Фон Фёлькерзам мысленно одернул себя, закончив с бесплодными мечтаниями — он сам был исключительно сухопутным диверсантом, не имевшим никакого опыта операций на море; к слову сказать, соответствующей подготовки он и его люди не имели — специальной техники в его распоряжении не было.
Оставалось констатировать очевидный факт — переиграть красных обычными методами невозможно; единственным шансом на победу становился план, рассчитанный на запредельную наглость — и не предусматривающий отхода.
Барон изначально философски относился к перспективе ранней смерти, хотя и любил жизнь во всех ее проявлениях — человеку, рассчитывающему умереть от старости в своей постели, вряд ли стоит избирать для себя профессию диверсанта — так уж его воспитали. Конечно, ледяная иголочка кольнула его в сердце — ему не хотелось умирать, а хотелось жить, получая удовольствие от вкусной еды и напитков, вида неба, моря и земли, женских ласк и многого другого, что и составляет само понятие 'жизнь'. Вот только, в отличие от многих других людей, фон Фёлькерзам не желал жизни любой ценой — ему нужна была жизнь настоящего аристократа, в изначальном значении этого термина: это значит, что барон хотел жить воином и вождем воинов, оплачивающим свои власть и привилегии смертельным риском и кровью поверженных врагов. Да, на этом пути более чем реальна была ранняя смерть — но Адриан фон Фёлькерзам предпочитал смерть в бою долгому существованию обывателя, не знающего вкуса крови, счастья преодоления собственного страха и слабости, торжества победы над врагом.
— Что же, значит пришел мой черед — спокойно констатировал барон фон Фёлькерзам, в памяти которого всплыли лица друзей и сослуживцев, сложивших головы на пути от Буга до Кубани — и от Кубани до Одера; воинов Германии, до конца исполнивших свой долг перед Фатерландом — и ни в чем не посрамивших своей чести.
Приняв решение, Адриан фон Фёлькерзам начал искать решение, позволяющее использовать фактор внезапности — и благодаря этому нанести максимальный урон красным.
Ответ нашелся на удивление быстро — подсказкой послужила операция воздушных десантников, одной ротой захвативших прекрасно укрепленный форт Эбен-Эмаэль. Само собой разумеется, о слепом копировании речи быть не могло — надо было вывести из строя несколько объектов, находившихся на приличном расстоянии друг от друга, да и противник ни количеством, ни качеством не шел ни в какое сравнение с толстозадыми бельгийскими бюргерами, только что призванными в армию из резерва.
С учетом количества и качества вражеской авиации и зенитной артиллерии, фон Фёлькерзам сразу отказался от дневного варианта операции — можно было не сомневаться в том, что транспортники с десантом или буксировщики с планерами будут сбиты до выхода на цель. Оставался вариант ночной атаки — и надо было выбирать между парашютным и планерным десантом. Поскольку Петропавловск расположен на довольно узкой полосе между морем и сопками, то можно было не запрашивать метеорологов — и так было очевидно, что там есть постоянные и, наверняка, весьма не слабые, воздушные потоки, гарантированно разбрасывающие парашютистов на большой площади; если добавить к этому реалии ночного боя, то, можно было констатировать, что парашютная высадка гарантирует потерю управления в самом начале боя, ставя под сомнение достижение требуемого результата.
Проработав с заместителем черновой вариант операции, барон попросил приема у майора Инукаи. Майор принял его незамедлительно. Доложив план, фон Фёлькерзам стал ждать реакции своего нового командира.
— Вы предложили хороший план, господин барон — это может сработать, поскольку красные, скорее всего, не ждут от нас такой наглости — высказал свое мнение Инукаи. Дополнительным фактором, могущим способствовать успеху, является то, что значительная часть русских не имеет боевого опыта — а фронтовики могут несколько расслабиться, находясь в тылу.
Майор понимал, что предложенный фон Фёлькерзамом план не сочетается с их основным планом массированного удара авиации по Петропавловску — но, во-первых, он не собирался посвящать барона в замыслы заговорщиков, во-вторых, было очевидно, что предложенный немцем план является лучшим из возможных. В любом случае, два несовместимых плана были лучше одного, поскольку заговорщики получали некоторую подстраховку своего основного плана.
Что же касалось практического воплощения плана, то майор склонялся к нанесению удара всеми силами по аэродромному узлу — вопреки мнению многих сослуживцев, Инукаи был склонен серьезно относиться к русской авиации; разведчик скептически относился к версии 'Русские летчики завалили Люфтваффе своими трупами', столь популярной среди японских офицеров. И если существовала хотя бы десятипроцентная вероятность того, что он прав — и русские, усвоив жестокие уроки 1941-1942 годов, превзошли немцев в воздушной войне так же, как они сделали это в танковых операциях, в чем не сомневался никто из опытных офицеров — то массированного удара советской авиации следовало опасаться, принимая все меры предосторожности.
Вариант высадки планерного десанта майор одобрил безоговорочно — помимо перечисленных фон Фёлькерзамом причин, была еще одна — в Императорской Армии было очень мало учебных центров парашютной подготовки (собственно, для немногочисленных воздушно-десантных частей и еще менее многочисленных частей специального назначения больше и не было нужно); появление же в одном из таких центров несомненных пехотинцев — но, подготовленных отнюдь не по стандартам линейной пехоты — вызвало бы насколько живой, настолько и нежелательный интерес. Появление же на северных Курилах армейских планеров и самолетов-буксировщиков можно было залегендировать необходимостью переброски срочных грузов — легенда, конечно, не блистала совершенством, но майор, не без веских на то оснований рассчитывал на то, что недоброжелатели 'квантунцев' резонно решат, что из личного состава третьесортной пехотной дивизии, не имея хороших инструкторов, вряд ли возможно подготовить настоящих воздушных десантников.
Оставалось выяснить, на какие планеры и буксировщики можно рассчитывать — что майор и сказал барону, честно признавшись в том, что он некомпетентен в этом вопросе. Фон Фёлькерзам, пожав плечами, сказал, что придется брать, что будет — но, лучше бы, если бы в планер целиком помещалась группа из 12 человек (в АИ барон переформировал разведроту в соответствии с проверенной опытом структурой 'Бранденбурга' В.Т.), вместе с грузом взрывчатки и средств взрывания, ручных гранат, боеприпасов к стрелковому оружию. Подумав, барон попросил узнать, есть ли в Японии аналоги германских 'панцерфаустов' — гранатометы очень бы пригодились в этой операции, став незаменимым средством для уничтожения дотов и дзотов, поджога складов ГСМ.
Через две недели майор, получив информацию от своих друзей, ввел фон Фёлькерзама в курс дела: возможно было получение новейших тяжелых планеров Ку-8-II, грузоподъемностью до 1,5 тонн (Ку-8-II, он же тяжёлый транспортный планер армейский тип 4 — принят на вооружение Императорской Армии в 1944 году; при нормальной загрузке брал до 20 экипированных солдат, или легкое орудие с расчетом В.Т.); буксировался этот планер устаревшими тяжелыми бомбардировщиками 'Мицубиси' Ки-21. Друзья Инукаи брались обеспечить выделение 20-25 планеров и двух эскадрилий буксировщиков — но, с опытными пилотами и умелыми планеристами были проблемы; те, кто имелся, могли обеспечить дневнык транспортные полеты, но высадка ночного десанта требовала и навыка ночных полетов, и очень точного расчета. Конечно, можно было провести дополнительную подготовку летчиков и планеристов — благо, время у заговорщиков пока что было — но сделать это, не привлекая лишнего внимания к нестандартной подготовке экипажей военно-транспортной авиации было непросто. Кроме того, надо было отобрать планеры лучшего качества и провести капитальный ремонт донельзя изношенных самолетов. В общем, Инукаи мысленно поблагодарил богиню Аматерасу за то, что немец предложил свой план заранее — хлопот с материально-техническим обеспечением предвиделось сверх всякой меры, и это при могущественной поддержке вышестоящих.
Но, невзирая на все препятствия, подготовка к операции шла — фон Фёлькерзам и его люди обучали роту; друзья Инукаи обеспечивали подготовку пилотов и планеристов, перебрасывали необходимое вооружение и снаряжение — им удалось даже раздобыть две сотни гранатометов из первой партии выпущенных в Японии 'панцерфаустов', большая часть которых была использована на тренировках; агенты собирали информацию о русских объектах. В общем, чем дальше, тем больше майор утверждался в мысли, что шансы на успех хороши — надо было только определиться со временем проведения операции, но это нужно будет сделать в последний момент.
''Зеро!' Японская авиация во Второй Мировой войне' Хорикоши Дзиро, Окумия Матасаки М. Воениздат, 1965 г. АИ МВ.
Первое сражение за Марианские острова.
К середине 1943 года стало очевидно, насколько наши самолеты, блистательно сражавшиеся в 1941 — первой половине 1942 года, отстали от новейших самолетов американцев. Печальные итоги боев 'Зеро' с 'Лайтнингами' и 'Корсарами' говорили сами за себя. Наши конструкторы делали все, что было в их силах — но качественно изменить ситуацию было не в их силах, поскольку Империя не имела авиационных двигателей, равных американским, и, наша авиационная промышленность испытывала жесточайшую нехватку высококачественных конструкционных материалов.
Положение удалось выправить благодаря поставкам наших союзников-немцев. В первом конвое, пришедшем из Германии, находились 300 двигателей БМВ-801 новейшей на тот момент модификации D-2 и техническая документация для их производства — немцы также продали нам ключевые станки и оснастку, необходимые для их производства. Во втором конвое, проведенном из Европы, помимо 100 новейших истребителей ФВ-190 А-8 находились 750 двигателей БМВ-801 D-2, и, самое главное, техническая документация, необходимые станки и оснастка для начала производства ФВ-190 А-8 и G-8 в Японии.
Использовав немецкий двигатель ВМВ-801, доктор Дзиро Хорикоши совершил конструкторский подвиг, за четыре месяца создав новый базовый истребитель завоевания господства в воздухе А7М 'Реппу' ('Ураган' Прим. Пер.). Полным ходом шли работы по палубной версии нового самолета, создававшейся в версиях истребителя завоевания господства в воздухе и истребителя-бомбардировщика.
Кроме этого, немцы продали нам техническую документацию на пилотируемую крылатую ракету 'Рейхенберг', находившуюся в то время в разработке — к ее испытаниям они так и не успели приступить. Эта ракета была отобрана нашей технической миссией по одной причине — это было оружие, способное одним попаданием тяжело повредить или даже потопить современный линкор или тяжелый авианосец.
Появление 'Рейхенбергов' стало причиной жаркой дискуссии в высшем руководстве флота. Дело было в том, что шансы на спасение пилота были ничтожны, едва ли один шанс из ста, так что их отправка на задание означала практически верную смерть. Такого история Императорского Флота еще не знала.
Вице-адмирал Ониси Такидзиро, живая история и живая легенда морской авиации, один из первых морских летчиков Империи Ямато, один из создателей ВВС Флота, всегда придерживался той точки зрения, что боевое задание должно быть выполнено даже ценой собственной жизни. Его книгой 'Боевая этика императорского военно-морского флота' зачитывались юные курсанты и молодые офицеры. Вице-адмирал Ониси отличался насколько волевым, настолько и независимым характером, что часто приводило его к конфликтам с руководством — и в этот раз он пошел вопреки мнению большинства адмиралов, отстаивая ту точку зрения, что генеральное сражение за оборонительный периметр Империи должно быть выиграно любой ценой, в том числе, и отправкой нескольких сотен летчиков Флота на верную смерть. Адмирал Ониси был твердо уверен в том, что недостатка в добровольцах не будет — он брался лично обратиться к морским летчикам, разъяснить им суть задания, и предложить вызваться добровольцам.
Его самым горячим оппонентом был один из ближайших сподвижников адмирала Ямамото и один из самых выдающихся штабных офицеров Императорского Флота, вице-адмирал Фукудомэ Сигеру. Вице-адмирал Фукудомэ считал, что нет нужды прибегать к столь отчаянной тактике, посылая доблестных воинов Флота в атаки, из которых нет шансов вернуться.
Вице-адмирал Ониси сумел переубедить всех своих оппонентов, используя в качестве аргумента слова, сказанные начальником МГШ адмиралом Нагано после утверждения плана операций в 1941 году: 'Мы пришли к общему мнению, что если мы не начнем войну сейчас, нация погибнет. Однако она может погибнуть и в результате войны. Следует помнить, что падение государства без сопротивления будет позором.
В такой безнадежной ситуации выживание можно обеспечить, только сражаясь до последнего человека. Тогда, даже если мы проиграем, потомки получат в наследство наш дух, который будет вдохновлять их на защиту родной страны.
На войне солдат должен просить об одном: дать ему возможность драться во имя императора. Мы будем сражаться до последней капли крови' (это реальная цитата В.Т.).
Оперируя информацией о строительстве кораблей основных классов, ведущемся в США, ценой величайших усилий добытых нашей разведкой, и сравнивая ее с нашими усилиями, вице-адмирал Ониси сумел доказать своим оппонентам, что пришло время бросить на чашу весов даже такое отчаянное средство, как 'специальные атаки'.
По иронии судьбы, оппоненты в этом споре и коллеги в разработке операции начального этапа войны (адмирал Фукудомэ был в то время начальником штаба Объединенного флота, адмирал Ониси — начальником штаба 11-го воздушного флота, совместно с Гэнда Минору разрабатывавший удар по Перл-Харбору Прим. Авт.), стали основными разработчиками и руководителями плана действий базовой авиации в первой битве за Марианы.
Вице-адмирал Фукудомэ возглавил лучшее соединение базовой авиации Императорского Флота — 2-й воздушный флот, в то время базировавшийся на островах Кюсю, Окинава и Формоза. Вице-адмирал Ониси занял пост начальника штаба 2-го воздушного флота, оставив за собой руководство соединением 'Божественного ветра'.
Именно на этих двух выдающихся адмиралов Японии лег груз по перевооружению и переучиванию личного состава вверенного им соединения на новую технику, разработку новой тактики, обучению личного состава — от рядовых летчиков до штаба соединения.
Вопреки многочисленным инсинуациям, столь охотно подхватываемым западными историками, в корпус 'специальных атак' никого не зачисляли против его воли — наоборот, всегда давалась возможность отказаться. Более того, даже при наличии желания, в 'камикадзе' было категорически запрещено зачислять единственных сыновей (по нормам японской этики, им должно было заботиться о родителях в старости — сыновний долг самураи ставили выше долга перед императором Прим. Пер.) и отцов семейств (их долгом, по нормам японской этики, была забота о несовершеннолетних детях и супруге, матери их детей — отцовский долг самураи ставили не ниже долга перед императором Прим. Пер.) (соответствует РеИ В.Т.).
