Служба в частях особого назначения отвечала всем граничным условиям, сформулированным для себя молодым бароном. Смертельным риском его было не испугать — рожденный и воспитанный для того, чтобы властвовать над людьми, он с детства усвоил правило, гласящее 'Ценой власти является смерть, в том случае, если властитель ошибется'. Что же касалось тяжелого труда, то он знал и другое правило 'Командир должен быть лучшим из воинов' — и труд воина был почетен для потомка древнего рода.
Результаты убедительно доказывали правильность сделанного выбора — барон служил так, что его командиры в полку 'Бранденбург-800', не замеченные в восторженном отношении к СС, не могли не произвести его в лейтенанты — и у них не было лучшего кандидата на должность 'Балтийской роты'. Рейды в тылу русского Северо-Западного фронта доказали его профессионализм, так что дальнейший служебный рост зависел лишь от него самого — и Адриан фон Фёлькерзам сделал все возможное для того, чтобы авантюрный 'Майкопский рейд' увенчался победой.
Вспоминая этот рейд, барон начинал подозревать, что именно тогда удача отвернулась от него. Действительно, он действовал не просто смело и профессионально — а артистично: будучи переброшен через линию фронта с отрядом, состоявшим из пяти полных групп, плюс он сам, со своим напарником, фон Фёлькерзам начал с того, что пользуясь легендой майора НКВД, собрал немаленький сводный отряд из отступающих красноармейцев. Постороннему человеку это могло показаться сумасшествием, но барон точно знал, что делает: в небольшой группе, состоящей из явно хорошо подготовленных бойцов, могли заподозрить немецких диверсантов — но не в отряде, состоящем из уставших до смерти красноармейцев и командиров, своим присутствием надежно маскировавших диверсантов Абвера, численностью превосходящем полнокровный пехотный батальон — таких диверсионных групп попросту не бывает.
Прибыв в Майкоп, барон первым делом отправился в штаб обороны города, доложил о прибытии сводной части — и запросил дальнейших распоряжений. Его расчет оказался хирургически точен — подчиненных им красноармейцев разбросали в качестве пополнения по обескровленным частям, оборонявшим город, а его самого включили в штаб обороны, на что он и рассчитывал — как-никак, с одной стороны, майор НКВД чин немалый, с другой — он ведь не строевой офицер.
Мотаясь с красным генералом, руководившим обороной Майкопа, по городу и окрестностям, фон Фёлькерзам изучил положение дел в городе так, как это не смогли бы сделать никакие агенты — и, самое главное, сумел примелькаться в качестве одного из руководителей обороны города, так что в крититический момент никто бы не усомнился в его полномочиях. Это было именно то, что было необходимо для захвата нефтепромыслов в целости и сохранности — возможность спокойно рассредоточить своих людей по нефтяным приискам в качестве дополнительной охраны, чтобы они в последний момент уничтожили настоящую охрану вместе с саперами, которым был поручен взрыв промыслов (в РеИ произошло именно это В.Т.).
И тут в Майкопе без предупреждения появился шеф русской тайной полиции Лаврентий Берия — не иначе, его притащил сам Сатана. Если бы Берия оповестил о своем приезде, то 'майору Трухину' непременно бы сообщили о прибытии его самого большого начальства — и он бы успел приготовиться. Но Берия свалился, как снег на голову — и фон Фёлькерзам мог только гадать о том, что произошло в штабе обороны города, где оставался его заместитель с двумя группами (стандартная группа 'Бранденбурга-800' состояла из 12 человек В.Т.), и благодарить свою фортуну за то, что он оказался не в самом штабе, но недалеко от него — и смог услышать яростную перестрелку, перемежавшуюся взрывами гранат. Позвонив в штаб, он узнал, что охрана Берии схватилась с немецкими диверсантами — и приказал остальным своим подчиненным немедленно прорываться, пока красные не успели оповестить всех своих об истинной приндлежности 'майора Трухина' и его подчиненных.
Можно было до бесконечности предполагать, на чем прокололись оставшиеся при штабе диверсанты — поскольку информации для анализа все равно не было, это занятие было бесполезным по определению. Самому же фон Фёлькерзаму предстояло заняться 'изготовлением из дерьма конфетки' — сиречь, представлением по начальству убедительных оправданий, способных изобразить несомненный провал почти победой. Задачу облегчало наличие в Майкопе Берии — провал можно было представить неудачной попыткой захватить шефа русской госбезопасности; и нежелание начальства, согласно русскому выражению 'выносить сор из избы', что было бы неизбежно в том случае, если бы руководство Абвера обвинило в провале барона, за которого бы вступилось его эсэсовское начальство — разумеется, не из-за любви и почтению к фон Фёлькерзаму, а используя представившуюся возможность ущемить интересы Абвера.
А, так, все завершилось к всеобщему удовлетворению — командование 'Бранденбурга' и руководство Абвера получило в свое распоряжение убедительную историю охоты на заместителя Сталина, лишь по несчастливому стечению обстоятельств не увенчавшуюся оглушительным успехом; а Адриан фон Фёлькерзам получил звание обер-лейтенанта и Рыцарский крест, открывавшие ему путь к дальнейшему служебному росту — и теперь он мог выбирать между продолжением карьеры в 'Бранденбурге' и возвращением в политическую разведку, точнее, в диверсионные подразделения СС, появившиеся в 'Цеппелине'.
Так что перспективы можно было смело назвать многообещающими — офицер сил специального назначения, кавалер Рыцарского креста, мог рассчитывать на блестящую карьеру в Рейхе, идущем от победы к победе; оснований считать поражение под Москвой чем-то большим, чем досадный сбой, фон Фёлькерзам не имел — нет, в отличие от большинства нацистов, искренне считавших русских недочеловеками, потомок русских генералов и адмиралов, в жилах которого текла и русская кровь, он считал большинство русских ниже немцев, делая исключение для русского дворянства — но уж всяко выше французов, не говоря уже о поляках и румынах. Другое дело, что барон не верил в способность большевиков, уничтоживших старые русские армию и флот, создать Вооруженные Силы, равные Вермахту.
Сталинград стал для фон Фёлькерзама шоком, как и для подавляющего большинства офицерского корпуса Германии — это было невозможно, немыслимо, такой разгром могли устроить победоносные германские войска, руководимые Гудерианом или фон Манштейном, полякам, французам или тем же русским — но не наоборот. Не имеющая аналогов в военной истории Европы катастрофа всего южного фланга Восточного фронта убедила его в том, что не может быть и речи о каком-то случайном стечении обстоятельств — а поражение фон Манштейна на дальних подступах к Сталинграду и разгром 2-го танкового корпуса СС под Харьковом стали последними аргументами, ведь русские сумели во встречных танковых сражениях нанести поражение элитным танковым соединениям Рейха — и сделали это, не имея превосходства в силах.
Барон сделал свои выводы из происходящего — для него, в отличие от многих других, не могло быть и речи о возможности сколько угодно почетного мира с большевиками — он считал необходимым сражаться до конца и победить; исходя из всего этого, вопрос о месте дальнейшей службы отпал автоматически — у СС, в отличие от Вермахта, не было других альтернатив, кроме победы или смерти, слишком плохую репутацию они заработали в России, недаром русские солдаты не брали эсэсовцев в плен. У этого выбора были и дополнительные преимущества — служба в СС почти стопроцентно гарантировала быстрое продвижение по службе и, что немаловажно, служила надежной защитой от внимания быстро приобретшей недобрую славу комиссии '1 февраля'. Фон Фёлькерзам знал и о проанглийских, и о прорусских симпатиях значительной части офицерского корпуса — в своем кругу господа офицеры высказывались достаточно откровенно — но сильно сомневался в возможности массового предательства генералитета, поскольку между сомнениями в необходимости продолжения войны и предательством дистанция огромного размера. Скорее всего, фюрер использовал поражение для окончательного упрочения своей власти, руководствуясь принципом 'Из любого свинства надо суметь выкроить кусочек ветчины' — и, попросту выпалывал генеральскую фронду из Вермахта, ликвидируя остатки фактической автономии армии. Это было понятно — но, со своей стороны, следовало принять все меры предосторожности.
Первоначально фон Фёлькерзам планировал перевестись в 'Цеппелин', благо вакансий там хватало — были и диверсионные школы для изменивших присяге русских военнопленных, были и элитные диверсионные подразделения, одно из которых он вполне мог возглавить; но друзья подсказали ему, что фюрер одобрил идею Гиммлера о создании в составе СС прямого аналога 'Бранденбурга' — это открывало для него еще большие возможности, так что барон предпринял некоторые усилия для того, чтобы попасть в новую часть, благо его послужной список вполне позволял претендовать на должность командира новой части. К огорчению барона, начальником отдела VI S был назначен любимец фюрера Скорцени, бывший более политическим боевиком, чем армейским диверсантом — фон Фёлькерзаму пришлось довольствоваться должностью его заместителя.
Тем не менее, в назначении Скорцени были и свои приятные стороны — отдел, возглавляемый любимцем фюрера, получал все затребованное вне всякой очереди; да и найти общий язык с новым командиром барон смог без особого труда, поскольку они были людьми, имеющими сходных взглядов на жизнь и службу. К сожалению, фон Фёлькерзам был вынужден констатировать, что 'золотые времена' германских диверсантов остались в прошлом — волкодавы СМЕРШ и войск охраны тыла резко снизили результативность забросок в тыл Красной Армии, вкупе с соответствующим повышением потерь. 'Венцом' преследовавших эсэсовских диверсантов неудач стал провал операции по захвату сына венгерского диктатора Хорти, начавшего сепаратные переговоры с красными — неизвестная группа положила лучших специалистов отдела VI S во главе со Скорцени; впрочем, руководствуясь принципом 'Кому выгодно?', нетрудно было вычислить их государственную принадлежность. Самого барона от верной смерти — причем, дважды — спас приступ аппендицита.
Как потом рассказал фон Фёлькерзаму Шелленберг, фюрер был в бешенстве — он не без оснований подозревал измену в пользу красных в рядах СС, требуя найти 'нового Лемана' (имеется в виду Вилли Леман, работавший на советскую разведку — был разоблачен и казнен В.Т.). И одним из немногочисленных подозреваемых был заместитель Скорцени фон Фёлькерзам — человек, принимавший участие в планировании операции, и должный в ней участвовать, но выбывший из состава из-за болезни. От общения с костоломами Мюллера барона спасло стечение обстоятельств и добрая воля Шелленберга — хотя, скорее, бригаденфюрером руководило нежелание увидеть комиссию '1 февраля' во вверенном ему управлении, чем хорошее отношение к гауптштурмфюреру — Шелленберг собрал и представил доказательства невиновности фон Фёлькерзама, заключавшиеся в том, что барон знал первоначальный план операции; когда же Скорцени внес в план существенные изменения, барон лежал под наркозом на операционном столе и не мог ни знать о них, ни, тем более, передать кому-либо эту информацию.
Барон понимал, почему Шелленберг спас его — и, рискуя вызвать гнев окончательно потерявшего адекватность Гитлера, добился его назначения на должность начальника отдела VI S; и понимал, что за услугу придется заплатить. Но он понимал и другое — крах Германии неотвратимо приближался, а фон Фёлькерзам не хотел уходить из жизни с клеймом предателя, не говоря уже о том, что он не считал свои счета полностью оплаченными.
Битва на Одере и переворот Роммеля окончательно расставили все точки над 'i' — теперь надо было думать о том, как выжить в новом мире и расплатиться по еще неоплаченным счетам. Безумный поступок Гитлера поставил крест на сотрудничестве с Ватиканом и сорвал переговоры с Пероном (в РеИ была достигнута договоренность о предоставлении убежища — в банки Аргентины были переведены средства в размере нескольких миллиардов долларов, выделена территория под строительство анклавов, де-факто пользующихся правом экстерриториальности В.Т.).
Сейчас же все будущее 'Черного ордена', членом которого стал фон Фёлькерзам, висело на волоске — их вклады в швейцарских банках находились под угрозой конфискации, возможность найти убежище в Латинской Америке и Испании выглядела несбыточной мечтой — собственно, единственным шансом сохраниться в качестве значимой силы, не превратившись в загнанных зверей, по следам которых неотступно идут охотники, для элиты СС было достижение договоренности с ультраконсервативной, антикоммунистической группировкой элиты США. Но для этого 'Черному ордену' надо было доказать свою полезность — в противном случае, американцы не станут прикрывать эсэсовцев от разъяренных иезуитов и жаждущих возмездия русских. Частью комплекса операций, начатых Шелленбергом еще до окончательного краха Рейха, насколько знал барон, было заключение соглашения с японскими разведчиками-'квантунцами' через контакты отдела VI C об откомандировании немецких специалистов в Японию, где они должны были работать против русских под легендой наемников.
— Впрочем, японцы платят мне и моим людям действительно большие деньги — подумал фон Фёлькерзам — а если называть вещи своими именами — то они выплатили нищему, которым я стал после потери родового имения, накопленного поколениями моих предков состояния, высокооплачиваемой службы, целое состояние, на которое вполне можно купить скромный домик в тихом месте и завести небольшое дело — и обещали платить еще, в зависимости от результатов моей службы.
Барон криво улыбнулся, поймав себя на мысли о возможности жить дальше мелким буржуа — до чего он опустился, допустив для себя такую возможность хотя бы в мыслях.
— Нет, или я проживу свою жизнь германским аристократом — или умру, как полагается умереть воину — пообещал он себе.
Послесловие 3.
Спустя месяц после этого разговора комендант доложил майору о прибытии новой группы переводчиков — и о том, что их старший просит приема у господина майора.
— Хорошо, пригласите его — кивнул Инукаи.
Фельдфебель замялся, что удивило разведчика — промедление в исполнении приказов было для старого служаки делом немыслимым.
— Что-то еще? — осведомился майор.
— Разрешите доложить, господин майор — у этого русского глаза совершенного убийцы — решился фельдфебель. У его подчиненных тоже глаза ниндзя. Прикажете поднять по тревоге комендантский взвод?
— Не стоит — доброжелательно поправил подчиненного майор — реакция коменданта была вполне предсказуема — судя по досье барона, он и должен был производить такое впечатление (в РеИ похожее впечатление производил на японских военных разведчиков Люшков — дававшие интервью в конце 80-х упоминали, что он действовал на окружающих, как змея на птиц; его попросту боялись В.Т.) — это прибыли именно те, кого я затребовал. Благодарю Вас за образцовую службу, комендант — но, все в порядке. Кстати, предупредите всех — прибывший русский и его подчиненные будут инструкторами разведывательной роты.
