Утро 3 мая началось с ударов авиации по пехотным узлам сопротивления на мысах Кокутан и Котомари и высотах 165 и 171. Наши предположения полностью подтвердились — за ночь японцы восстановили разрушенные обстрелом позиции и подтянули туда свежие подразделения, усилив их легкими ПТО и минометами. После того, как штурмовики и пикировщики обработали эти позиции бомбами и напалмом, отстреливаться там стало некому. Свой вклад внесли и эсминцы, совместно с 945-й батареей — было решено, что 'кашу маслом не испортишь', очень уж хорошо с этих позиций простреливался пляж.
Высадка началась в 10.00, когда рассеялся туман — торпедные катера поставили дымовую завесу, а, тем временем, первая рота 1-го батальона высадилась с 12 катеров СВП, вслед за ней шли БДБ с основными силами первого эшелона, включавшего в себя 4 батальона морской пехоты, оба полка тяжелых танков и полк САУ, оба дивизиона 150-мм мортир и один дивизион ЗСУ. С воздуха высадку прикрывали по два полка штурмовиков и пикировщиков, на море ждали целеуказания артиллеристы 'Диксона', эсминцев, БДБ артподдержки. Мы надеялись на то, что японцы, соблазнившись относительной малочисленностью нашего первого эшелона, попытаются контратакой сбросить наш первый эшелон в море — это позволило бы разом уничтожить значительную часть японской пехоты и танков, вынужденных наступать 5 километров по открытой местности, под шквальным огнем тяжелой артиллерии и ударами штурмовиков, что было бы не в пример легче, чем вышибать их из многочисленных укрытий. К сожалению, самураи решили ограничиться минимумом — обстрелять первый эшелон огнем артиллерии. В тех условиях им это дорого обошлось — позиции открывших огонь дивизионных орудий были обнаружены буквально в течение минуты, ведь мы, совместно с летчиками, заранее вычислили наиболее вероятные места расположения орудий — и немедленно накрыты атаками с воздуха и огнем орудий ГК 'Диксона'. Достоверно было уничтожено 21 орудие, но и наши потери были велики — почти 150 человек убитыми и ранеными.
Дальше мы действовали, исходя из принципа 'Не очень быстро, но максимально надежно — и, с минимальными потерями'.
На практике это выразилось в захвате первым эшелоном японских позиций на Котомари и Кокутан (по одному батальону), высот 165 и 171 (два батальона морской пехоты, поддержанные тяжелыми танками и САУ). Полк 'Тюльпанов', совместно с дивизионами 150-мм мортир, обеспечивал огневую поддержку. Таким образом, мы обеспечили безопасную высадку на плацдарм остальных частей бригады, 10-й ШИСБр и частей усиления. Благодаря тому, что большая часть японской артиллерии уже была уничтожена, и, в первую часть, артиллерия большой мощности, высадка проходила практически без огневого воздействия противника. Боевая практика подтвердила уже проверенное на учениях удобство БДБ — баржи подходили вплотную к берегу, а откидывающаяся аппарель позволяла и десантникам сойти на берег, в буквальном смысле слова не замочив ног, и, без хлопот выгрузить тяжелую технику, был бы только подходящий берег. Можно только пожалеть, что у нас не было таких десантных барж, так сказать, 'мастеров на все руки', в десантах 1941-1942 годов, когда при высадке приходилось прыгать в зимнюю водичку, не говоря уже о невозможности выгрузить тяжелую технику вне портовых причалов.
К 16.00 высадка основных сил была завершена — и мы начали наступление. Наша 2-я гвардейская бригада наступала от мыса Котомари вдоль северного побережья, силами трех батальонов при поддержке полка 'барбосов' и двух дивизионов 150-мм мортир, снося слабую — на этом участке — японскую противодесантную оборону. 'Бронегрызы' из 10-й ШИСБр взяли на себя намного более тяжелую часть работы — они наступали от мыса Кокутан на юг. Надо отметить, что побережье Шумшу от мыса Муроками до мыса Иман представляло собой сплошную линию противодесантной обороны, усиленной двумя батареями 75-мм береговых пушек — но это было мелочью, по сравнению с побережьем Второго Курильского пролива, в котором и южный берег Шумшу, и, та часть северного берега Парамушира, где хотя бы теоретически была возможна высадка десанта, представляли собой сплошные узлы сопротивления, усиленные многочисленной береговой артиллерией, и, находящиеся между собой в огневой связи. Поэтому 'бронегрызы' наступали всей бригадой, имея огневую поддержку и 'Тюльпанов', и обоих тяжелых мортирных дивизионов, и, конечно, оба своих дивизиона 150-мм мортир.
'Изюминка' нашего плана состояла в том, что фланг 10-й бригады обеспечивали относительно слабые, на первый взгляд, силы — два батальона морской пехоты, занимавшие высоты 165 и 171. Мы рассчитывали на то, что японские наблюдатели, видевшие высадку первого эшелона, не слишком хорошо разбираются в нашей бронетехнике — и могут не понять, что мы высадили КВ-54 и СУ-54-150. Кроме того, была вероятность, что японский командующий попросту не поверит своим наблюдателям — насколько мы знали, тяжелые танки и САУ в первом эшелоне десанта никто доселе не высаживал, мы были первыми в мире.
Приманка была очень, очень соблазнительной — с одной стороны, 'бронегрызы' не выводили приданные им полки КВ-54 и СУ-54-150 в первую линию, оставив их возле мыса Кокутан, так что подтвердить наличие тяжелой бронетехники японцы, находившиеся в сносимых 10-й бригадой узлах сопротивления, попросту не могли, поскольку их ровняли с землей тяжелой артиллерией и выжигали танковыми огнеметами, с другой же стороны, японский командующий не мог не понимать того, что еще три-пять дней, максимум, неделю — и живых японцев на Шумшу не останется, поскольку мы будем методично уничтожать один узел сопротивления за другим. А тут — такой соблазн! Собрать за ночь в единый кулак пехоту, оставшуюся артиллерию и танки — и ударить всеми силами утром, когда туман только начнет рассеиваться, чтобы наша авиация не смогла переломить ход боя. Смять наши батальоны на высотах — и нанести 'бронегрызам' классический удар во фланг и тыл, прижать их к берегу, и, если повезет, уничтожить. Впрочем, если и не удастся уничтожить их полностью, то, японский генерал вполне мог рассчитывать на то, что после понесенных потерь о продолжении наступления не может быть и речи.
Конечно, у японского командующего даже в этой ситуации оставался вариант, дающий шансы на победу — это был вариант ночной атаки, или, еще лучше, атаки ранним утром, когда уже можно кое-как организовать взаимодействие пехоты и танков, но еще невозможно применять артиллерию и авиацию. Конечно, мы учли и такую возможность — генерал Фусаки пока что не дал никаких оснований считать себя плохим специалистом, а близкое к катастрофе положение вверенных ему войск объяснялось нашей хорошей подготовкой и превосходством в технике, но не его ошибками.
Пока же мы вышли в тыл японцам, оборонявшимся севернее мыса Котомари — здесь оборонялся пехотный батальон, находившийся в четырех ротных узлах сопротивления, расположенных в две линии обороны и рассчитанных на круговую оборону; еще севернее находилась береговая батарея 75-мм корабельных пушек, с прикрытием из моряков.
Особо изощряться мы не стали — сначала я вызвал пикировщики, приказав начать с батареи; одновременно оба дивизиона мортир начали методично обрабатывать северный тыловой ротный узел. Результаты не заставили себя ждать — после налета, выполненного полком пикирующих бомбардировщиков, от береговой батареи остались руины, в которых мои орлы обнаружили полтора десятка раненых и контуженных японцев; японский опорный пункт, после двадцатиминутной артподготовки, произведенной 24 150-мм мортирами, находился еще в худшем состоянии. Вообще, должен заметить, 150-мм мортиры оказались очень удачным средством борьбы с японскими дотами — и очень хорошо, что у нас имелись СУ-54-150, которые выносили японские доты не хуже КВ-54, имея достаточную броневую защиту, но намного более легкие, маневренные и проходимые, чем тяжелые танки. Эта самоходка оказалась практически идеальным средством борьбы с японскими дотами — тяжелые фугасные снаряды, с короткой дистанции, тремя-четырьмя прямыми попаданиями разрушала типовой японский дот, с его метровой толщины бетонными стенами, при этом имея достаточное бронирование для защиты от японских орудий, и, сохранив скорость, маневренность и проходимость Т-54. Впрочем, я отвлекся — когда ребята поднялись в атаку, по ним даже никто не стрелял; в окопах нашлось с десяток живых японцев, блиндажи и доты были уничтожены прямыми попаданиями.
По той же методике мы разнесли и южный тыловой опорный пункт — а штурмовики и пикировщики пока что обрабатывали оба фронтальных узла сопротивления. В общем, к 19.30 об этом батальонном опорном пункте можно было забыть — наши же потери составили шесть человек ранеными.
К этому времени поступили и донесения от 'бронегрызов' — они уничтожили батальонный опорный пункт у мыса Муроками, усиленный батареей 75-мм корабельных пушек, располагавшихся в дотах. Командир 10-й бригады не стал особенно изощряться, приказав обоим дивизионам 210-мм мортир вначале уничтожить артиллерийские доты, а затем перенести огонь на позиции пехоты. Артиллеристы выполнили приказ, в течение часа превратив японский узел сопротивления в 'лунный пейзаж', благо их огонь корректировали две 'рамы', по одной на дивизион. Тем временем второй полк пикировщиков нанес удар по второй японской береговой батарее, находившейся на полдороге между мысами Муроками и Иман — там орудия также находились в дотах. Еще полчаса заняла окончательная зачистка обоих узлов сопротивления — к сожалению, одно орудие на второй батарее уцелело, из-за этого штурмовики понесли лишние потери. В целом же, уничтожение этих двух узлов сопротивления стоило нам 12 человек погибшими и более 20 ранеными.
Дневник генерал-лейтенанта Императорской Армии Фусаки Цуцуми, командира 91-й пехотной дивизии.
Русские планировали и осуществляли свои действия с прусской точностью — иначе и не скажешь. Вообще, у меня сложилось впечатление, что эту десантную операцию им планировали немцы — хотя, быть может, воюя с Германией, они просто переняли у немцев их методичность и педантичность? Слово чести, не знаю.
Утром 2 мая меня оторвал от завтрака рев авиационных моторов, буквально через минуту-другую дополнившийся грохотом разрывов. Доклады начали поступать через полчаса — и они быстро превзошли самые худшие мои ожидания. Нет, я не рассчитывал на то, что нашим летчикам удастся отбиться даже при своевременном обнаружении русских — в конце концов, в моем распоряжении было всего 30 современных истребителей Ki-84 против вчетверо большего количества русских 'Лавочкиных'; что же касается устаревших Ki-43, то я был бы рад, если бы они сумели перед гибелью сбить равное число русских бомбардировщиков. Применительно к бомбардировщикам — я счел бы удовлетворительным результатом, скажем, тяжелые повреждения 'Диксона' вкупе с потоплением пары русских эсминцев. Конечно, вариант внезапного нападения русских резко ухудшал ситуацию — под внезапной атакой превосходящих сил никто не может рассчитывать на хорошие результаты, но, представить себе уничтожение всей нашей авиационной группировки, насчитывавшей почти 140 самолетов в течение дня, при том, что русские потеряли 17 самолетов (видимо, японцы посчитали и сбитые, и подбитые наши машины, совершившие аварийную посадку на мысе Лопатка. Прим. Пер.), я не мог.
Методичность русских впечатляла — нанеся мощный первый удар, они работали с размеренностью заводского конвейера, нанося один удар за другим. Понятно, что уничтожить все наши самолеты первым ударом они не могли — собственно, в результате первого налета было уничтожено 54 самолета, менее 40% нашей группировки — но они повторяли налет за налетом, уничтожая один наш самолет за другим. К вечеру мне доложили, что у нас осталось 14 боеспособных машин — шесть D4Y и восемь Ki-84 — и, что надо выбирать: или поднимать их в воздух сейчас, чтобы атаковать проклятый всеми богами и демонами аэродром подскока на мысе Лопатка, благодаря которому русские самолеты висели у нас над головой весь этот день, чтобы уничтожить их склады боеприпасов и горючего, или спрятать их в уцелевших капонирах, чтобы сберечь эти машины до прихода десантного соединения, но в этом случае нет никаких гарантий, что эти самолеты не будут уничтожены на земле завтра утром. Доблестные самураи, пилотировавшие эти самолеты, поклялись совершить 'тай-атари' (самоубийственный таран Прим. Пер.) русских складов, если только светлая богиня Аматерасу позволит им долететь до аэродрома. Их сбили русские — всех, у меня на глазах. Никто из этих доблестных воинов Ямато не смог даже перелететь через пролив.
Но и это было далеко не все — основой огневой мощи нашей обороны были тяжелые пушки Курильского крепостного полка. Установленные на командных высотах на севере Парамушира, они простреливали весь Шумшу — все ключевые точки острова находились под их огнем. Они были отлично замаскированы, все подходы к ним были надежно перекрыты — русские самолеты вышли на них так, будто на земле были выложены специальные знаки, указывающие их точное расположение. К вечеру из 12 15-см и 12 10,5-см пушек остались две 15-см и четыре 10,5-см пушки — как доложил мне командир полка, прикрывавшие их зенитки были накрыты реактивными снарядами, капониры поражены бомбами и залиты горючей смесью. По 15-см пушкам, находившимся в броневых полубашнях, русские применили кумулятивные бомбы и всю ту же зажигательную смесь. Два таких орудия из четырех были уничтожены — а, два уцелели чудом. Из 12 7.5-см зениток уцелели 3, из 12 2-см автоматов — 4. Потери в артиллерийской прислуге оказались огромными — нормальным считается, если после тяжелого боя, сопровождавшегося тяжелыми потерями в технике, есть избыток артиллеристов по отношению к уцелевшим орудиям, сейчас же было наоборот — обученных артиллеристов не хватало для укомплектования полных расчетов оставшихся орудий.
Потеря тяжелых орудий стала для меня самой большой неприятностью минувшего дня — были все основания считать, что русские вообще не знают об их существовании; и не должны были узнать, пока эти орудия не начнут перемалывать русский десант. Как они узнали о них, не говоря уже о том, что русские летчики точно знали их местонахождение? Для меня это загадка — да, после войны безответственные писаки любили обсасывать версию предательства на самом верху, уж очень многое о нас знали русские; я в это не верю, поскольку я имел честь лично знать достойных самураев, руководивших Императорской Армией — они своей жизнью и смертью подтвердили верность Тэнно, и никто не смеет сомневаться в этом.
Практически полное уничтожение русскими узлов сопротивления передовой линии обороны было вполне предсказуемо — трудно было надеяться на то, что наши враги окажутся настолько глупыми, что не заметят их.
Тяжелым ударом стала бомбежка военного городка танкового полка — 11-й полк был основой моих маневренных сил, предназначенных для контрудара по вражескому десанту. Русские сожгли 6 'Шинхото Чи-ха', 10 'Чи-ха' и 14 'Ха-го' — кроме того, начисто были уничтожены склады горючего и боеприпасов. Но, с учетом того, дислоцировавшаяся на Парамушире рота не попала под удар, все-таки, все было не так уж и плохо — уцелело 14 'Шинхото Чи-ха', 9 — 'Чи-Ха', и 11 — 'Ха-Го'. Тридцать четыре танка из шестидесяти четырех, имевшихся вчера, особенно, с учетом того, что уцелело четырнадцать наиболее современных машин, после такой бомбежки — это было неплохо. Еще были в целости и сохранности все 16 флотских 'Ка-ми' — плавающего варианта 'Ха-го'. Дизельное топливо было на базах флота, снаряды калибра 3,7-см — тоже; снаряды калибра 4,7-см имелись на складах дивизии — так что без снарядов остались только 'Чи-ха', остальные танки были обеспечены и снарядами, и топливом. Сорок один полностью боеспособный танк — это немало; еще девять машин могли поддержать пехоту пулеметным огнем.
