После бомбежки над японскими позициями начали работать Ту-2Р, определявшие ранее не выявленные японские огневые точки, благо маскировка была сорвана взрывами авиабомб — и корректировали огонь полковой артиллерии морпехов, уничтожавшей эти огневые точки. Это продолжалось до 20.00 — в сумерках корректировка была уже невозможна, а тратить боеприпасы на ведение беспокоящего огня командир полка счел ненужным.
Впоследствии выяснилось, что эта бомбежка стоила японцам потери более 60% личного состава кадровых батальонов убитыми и тяжелораненными — почти все остальные были контужены, и, почти всей артиллерии.
Японский командир оказался перед неприятным выбором — или отвести уцелевший личный состав и технику в город, сдав нам без боя командные высоты, или — вывести из города ополченцев, чтобы хотя бы частично восстановить главную линию обороны, но, в этом случае он совершенно не был гарантирован от повторения бомбежки, и, как следствие, от ослабления обороны самого города. Он выбрал промежуточный вариант — оставил в ключевых пунктах обороны на высотах боеспособных солдат и офицеров, с частью техники, а остальных отвел в Тойохару.
Это был не лучший для нас вариант — оборона собственно города усиливалась, пусть и ненамного. Но, делать было нечего — раз не удалось спровоцировать японцев на вывод хотя бы части сил из Тойохары, облегчая в будущем бой за город, оставалось только уничтожать тех, кто остался на высотах.
В 9.00 6 мая пикировщики двух полков 219-й бад снова появились над японскими позициями. Надо отдать должное японцам — за ночь они успели хотя бы частично восстановить разрушенное, как доложили экипажи Ту-2Р, обнаружившие утром четыре почти достроенных ДЗОТ, вырытые окопы полного профиля, пулеметные и минометные огневые точки. Другое дело, что на высотах осталась примерно кадровая рота, пусть и усиленная непривычно большим для японцев количеством пулеметов.
К 9.30 пикирующие бомбардировщики заканчивали бомбежку — японские опорные пункты перестали существовать, там остались одиночные солдаты, в большинстве своем раненые и контуженные. В это время 2-й полк поднялся в атаку — к сожалению, бронетехника могла только поддерживать морских пехотинцев огнем, но не броней. К 10.20 на высотах все было закончено — причем самым серьезным препятствием стала местность, а не попытки отстреливаться, предпринятые двумя десятками еще боеспособных японцев. Командные высоты вокруг Тойохары были в наших руках — теперь надо было закрепиться на них, оборудовать позиции, наблюдательные и командные пункты.
К 16.00. начали подходить армейские части — штурмовики, танкисты, самоходчики. Назначенный руководить нашей группировкой, которой было поручено взятие Тойохары, генерал-майор Алимов приказал провести командирскую рекогносцировку. Она полностью подтвердила данные, полученные авиационной разведкой — строго говоря, летчики еще не все увидели — широкие улицы были перекрыты завалами и баррикадами, окна в зданиях заложены мешками с песком, улицы патрулировались. Сюрпризом стало необычно большое количество огнестрельного оружия у японских ополченцев — за время рекогносцировки, в поле зрения наших офицеров, по улицам прошло четыре отряда, численностью от взвода до роты, состоявших из людей в гражданской одежде, почти поголовно вооруженных винтовками; более того, у них имелись и ручные пулеметы Дегтярева ДП-27.
Конечно, это не делало город неприступной крепостью — но, стало ясно, что брать Тойохару придется по всем правилам, действуя строго по Уставу.
Штурм был назначен на следующий день — решено было начать в 10.00, чтобы дать возможность подошедшим частям отдохнуть после продолжительного марша, а экипажам провести осмотр и мелкий ремонт техники.
В 9.00 над городом появились штурмовики 8-й гвардейской шад — к этому времени вся дивизия уже перелетела на аэродромы возле Маоки, обеспеченные всем необходимым. Их задачей было уничтожение баррикад. Удар Ил-2 был страшен — залпы РС уничтожали защитников баррикад, очереди 37-мм пушек и 12,7-мм пулеметов подчищали тех, кто уцелел после осколков РС. Заодно было пресечено и передвижение японцев по городу.
Артподготовка свелась к расстрелу танками и самоходками зданий на окраине, превращенных японцами в долговременные огневые точки.
После этого в город вошли штурмовые группы. Первым эшелоном шли бойцы ШИСБр, второй составляли морские пехотинцы. Действия шли по привычным тактическим схемам — автоматчики и пулеметчики прикрывали бронетехнику от вражеских гранатометчиков (печальный опыт немецких и польских городов, где причиной немалых наших потерь стали немецкие фаустники, не был забыт — тем более, что немцы успели передать японцам технологии производства легких РПГ), тяжелые танки и САУ расстреливали предполагаемые огневые точки со средних дистанций, саперные танки расчищали завалы, огнеметные танки ОТ-54 выжигали позиции японцев на коротких дистанциях.
Вот только противник оказался другим — нет, по уровню военной подготовки японские ополченцы были где-то между немецким фольксштурмом и сформированными по тотальной мобилизации фольксгренадерскими дивизиями, т.е. их выучка не шла ни в какое сравнение с кадровыми частями; но их фанатизму могли позавидовать эсэсовские части.
Именно в Тойохаре мы впервые столкнулись с японскими кесинтай (дословно — 'ударные части', эвфемизм, обозначающий смертников), точнее, со смертниками-противотанкистами. Это были солдаты, которые закрепляли на теле небольшой рюкзак с противотанковой миной и несколькими килограммами тротила — и бросались под наши танки. Так мы потеряли несколько машин — японцы прикрывали бросок своих смертников, иногда, до десятка человек на один наш танк, шквальным огнем, конечно, в японском понимании этого термина, поскольку у них почти не было автоматического оружия. Тем не менее, если бы у нас не было отработанной тактики прикрытия каждого танка и САУ закрепленным за ним маленьким 'гарнизоном' из пяти-шести бойцов (реальная тактика, использовалась в Берлине В.Т.), если бы не планировка Тойохары, с ее широкими прямыми улицами, то, самоубийственная тактика японцев могла бы стать причиной немалых наших потерь. Конечно, против наших бойцов и командиров, имеющих колоссальный боевой опыт, поголовно вооруженных автоматическим оружием, японские ополченцы смотрелись бледно — но, можно только порадоваться тому, что мы узнали о новой японской тактике до того, как ее массированно применили кадровые части Императорской Армии.
Вариантом этой тактики стали попытки подрыва наших танков ополченцами, вооруженными длинными шестами, с закрепленными на них кумулятивными минами. Это было менее опасно, поскольку вся наша бронетехника имела противокумулятивные экраны — мы готовились к массированному применению японцами фаустпатронов. Тем не менее, определенные выводы следовало сделать — обычно в атаку шло от пяти до десяти 'шестовиков', как их назвали наши бойцы, а огнем их прикрывало два-три отделения, как правило, усиленных расчетом ручного пулемета. Но это были плохо обученные ополченцы — в исполнении хорошо обученных солдат кадровых частей, намного лучше оснащенных автоматическим оружием, эта тактическая схема была бы намного опаснее для нас. Но даже ополченцы сумели, используя эту схему, подбить десяток наших танков — и сжечь два саперных танка и один огнеметный.
Выручили нас КВ-54 и ИСУ-152, начавшие со средних дистанций расстреливать все возможные места сосредоточения японских истребителей танков — во многих таких точках наши бойцы видели тела убитых смертников и 'шестовиков', обычных ополченцев.
Изрядной проблемой стали японские снайперы — обычные ополченцы не могли нанести нашим штурмовикам серьезных потерь, и ввиду их качественно иной выучки, и нашей отработанной тактики, и, благодаря их пулезащитным стальным нагрудникам, державшим винтовочные пули на ста метрах. Ближе японцам редко когда удавалось подобраться — экипажи огнеметных танков не жалели огнесмеси, выжигая все узлы сопротивления. Да и тогда японцам далеко не всегда удавалось добиться прямого попадания в нагрудник — а попадания по касательной нагрудник держал и на меньшей дистанции, отлично защищая от касательных ранений. А вот снайперы убили многих наших бойцов и командиров — на их стороне было знание города и подготовленные позиции. Нас выручали дымовые завесы и подготовленные пары снайперов, занимавшиеся охотой на вражеских снайперов — но это помогало не всегда.
Наши бойцы постепенно продвигались к центру города, методично уничтожая узлы обороны — но японское сопротивление не становилось менее ожесточенным. Уже были отмечены случаи, когда ополченцы прятались в одних подвалах с мирными жителями, при осмотре помещений нашими бойцами выдавая себя за гражданских — а после того, как проходил первый эшелон, вытаскивали припрятанное оружие — и стреляли в спину нашим ребятам. Устраивать фильтрацию всем местным японцам, пытаясь отделить мирных жителей от притаившихся диверсантов, было некому и некогда — а оставлять в тылу японские диверсионные группы было безумием, тем более, что дело шло к вечеру, а конца штурму Тойохары не было видно. Ночью же, в горящих руинах, которые представляла собой добрая половина Тойохары, диверсантам было гарантировано полнейшее раздолье — и тут нам не помогло бы ни численное превосходство, ни подавляющее превосходство в выучке и в автоматическом оружии.
Оставалось одно — в 16.15 генерал-майор Алимов приказал командиру 2-го полка морской пехоты выделить людей для того, чтобы выгонять мирных жителей за пределы города под конвоем, отделяя от основной массы возможных ополченцев. За городом следовало оборудовать лагерь для интернированных — насколько это возможно было сделать на скорую руку — с двумя отделениями, для основной массы и для возможных ополченцев.
Морские пехотинцы занялись этим делом — сплошь и рядом японцы, обнаруженные в подвалах, отказывались куда-либо идти, говоря что-то вроде 'Убивайте здесь!', пытались бежать, многие просто вообще не понимали русский язык — приходилось гнать их, угрожая оружием, иногда стреляя в воздух; в общем, работа выдалась малоприятная. Нашлись и диверсанты — генерал Алимов был прав, предположив, что пока проявили себя самые невыдержанные, а основная масса ждет ночи — без малого две сотни японцев пытались атаковать наших парней, идя врукопашную, стреляли и бросали гранаты, прикрываясь мирными жителями. Конечно, наши действовали с подстраховкой — но и она спасала не всегда, поскольку, например, невозможно заранее вычислить мерзавца, неожиданно бросающего гранату из толпы гражданских. Диверсантов перебили всех — но, при этом погибли 27 наших моряков, более ста были ранены; и, к сожалению, погибли более 600 человек мирных жителей. Хватило работы и тыловикам — из ничего за полтора-два часа импровизировать лагерь для интернированных, это еще та работенка; а ведь японцев еще чем-то надо было накормить. Кое-как справились — огородили поваленными деревьями два участка земли на равнине, вбили колья, натянули трофейную колючую проволоку; с едой выручили трофеи — на товарной станции Тойохары, взятой в начале штурма, нашлись бочки с соленой рыбой, некоторое количество риса. Наши тыловики рассудили так: 'Японцы не в ресторане, так что пусть скажут спасибо и за это'.
К 21.00 тыл наших частей был очищен от диверсантов и местного населения, чей нейтралитет вызывал очень большие и, надо заметить, совершенно оправданные сомнения. Конечно, это не давало гарантии от атак диверсионных групп, сумевших пробраться через линию боевого соприкосновения — но избавляло от уже имеющихся диверсантов в нашем тылу, что было немало.
Ночь прошла нормально — для ночи во вражеском городе, бравшемся штурмом: были перестрелки, работали наши и японские снайперы, велся беспокоящий огонь нашей артиллерией, было около десятка попыток атак нашей бронетехники смертниками и 'шестовиками' — два танка были подбиты, еще полтора десятка таких групп было полностью или частично уничтожено при попытках пробраться в наш тыл.
К утру генерал-майор Алимов подвел итоги первого дня штурма: было занято больше половины города, в том числе, очень важная для нас товарная станция; уничтожено было от половины до двух третей гарнизона Тойохары — но с солдатами кадровых частей 7 мая наши части не сталкивались, а, по крайней мере, две кадровых роты у японцев еще должны были быть. Надо было решить, что делать на следующий день — штурмовать укрепленный центр города, как уже было ясно, обороняемый лучшими подразделениями японцев, таким же порядком, или действовать иначе. Авиаразведка не могла в точности ответить, какова система обороны центра города — а посылать разведгруппы значило послать их на почти верную смерть, Наши потери за прошедший день и так были велики — более 100 убитых, около 500 раненых; а штурм укрепленного центра города, в котором было много капитальных кирпичных зданий, грозил, как минимум, удвоить наши потери.
Был и другой вариант — вызвать пикирующие бомбардировщики, поставив им задачу методично уничтожать одно здание за другим. Это неизбежно вело к полному уничтожению центра Тойохары — но, в случае продолжения штурма по прежней схеме, эти же здания пришлось бы расстреливать из танков и САУ, взрывать и поджигать огнесмесью, чтобы выкурить оттуда японцев. В конечном итоге, результат был бы таким же — но в первом варианте наши потери оказались бы намного меньше, поскольку большая часть японцев оказалась бы похоронена под руинами до того, как смогла бы увидеть наших воинов. Другое дело, что при реализации первого варианта погибло бы намного больше мирных жителей Тойохары, поскольку он был намного менее точечным, если так можно выразиться.
Генерал-майор Алимов колебался — ему не хотелось отдавать приказ, неизбежно приводящий к новым жертвам мирного населения, но и губить наших солдат, моряков, офицеров ради выживания местных японцев ему тоже не хотелось. В конце концов, он решил посоветоваться с замполитом 2-й гвардейской ШИСБр. Высказав свои сомнения, он спросил, какого мнения на сей счет комиссар. Тот высказался однозначно — надо запрашивать удар пикировщиков, добавив, что он устал писать похоронки на наших ребят; а насчет японских гражданских, добавил он, надо подогнать на передовую звуковещательную машину, посадить в нее переводчика, и, пусть он пару часов повторяет, что мирное население может выходить там-то и там-то — кто выйдет, слава Богу, кто не выйдет — их дело; в любом случае, наша совесть будет чиста — что мы могли сделать для местных мирных, мы сделаем, а класть своих ради чужаков — это не ко мне. Генерал согласился с гвардии подполковником — ему было больно отправлять людей на смерть после Победы над Германией, тогда, когда Японии оставались считанные месяцы — это уже было понятно всем, японскому милитаризму приходил закономерный конец.
Под утро запросы в штабы фронта и ТОФ были отправлены — через полтора часа генерал Алимов получил 'добро' на массированный удар пикировщиков по занимаемому японцами центру Тойохары.
В 6.00 к передовой были выведены все четыре звуковещательные машины — попросту, громкоговорители на шасси полуторок — переводчики начали говорить о безопасном выходе гражданских на определенных участках. Не прошло и десяти минут, как по укрытиям, в которых находились звуковещательные машины, был открыт яростный огонь из 50-мм минометов, пулеметов и 70-мм батальонного орудия. Машины пришлось убрать с передовой — было ясно, что оставлять их в пределах досягаемости японцев нельзя. Было несколько попыток перехода линии фронта, предпринятых женщинами с детьми — всякий раз японцы стреляли по ним, причем, на поражение. Почти все попытавшиеся перейти, погибли — спастись удалось только двум женщинам и пятерым детям, проскочившим нейтральную полосу под прикрытием шквального огня, открытого нашими бойцами. У наших парней шокировало такое поведение японцев — в Германии они видели, как стреляли в своих гражданских, пытавшихся спастись, эсэсовцы, но, в таком зверстве никогда не были замечены ни обычные немецкие армейцы, ни, тем более, фольксштурм. Здесь, на их глазах, своих земляков и соседей, вся вина которых состояла в желании выжить и спасти детей, убивали обычные ополченцы.
