Именно поэтому и были возможны истории вроде той, со 'зверем из Гавра' (аналог в РеИ — 'зверь с Омаха-Бич' В.Т.), когда единственный немецкий пулеметчик косил высаживающихся десантников из своего МГ-42 — а американские парни, насмотревшиеся голливудских агиток, запрашивали поддержку авиации и корабельной артиллерии. Конечно, генерал не верил в 'кухонную версию', согласно которой этот немец убил и ранил около 3 тысяч американцев — как бы не были неопытны 'парни с ферм', все же они наверняка не шли плотными шеренгами на пулемет — но в пару-тройку сотен растерявшихся молокососов, надевших военную форму, но не ставших от этого настоящими солдатами, поверить было можно.
Именно поэтому Фуллер и прилагал такие усилия к сохранению хотя бы малой части техники — он понимал, что в результате обстрела такими калибрами шок у большей части его воинства стопроцентно гарантирован; после этого не помогут ни 'Гаранды', ни 'Браунинги' — пехотинцы будут надломлены психологически, так что нанести существенные потери атакующей японской пехоте можно будет только за счет взаимодействия между артиллеристами и танкистами.
— И да поможет мне Бог, чтобы это было именно так — генерал был твердым человеком, прожившим жизнь по своим правилам — и ему не хотелось умирать иначе, чем смертью солдата.
А пока полковник, генерал и адмиралы просчитывали варианты действий, две авиагруппы выходили к юго-восточному побережью острова Биак.
Американские торпедоносцы встретились с 'лайтнингами' — майор и первый лейтенант успели обговорить по радио варианты совместных действий. Строго говоря, эти варианты сводились к следующему: если у японской эскадры не будет воздушного прикрытия, то истребители будут держаться на высоте; если будет — то тяжелые истребители, которым был противопоказан маневренный бой, попытаются связать японцев 'бум-зумом', атаками с пикирования, с последующим набором высоты. Обоим собеседникам было ясно, что в маневренном бою пятнадцати 'лайтнингов' хватит очень ненадолго — а нависая над японцами, и тем самым создавая им угрозу, подтверждаемую уничтожением наиболее наглых самураев, шанс продержаться долго был. Исходя из этого, истребители пошли на высоте 30 000 футов, 'бостоны' — на 2000 футов.
'Ураганы' подходили к эскадре, заняв эшелон в 8000 метров — ведущий группы предусмотрительно решил устроиться повыше, предпочитая иметь запас высоты, который при необходимости можно было разменять на скорость.
На ангарных палубах авианосцев Мобильного Флота заправляли баки и подвешивали бомбы к 31 боеспособному пикировщику — адмирал Одзава счел предложение своего подчиненного о нанесении удара по американской технике вполне разумным.
Контр-адмирал Ито мрачно изучал запрос полковника Кузуме об оказании авиационной поддержки его гарнизону в подготавливаемой контратаке. Удар по Вакдэ стоил 23-й воздушной флотилии на удивление скромных потерь — помимо двух столкнувшихся истребителей и одного рухнувшего в море бомбардировщика на пути к цели в потери пришлось записать два сбитых над аэродромом 'зеро' и три упавших в море на обратном пути самолета, два истребителя и один бомбардировщик. Так что сейчас у него было 90 боеготовых машин, за вычетом требовавших ремонта — 67 истребителей и 23 бомбардировщика. Горючее и боеприпасы пока были — проблема была в том, что самолеты приземлились полчаса назад, и экипажам требовался отдых. Исходя же из запроса полковника, атаку он собирался начинать не позже, чем через четыре часа — это значило, что вылететь его подчиненным придется через два часа, а на посадку заходить им надо будет уже вечером. Все это, вместе взятое, обещало 23-й флотилии высокие потери, из-за усталости неопытных летчиков.
Не в лучшем расположении духа был и контр-адмирал Крачли — наконец-то вышедшие на связь американские летчики доложили о разгроме истребительного авиакрыла на Вакдэ, сообщив о том, что 94 'бостона' идут под прикрытием всего 15 'лайтнингов'; собственно, это были все машины тактической авиации союзников, способные принять участие в сражении. Это значило, что 94 торпедоносца окажутся 'размазаны' по полутора десяткам вражеских кораблей, если не больше — и просто замечательно будет, если у японцев не окажется трех-четырех дюжин истребителей, способных и связать боем истребители, и сорвать атаку торпедоносцев.
Менее через полчаса первый лейтенант увидел на морской глади черточки кораблей, шедших к Биаку — будучи армейским летчиком, и не разбираясь в силуэтах кораблей Императорского Флота, он счел, что видит японскую эскадру. Другое дело, что зная о примерах атак американскими летчиками своих кораблей, он посчитал нужным связаться с моряками, прикрывавшими плацдарм, и запросить их о возможном подходе дружественных сил.
Моряки ответили, что кроме них, крейсирующих возле плацдарма, других сил союзников возле Биака попросту нет — и запросили летчика, какие корабли он видит. Уставший как собака пилот не стал, как это водилось у армейских летчиков, называть любой увиденный артиллерийский корабль линкором, а баржу — авианосцем, а прямо сказал: 'Вижу два больших корабля, шесть — поменьше, и полторы дюжины — совсем маленьких'.
Этот доклад усилил чувство обреченности, владевшее адмиралом Крачли и его офицерами — стало очевидно, что при таком превосходстве в силах японцам не составит труда расстрелять и тяжелые крейсера, и большую часть эсминцев до того, как они выйдут на дистанцию эффективного огня торпедами. Собственно, не очевидно было то, что хотя бы несколько эсминцев смогут сблизиться с японцами на 20-25 кабельтовых — и еще меньше были шансы на то, что удастся достать хотя бы один японский корабль.
Виктор Крачли был готов умереть в бою — но он не хотел умирать, не прихватив с собой несколько вражеских кораблей. Решение было очевидно — и адмирал приказал связать его с командиром торпедоносцев. Через несколько минут флагманский связист доложил ему, что связь установлена.
— Приказываю атаковать всеми силами самые крупные корабли противника — заранее разделитесь на две группы и атакуйте только их, не обращая внимания на всех остальных — приказал адмирал — это японские линейные крейсера. Вы должны, как минимум, нанести им тяжелые повреждения — поэтому, даже если они будут явно тонуть на Ваших глазах, все равно атакуйте только их. Приказываю сбрасывать торпеды с минимальной дистанции, несмотря на зенитный огонь — у японцев не должно быть возможности уклониться от авиаторпед. Передайте истребителям мой приказ — они должны обеспечить вверенному Вам крылу выход в атаку любой ценой.
— Есть, сэр! — ответил майор, понявший смысл полученного приказа — и его парней, и истребителей адмирал посылал практически на верную смерть ради призрачного шанса сорвать расстрел десанта. Но выбора у них не было — ни у него, ни у первого лейтенанта, ни у контр-адмирала 'кузенов'.
Тем временем капитан-лейтенант, командовавший 'ураганами', и обнаруживший вражеские самолеты, был занят решением весьма интересной задачи — в его распоряжении имелось 8 звеньев легких истребителей; тысячей метров выше него шла усиленная эскадрилья тяжелых истребителей противника — не узнать характерный силуэт 'молний' было невозможно; а над самой водой шли около сотни 'бостонов' — очень крепких торпедоносцев с сильным оборонительным вооружением. Двадцати четырех 'реппу' могло хватить на то, чтобы сорвать атаку сотни А-20, хотя, даже при самом лучшем исходе нешуточные потери были гарантированы — но присутствие 'лайтнингов' ломало все расчеты, поскольку они, атакуя с пикирования, могли сорвать все атаки его истребителей. Атака всеми самолетами 'лайтнингов' гарантировала их быстрое уничтожение — но в этом случае его подчиненные почти наверняка не успевали сорвать атаку торпедоносцев. Можно было разделить свои силы — но двух звеньев 'реппу' точно не хватало для сковывания полутора десятков 'молний', трех звеньев могло хватить, хотя и на пределе, но в этом случае было сомнительно, что пятнадцати 'ураганов' хватит для разгона восьми эскадрилий 'бостонов'.
Поразмыслив, капитан-лейтенант принял решение, гарантировавшее его подчиненным тяжелейшие потери, но дававшее некоторые шансы на конечный успех — три звена начали набор высоты, выполняя приказ навязать вражеским истребителям маневренный бой, остальные приготовились пикировать, с тем расчетом, чтобы на скорости ворваться внутрь строя американских торпедоносцев.
Японская эскадра, получив донесение от истребителей, спешно выстраивала ордер ПВО — командира мучали недобрые предчувствия, поскольку слишком силен был враг, по сравнению с имевшимся воздушным прикрытием, да и обостренная интуиция профессионала подсказывала ему, что вверенной ему эскадре сегодня долго везло, а никакое везение не длится вечно.
Адмирал Крачли застыл в рубке 'Аустралии', ожидая результатов воздушного боя — сейчас решалось, сможет ли его эскадра нанести урон врагу, или им предстоит погибнуть в неравном бою, без пользы для своих союзников.
Командир американских истребителей выматерился, увидев идущие ему навстречу японские истребители — лейтенант понял, что его дела обстоят не лучшим образом, несмотря на численное превосходство, поскольку незнакомые самолеты, в отличие от привычных 'Зеро', являвшихся опасными противниками для 'молний' в маневренном бою, еще и очень уверенно вели себя на больших высотах. Лейтенанту пришлось отказаться от мелькнувшей у него мысли, подобно японцам разделить свои силы, и частью самолетов атаковать вражеские истребители — сейчас речь шла о выживании в смертном бою.
Майор приказал теснее сомкнуть строй — имея в своем распоряжении неповоротливые, не слишком быстроходные 'бостоны' он сейчас мог рассчитывать только на взаимную поддержку, да на огневую мощь; стоило строю распасться, и японские истребители получали хорошую возможность устроить показательную бойню, вдвоем-втроем сбивая один торпедоносец за другим; об успехе атаки на выстроившую ордер ПВО сильную эскадру можно было и не мечтать. О разделении на две группы лучше было забыть, поскольку в этом случае японцы успевали последовательно атаковать обе группы — сейчас надо было атаковать единой группой.
Менее чем через минуту начался бой истребителей — и если янки рассчитывали на прочность конструкции и огромную огневую мощь своих машин, вкупе с их отличными характеристиками в вертикальном маневре, то быстро выяснилось, что против новых самолетов противника этого явно недостаточно, потому что японские машины имели не худшие летные возможности, дополненные очень мощными пушками, буквально рвавшими на куски американские истребители. За полторы минуты самураи сбили четыре американских самолета, расплатившись за этот успех одной своей машиной.
В это же время основная группа японских истребителей, разменяв высоту на скорость, прорвалась сквозь заградительный огонь внутрь строя торпедоносцев, потеряв при прорыве две машины. Этот успех оказался весьма относительным — высокая скорость японцев не давала возможности стрелкам торпедоносцев вести точный огонь, более того, они нередко попадали по своим; но и самураи не могли точно стрелять, поскольку рассеивания при стрельбе с неустойчивой платформы, движущейся на скорости свыше 700 км/ч, никто не отменял. Но частично разрушить строй торпедоносцев истребители все же смогли — часть летчиков инстинктивно отвернула свои самолеты в сторону от несущихся в лоб истребителей, два торпедоносца при этом столкнулись, один самолет рухнул в воду — судя по всему, пилот не справился с управлением, несколько экипажей сбросили торпеды, пытаясь увернуться от истребителей.
Оглянувшись, майор констатировал тот факт, что психологическое воздействие вражеской атаки оказалось намного сильнее материального ущерба — добрых три дюжины машин нарушили строй, часть из них сбросила торпеды. Вражеские истребители, пройдя сквозь строй, разворачивались для новой атаки. Ждать отставших было нельзя — и майор приказал атаковать, имея целью линейные крейсера.
Пятьдесят два сохранивших строй торпедоносца пошли в атаку на ближайший к ним линейный крейсер — это был 'Харуна'. Японская эскадра открыла огонь — 'бостоны' буквально продирались через заградительный огонь главных калибров, сплошную стену огня универсалок и зенитных автоматов. До рубежа сброса торпед — майор приказал сбрасывать торпеды с 4 кабельтовых, чтобы лишить самураев шансов увернуться — дошли 37 торпедоносцев. 'Харуна' начал разворот, чтобы уходить от авиаторпед, но расстояние было слишком мало, чтобы успеть — японцам не помогло даже самопожертвование двух эсминцев эскорта, подставивших свои борта под американские авиаторпеды — так что линейный крейсер получил три попадания в левый борт; одно из них пришлось в носовую часть и два — ближе к корме. Это было неприятно — корабль получил крен, шла борьба с затоплениями, но все понимали, что эсминцы эскорта, собравшие на себя, соответственно, три и четыре авиаторпеды, спасли линейный крейсер от верной гибели.
Три разрозненные атаки малых групп торпедоносцев закончились повреждением одного эсминца — и командир 3-й дивизии линкоров облегченно вздохнул, поскольку он ждал худшего. Потеря же двух эсминцев, дополненная тяжелым повреждением третьего — его, судя по всему, придется затопить, сняв экипаж — была очень хорошим для его эскадры итогом атаки сотни торпедоносцев. От эскадры союзников, поддерживавшей десант, контр-адмирал не ждал серьезных проблем, его больше беспокоили навигационные опасности.
Тем временем выжившие в бою летчики возвращались домой — на аэродром Голландии шли 64 'бостона', к острову Вакдэ — 4 'лайтнинга', на авианосцы Мобильного Флота — 14 'ураганов'.
Контр-адмирал Крачли выслушал доклад командира торпедоносцев — конечно, утверждение о полудюжине попаданий в один из линейных крейсеров выглядело сомнительным, но, похоже, летчикам действительно удалось добиться некоторого успеха.
Ожидаемый для японцев морской бой начался через час — командир 3-й дивизии линкоров, конечно, не ждал того, что эскадра, прикрывавшая плацдарм, бросит десант; но, прикинув возможные варианты действий за своего оппонента, он ждал попытки связать его эскадру боем, с возможным выводом ее на рифы, которых в заливе Гелвинк было более чем достаточно — а лоции не отличались достоверностью; соответственно, он выделил группу прикрытия в составе двух тяжелых крейсеров и десяти эсминцев — капитаны этих кораблей получили приказ сдерживать противника, не увлекаясь преследованием вражеских кораблей. Из-за понесенных при налете потерь контр-адмиралу пришлось изменить первоначальный план — пять наиболее поврежденных эсминцев были отряжены в прикрытие линейных крейсеров и четырех тяжелых крейсеров, которым была поставлена задача обстрела плацдарма; два тяжелых крейсера и десять эсминцев должны были связать боем эскадру союзников.
На первый взгляд, диспозиция союзной эскадры подтверждала его предположения — вражеские корабли оттянулись на восток от плацдарма, даже не пытаясь преградить путь японскому соединению. Это было разумно со стороны вражеского адмирала — в противном случае, его эскадра была бы зажата между соединением Императорского Флота и рифами Биака и быстро уничтожена. А так, угрожая торпедной атакой, англосаксы имели возможность связать его эскадру боем — пусть и ненадолго, но до наступления темноты ведь осталось не столь уж много времени, а артиллерийский огонь ночью по площадям малоэффективен, это доказал опыт боев на Гуадалканале.
