге от предложения Рузвельта дать русским возможность расширить свою сферу влияния — но, с другой стороны, единственным потенциальным конкурентом США среди стран Запада оставалась Великобритания: огромный торговый и мощный военный флот позволяли ей составить конкуренцию на мировом рынке перевозок; мощная промышленность и отлаженные торговые связи позволяли конкурировать на всех товарных рынках; наработанный за два века авторитет фунта стерлингов и доступ к южноафриканскому золоту позволял соперничать с долларом; да, сейчас Англия балансировала на грани экономического коллапса, но возможности восстановить экономику у англичан были — а учитывая их склонность к самостоятельной игре, следовало принять меры, обеспечивающие их послушание на длительный срок, и лучше это было сделать чужими руками.
Дневник генерал-лейтенанта Императорской Армии Фусаки Цуцуми, командира 91-й пехотной дивизии.
Октябрь 1943 года, Северные Курилы.
Сегодня я, генерал-лейтенант Фусаки Цуцуми, воин Божественного Тэнно, начинаю новую главу своего дневника. Позади учеба в военном училище, строевая служба мирного времени, направление в академию Генерального Штаба, с последующим окончанием курса в 1922 году, снова служба мирного времени, теперь уже и строевая, и штабная. Дальше была война — я принял участие в маньчжурском инциденте, будучи начальником штаба 10-й пехотной дивизии. Затем снова был строевой ценз — я убыл в Метрополию, командовать пехотной группой, а, по сути дела, готовить пополнение для моих товарищей, сражавшихся во славу Божественного Тэнно. Мне не выпало счастья лично участвовать в войне за Великую Восточную Азию — когда мои товарищи громили береговых обезьян в Китае и ставили на место надменных гайдзинов, смевших отказывать сынам Ямато в их, дарованном нации Ямато богиней Аматерасу, праве руководить Великой Восточной Азией — а я, тем временем, всего лишь, делал из зеленых новобранцев настоящих солдат Императора.
Два месяца назад я узнал о чести, которую собиралось оказать мне командование — руководство Императорской Армии планировало усилить группировку наших сил на северных Курильских островах, нацеленную на Камчатку; и считало нужным вверить эти войска под мое командование.
После ознакомительной работы, которую я провел в Военном Министерстве и Генеральном Штабе, стали ясны стоящие передо мной задачи. Изначально наша группировка на Северных Курилах была острием меча, направленного на пока принадлежащую русским Камчатку. Соответственно этой задаче и производилась подготовка театра, если так можно назвать два небольших острова — Шумшу и Парамушир. Армия развернула на островах строительство укреплений, позволявших развернуть и укрыть от возможных воздушных налетов русских группировку, предназначенную для захвата Петропавловска-Камчатского — равно, эти укрепления позволяли обычному гарнизону островов отбить русский десант, в том маловероятном случае, если русские посмеют ударить первыми. Были построены аэродромы для армейской авиации, позволявшие как осуществить воздушное наступление на Петропавловск, поддерживая десант, так и сорвать русский десант. Свои меры предпринял и Флот — на островах были построены две неплохо оборудованные и укрепленные базы легких сил флота, Катаока — на Шумшу, и, Кавасибара — на Парамушире, позволявшие контролировать русскую морскую трассу в Петропавловск через северные Курильские проливы, а, при необходимости — отправить на дно ничтожные силы русского флота, базировавшиеся на Камчатке. Кроме того, флотские построили два аэродрома — один для истребителей и бомбардировщиков, второй, на озере, расположенном на Шумшу, был гидроаэродромом.
Сейчас же, в свете тревожных новостей, приходивших из Европы, задача временно менялась — причем, точки зрения Военного Министерства и Генерального Штаба, в этом вопросе несколько расходились. В Военном Министерстве помнили о блестящих победах Вермахта над многочисленной, но плохо умеющей воевать Красной Армией — и, соответственно, считали, что наши немецкие союзники еще не сказали своего последнего слова в европейской войне, поэтому считали необходимым сохранить постановку перед вверенной мне группировкой наступательных задач, просто на время они должны были отойти на второй план; в Генеральном Штабе же считали, что стратегическая обстановка для Германии безнадежна, поэтому упор должно делать на оборонительные задачи — наступательные же были возможны только при очень благоприятном развитии событий.
Суть новых задач заключалась в совершенствовании северной части оборонительного периметра Империи Восходящего Солнца, в частности, в превращении Северных Курил в неприступный форпост Империи, надежно прикрывающий дальние подступы к Хоккайдо, и, при необходимости, осуществляющий блокаду Камчатки.
