К этому времени к минному полю подошла вторая волна — и доблестно пошла вперед, на убийственный огонь русских пулеметов и зенитных автоматов, ведших прицельный огонь по нашим цепям, освещенным осветительными ракетами и минами. Храбрые воины второй волны доблестно погибали под знаменами Божественного Тэнно, полностью расчистив минное поле и проложив тем самым путь третьей волне, к этому времени преодолевшей пространство, на котором ранее находились русские мины.
Солдаты третьей волны вступили в бой в заведомо неблагоприятных условиях — русские пулеметы не были подавлены, с флангов по ним били малокалиберные зенитки и крупнокалиберные пулеметы; но они сумели броском преодолеть простреливаемое пространство и вступить в ближний бой с советской морской пехотой, имея к этому моменту примерно двухсполовинойкратное численное превосходство.
То, что произошло на высотах, не имеет аналога в славной истории Императорской Армии — русские морские пехотинцы буквально истребили наших доблестных воинов за считанные минуты, которые были в их распоряжении до подхода подвижной группы.
Уже находясь в плену, я попросил русское командование об оказании мне двух милостях — возможности узнать о подробностях этого боя и совершении сеппуку. Во втором мне отказали, мотивировав это тем, что разрешить мне сеппуку может только Тэнно — русское же командование не считает себя вправе посягать на его прерогативы; в первом же генерал-майор Куников пошел мне навстречу, разрешив мне ознакомиться с русскими документами и побеседовать со своими подчиненными, участвовавшими в этом бою — но лучше бы было для меня, если бы он этого не сделал, поскольку такого унижения я не испытывал никогда в своей жизни. Мне был возвращен мой переводчик, также русские разрешили участвовать в этом импровизированном исследовании моим начальнику штаба и начальнику оперативного отдела.
Желая быть истинным самураем до конца, одним из неотъемлемых качеств которого является правдивость, хочу заявить: русские не лгут, когда утверждают, что двенадцать сотен их морских пехотинцев уничтожили более 11 тысяч воинов Тэнно; более того, эти русские воины сначала перебили более трех тысяч наших пехотинцев в штыковом бою за неполных пять минут, потеряв при этом шесть десятков своих убитыми и ранеными — а, потом, сожгли 39 наших танков и перебили почти тысячу триста пехотинцев и саперов, ценой потери еще сорока своих товарищей убитыми и ранеными.
Это страшная истина для воинов Ямато — но она именно такова — два батальона русской морской пехоты, имея лишь штатное вооружение, без малейшей поддержки авиации, артиллерии и танков, в ближнем бою уничтожили четыре с половиной полнокровных кадровых батальона пехоты Императорской и две с лишним полнокровные танковые роты; их потери составили два взвода убитыми и ранеными. Можно выразиться иначе — за каждого убитого или раненого в ближнем бою на высотах 165 и 171 советского морского пехотинца Императорская Армия заплатила сорока пятью своими воинами.
Сразу хочу высказать свое мнение — воины Ямато до конца исполнили свой долг; в этом позоре виновен только один человек — это генерал-лейтенант Императорской Армии Фусаки Цуцуми, недостойный слуга Божественного Тэнно, то есть я. Я, и только я, виновен в том, что не смог вовремя распознать истинную силу русских воинов — нет вины моих подчиненных в том, что они не смогли победить такого врага, поскольку даже самый доблестный самурай не в силах противостоять землетрясению, цунами или равной им силе — но мой долг командира состоял и в том, чтобы своевременно определить то, что русские десантники являются непреодолимой силой.
Сборник 'Великая Отечественная война в воспоминаниях военнослужащих' АИ МВ, М., Воениздат, 1975 г.
'Десант на остров Шумшу — беседа с главстаршиной Тюлениным'.
Составитель — Сергей Гаврилович, что Вам больше всего запомнилось в этом десанте?
Тюленин — Во-первых, идеальная организация десанта, во-вторых, ночной бой на высотах 165 и 171.
С. — Вы ведь участвовали и в форсировании Днепра, и в захвате Зееловского плацдарма — эти операции были организованы хуже?
Т. — Они были хорошо организованы, грех жаловаться — но, дальневосточные десанты проходили на качественно ином уровне организации, где была предусмотрена каждая мелочь. Например, на Зееловском плацдарме нам приходилось отбивать атаки немецких танков, имея самым сильным противотанковым средством трофейные немецкие зенитки калибром 88-мм и 105-мм — наши штатные 'Осы' и 'Рыси' не могли бороться с немецкими тяжелыми танками на средних дистанциях. На Шумшу все было совсем по-другому — для дневного боя у нас была поддержка тяжелых танков и САУ, для ночного боя были запасены трофейные немецкие 'фаустпатроны', из расчета две штуки на каждого бойца, помимо штатных 'Рысей'. На Зееловских высотах мы далеко не сразу получили поддержку нашей авиации — наши наступающие войска оторвались от старых аэродромов, а летчики не успели перебазироваться на новые, так что первые двое суток нас поддерживали только летчики Дальней Авиации, но не штурмовики и не пикирующие бомбардировщики. На Шумшу все было иначе — между вызовом авиации и нанесением удара по японским позициям проходило от 5 до 20 минут, в зависимости от того, была свободна дежурная эскадрилья, барражировавшая в воздухе, или надо было дождаться ее взлета после дозаправки и подвески боекомплекта с аэродрома на мысе Лопатка. Намного лучше работали и корректировщики, что авиационные, что артиллерийские. Намного лучше было со связью — на Зееловских высотах у нас было по одной УКВ-радиостанции 'хенди-токи' на взвод, на Шумшу — имелось по две радиостанции 'Ветерок', это отечественный аналог 'хенди-токи', только намного лучшего качества, на отделение. Вообще, очень кстати были полученные нами водонепроницаемые чехлы для раций — надеть их было минутным делом, и, можно было спокойно форсировать местные речки, не опасаясь подмочить радиостанции. Очень здорово все было продумано с артиллерийской поддержкой — тяжелые мортиры надежно разносили японские доты. Отлично работали тыловые службы — у нас не было перебоев ни с чем, от вывоза раненых с передовой до доставки боеприпасов и горячей еды.
С. — Сергей Гаврилович, Вы упомянули ночной бой за высоты, ставший центральным событием десанта на Шумшу. Чем он Вам запомнился?
Т. — Многим — и хорошей подготовкой к нему, и нашими действиями в бою, и, конечно, поведением японцев. Сразу все и не расскажешь — наверно, надо рассказывать по пунктам.
Итак, первое — подготовка к бою. Высоты мы заняли к 11 часам утра — именно заняли, отстреливаться там уже было некому, когда начали окапываться, нашли два десятка лежавших без сознания японцев — и тут же начали готовиться к обороне. Пришлось восстанавливать японские позиции, все же это было намного легче, чем копать 'с нуля', тем более что почва на Шумшу каменистая, так что окапываться там тяжело. Подходы к японцам были довольно удобными для атакующих — луговое разнотравье, разве что камней многовато; так что возможности для атаки были хорошими, в смысле удобства местности.
Где-то к четырем часам мы закончили оборудование окопов полного профиля, как раз в это время наши заканчивали высадку второго эшелона. Танкисты и самоходчики, вместе с нашим батальоном резерва, остались где-то в километре западнее высот — ну им и не надо было занимать жесткую оборону, они были маневренным резервом, это было понятно. Параллельно оборудовали пулеметные точки, позиции минометов и зенитных автоматов — у нас, помимо штатного вооружения, было очень много трофеев. Мы любили ставить немецкие пулеметы МГ-42 на свои автомобили, благо ремонтники наловчились делать турели для них; кое-кто из ребят, еще после Днепра — мы тогда захватили немецкий аэродром, попробовал снимать с бомбардировщиков Не-111 кормовую турель с 20-мм короткоствольной автоматической пушкой — и прилаживать ее на тяжелые грузовики и тягачи. Получилось неплохо — можно было и по самолетам врезать, ну а немецкий станковый пулемет, даже в дзоте, подавлялся буквально двумя-тремя очередями. Мы вошли во вкус — и, тут нашему батальону достались целенькими три бронетранспортера 'Ганомаг', вооруженных счетверенной 20-мм установкой, были у немцев такие эрзац-ЗСУ. Штука оказалась очень удобной — после этого и остальные батальоны начали прибирать к рукам немецкие БТР и зенитные автоматы, ну а ремонтники приладились ставить эти зенитки на БТР.
С. — А как к этому относилось командование, трофеи ведь полагалось сдавать?
Т. — Спокойно относилось. Вообще было принято, что пусть трофеи работают по бывшим хозяевам, а не пылятся на складах, поэтому командование делало вид, что не знает о не сданных трофеях — ну а мы держали трофеи подальше, чтобы командиры могли без помех 'закрывать глаза' на наше творчество. Мы многое использовали — от снайперских винтовок и 'фаустпатронов' до зениток и бронетранспортеров.
Так вот, возвращаясь к бою на высотах — где-то во второй половине дня комбат собрал ротных и взводных командиров, и приказал им дать личному составу отдохнуть, поскольку возможна ночная атака самураев. Уж не знаю, то ли наши командиры так просчитали самураев, то ли у них в штабе сидел наш Штирлиц.
С. — Вы думаете, там поработала наша разведка?
Т. — Точно, конечно, не знаю — кто бы мне стал докладывать — но, 'солдатский телеграф' никаким приказом отменить невозможно, так что мы знали о всеобщем удивлении нашего командования подробной, точной информацией о противнике: артиллеристы и летчики получили подробные схемы японских укреплений; танкисты и самоходчики знали все о японских танках — у меня земляк нашелся в танковом полку, он рассказывал, что им прямо сказали, сколько у японцев танков, каких и где; да и наши командиры изумлялись, насколько подробная информация пришла из штабов по японским гарнизонам. Понимаете, нормально, когда о враге знают от силы половину — тут стоит такая-то дивизия, тут у них первая линия обороны, тут — вторая; но, чтобы знали о враге в таких подробностях — такого не было. Венцом всего был строжайший приказ брать в плен японских офицеров — тут народ, помню, начал переглядываться, всем все стало понятно, есть там наш разведчик, и, ясное дело, не рядовой.
Так вот, в пять часов нам приказали три часа отдыхать, кроме часовых и дежурных у огневых средств. В восемь покормили ужином — а потом мы разгружали подвезенные боеприпасы. Там было все — от патронов к автоматам и пулеметам до минометных мин и огромного количества 'фаустпатронов'. Взводный приказал разобрать их, по две штуки на каждого — и объяснил, что возможна ночная танковая атака самураев, без артиллерийской подготовки. Соответственно, придется бить их на короткой дистанции. Дело было знакомое — на Зееловских высотах мы сожгли немало немецких танков из трофейных 'фаустпатронов', тактика была давно отработана. Еще нам подвезли изрядно немецких 'шпринг-мин' — мы еще мысленно посочувствовали саперам, им же землю копать, чтобы все это поставить.
Наши командиры, дождавшись вечерних сумерек, когда еще видно, что происходит вокруг, но наблюдение издалека уже очень затруднено, приказали саперам минировать подступы к высотам. Мы были на подхвате — работы было изрядно, несмотря на то, что был выбран упрощенный вариант минирования, со 'шпринг-минами' на колышках. Наши саперы минировали сектор в 270 градусов, оставив свободным подход с запада. Минировали участок шириной в триста метров, начинавшийся в четырехстах метрах от наших позиций. Тут стало ясно, что задумало наше командование — если самураи пойдут в ночную атаку, то половина точно ляжет на наших минах, которые туманной курильской ночью черта с два разглядишь, а у нас будет достаточно времени, чтобы пострелять на звуки разрывов, поскольку быстро по минам не побегаешь — точнее, попытаться можно, но недолго. Ну и, соответственно, пехота оторвется от танков, так что можно будет бить японцев по частям.
Мы едва успели закончить минирование до наступления полной темноты, когда легче легкого было бы подорваться на собственных минах. Вернувшись на позиции, мы пополнили боекомплект — причем командиры прямо приказывали нам брать побольше патронов и гранат. После этого нам снова приказали отдыхать — кроме дежурной смены.
С. — Сергей Гаврилович, скажите, пожалуйста, а что Вы чувствовали, ведь враг был незнакомый?
Т. — Предбоевой мандраж был, конечно — но, в основном, была спокойная уверенность в своих силах. Поймите, нам в процессе подготовки столько рассказывали о самураях, что их никак нельзя было назвать незнакомым врагом — от нас ничего не скрывали, прямо отвечая на вопросы. Да, японцы были неслабым врагом — но, и до нас, и до немцев им было очень далеко. Да, в принципе они могли победить нас, завалив трупами — при десятикратном перевесе в силах. В той ситуации, которая была тогда на высотах, могло быть трехкратное превосходство, могло — пятикратное, но не больше. Так что проиграть бой мы никак не могли — это было невозможно, поймите это.
С. — Сергей Гаврилович, так что же с самим боем?
Т. — Ночью сгустился туман — на Курилах туманы вообще в порядке вещей, это край туманов. Видимость была метров 20-30. Мы успели по очереди поспать часа по четыре, неплохо отдохнув. Я как раз сменился с поста, это было около четырех утра, как раздались взрывы мин, отлично слышимые даже через туман. Тревогу поднимать не было нужды — все и так проснулись мгновенно. Примерно через минуту после начала взрывов донесся рев 'Банзай' — ну, кто бы сомневался, что за 'гости' к нам пожаловали. Наши огневые средства открыли огонь в пристрелянных еще днем секторах — понятно, что мы подсветили местность осветительными ракетами и минами, но, все-таки, туман был довольно густым, так что огонь был менее эффективным, чем днем. Потери японцы понесли, и очень большие — но, меньшие, чем могли бы быть, поскольку мы просто не смогли разместить все свои огневые средства на этой небольшой высотке. Там хватило места едва полусотне пулеметов и минометной батарее — а ведь у нас было хорошо за сотню пулеметов, с учетом трофеев, да два десятка стволов 20-мм автоматических зениток на семи бронетранспортерах. Эту нештатную батарею ЗСУ комбат вывел в мобильный резерв. Взрывы мин звучали уже непрерывно — можно было представить, какие потери несут японцы.
И можно представить, как взрывающаяся под ногами земля влияла на их боевой дух — при их привычке бегать в атаку то ли густыми цепями, то ли редкой толпой, каждая мина скашивала не один десяток самураев. Крики раненых, непонимание происходящего — такое изрядно давит на нервы. К их чести, они не струсили — и продолжали идти вперед.
Короче, они прошли через заминированный участок, поднялись по склону, через огонь пулеметов, под конец бивших почти что в упор — и схлестнулись с нами в ближнем бою.
И тут началась бойня — мы их резали, как волки овец.
С. — Простите, Сергей Гаврилович, не сочтите за недоверие к Вашим словам, но как такое стало возможно? Возможно, Вы не в курсе, что японцы утверждают, что они очень хорошо готовили своих солдат именно к ближнему бою, обучая их и штыковому бою, и так называемым боевым искусствам?
