Но не менее, а, возможно, и более важным элементом моей деятельности, нежели формирование дивизии и проведение фортификационных работ, было налаживание разведки во вверенной мне зоне ответственности.
Проблема была в том, что разведка русских сил на Камчатке шла по четырем линиям: во-первых, разведку вели войсковые разведчики, после формирования 91-й ПД составившие штат разведывательного отдела штаба дивизии; во-вторых, разведку вели военные разведчики ГШ, работавшие под 'дипломатической крышей' консульства Империи в Петропавловске-Камчатском — это была, если так можно выразиться, легальная разведка; в-третьих, была нелегальная линия военной разведки Генштаба Империи, опиравшаяся на агентуру, независимую от резидента в консульстве, и, направляемую независимым от меня разведывательным пунктом, располагавшимся на Шумшу; в-четвертых, свою работу вели разведчики имперского Флота, располагавшие и сетью на Камчатке, и получавшие сведения от наших рыбаков, занимавшихся ловом рыбы и крабов в водах Камчатки.
В моем подчинении находились только войсковые разведчики, служившие в разведотделе моей дивизии — все остальные имели право предоставлять штабу 91-й дивизии 'сведения, в пределах, которые офицеры разведки сочтут необходимыми для надлежащего выполнения командованием 91-й ПД своего долга перед Божественным Тэнно; эти сведения никоим образом не должны поставить под удар агентурные сети'. Проще говоря, я, генерал-лейтенант Императорской Армии, имел право лишь просить капитана, начальника разведпункта военной разведки на Северных Курилах, о предоставлении дополнительной информации, не вошедшей в сводку — но не имел права ему приказать, поскольку он подчинялся напрямую Токио. Та же ситуация была с морскими разведчиками — они не подчинялись ни мне, ни старшему морскому начальнику на Северных Курилах, но, приказы они получали прямо из разведывательного управления МГШ.
В данном положении я мог только благодарить богиню Аматерасу и покровителя воинов Ямато бога Хатимана за проявленную ими милость, выразившуюся в том, что они послали мне такого начальника разведотдела штаба дивизии, имевшего хорошие связи в разведывательном управлении ГШ — его связи были настолько хороши, что мы не только получали полные тексты сводок, отправляемых и по линии консульства, и по линии нелегальной резидентуры, но, ему даже передали на связь нескольких агентов РУ ГШ.
К сожалению, наладить такие же отношения с флотскими разведчиками не удалось — мы получали урезанные сводки, и не более того.
С другой стороны, благодаря тому, что все русские суда, следовавшие в Петропавловск-Камчатский, проходили Первым Курильским проливом, мы могли составить более чем полное представление о военных приготовлениях русских на Камчатке — разумеется, до тех пор, пока русские не стали открыто искать инцидентов, могущих послужить поводом к войне, ну, а нам было прямо запрещено предоставлять им такой повод для нападения на Империю.
Первые тревожные признаки появились уже в конце лета 1943 года — русские начали массово заготавливать лес, а в трюмах русских судов, идущих из Америки, значительную часть грузов начали составлять строительные материалы; в апреле же 1944 года — русские войска на Камчатке развернули широкомасштабные строительные работы, едва немного просохла земля. Русские строили склады, казармы, парки для техники, расширяли аэродромы — русские войска на Камчатке забросили обычную деятельность, начав строительство, которое нельзя было истолковать иначе, чем оборудование стратегического плацдарма.
В июле 1944 года прошел первый конвой — 12 судов, шедших в грузу из США, шли под охраной трех сторожевых кораблей. Мы приготовились провести обычный досмотр — но, русские открыли предупредительный огонь из пулеметов, и, взяли на прицел корабельных орудий шлюпки с досмотровой группой. Переговоры ни к чему не привели — русский капитан II ранга, командовавший конвоем, отказался предъявить груз для осмотра, угрожая применением оружия. В другой ситуации наглеца заставили бы проглотить его оскорбления Армии и Флота Империи Восходящего Солнца, расстреляв конвой из береговых орудий — но приказ Военного Министерства был однозначен 'Избегать инцидентов, могущих осложнить отношения Империи с Россией'. Поэтому русский конвой был задержан в проливе, а, тем временем, был отправлен срочный запрос в Военное Министерство, о том, какие меры следует предпринять по отношению к русским кораблям. Ответ пришел уже через 10 часов, в нем было приказано пропустить русских без досмотра, и, впредь, если возникнет опасность 'инцидентов, могущих повлечь нежелательные последствия для развития отношений Империи с Россией', пропускать русские суда без досмотра.
В этой сложной ситуации воистину бесценными оказались сведения, передаваемые одним из наших агентов — бригадиром крановщиков в Петропавловске-Камчатском. Благодаря этому человеку мы знали все о содержимом трюмов русских транспортов. Признаться, когда начальник разведки дивизии объяснил мне, откуда идут настолько полные и точные данные — вначале я отнесся к этому человеку с презрением, которого заслуживает предатель в глазах воина. Но разведчик объяснил мне, что этот человек никоим образом не является обычным агентом, завербованным за деньги — продажным предателем, готовым продать все и вся за пачку банкнот — нет, как выяснилось, работа на нашу разведку была для него способом отомстить большевикам за своих расстрелянных во время красного террора родителей. Это меняло дело — месть врагу, пусть и с чьей-то помощью, является достойным мужчины и воина занятием. Как рассказал мне начальник разведки, все поставлено таким образом, чтобы максимально обезопасить этого человека — отправляясь на рыбалку, он оставляет донесение, упакованное в непромокаемый пакет, в одном из заранее оговоренных мест. Затем он оставляет метку, на определенном заборе, стене или столбе; каждое место для меток соответствует одному из тайников. Резидент, просто проходя мимо, видит метку — и, в свою очередь, отправляется немного посидеть с удочкой, что у русских считается совершенно безобидным, не вызывающим ни малейших подозрений, времяпрепровождением.
Но я отвлекся от дела. Как выяснилось, русские не зря были готовы открыть огонь, лишь бы не допустить досмотра — конвой вез оборудование и специалистов для портовых мастерских Петропавловска, аэродромное оборудование, авиабензин, продовольствие. Перечень грузов говорил сам за себя. Второй конвой прошел в начале августа — в ответ на наше требование остановиться для досмотра, русские просигналили, что они следуют своим курсом. Скрепя сердце, нам пришлось пропустить наглецов. Этот конвой доставил в Петропавловск новый комплект вооружения и снаряжения для 101-й горнострелковой дивизии. Впрочем, с новым вооружением ее уже нельзя было считать горнострелковой — помимо новейших автоматов АК-42 и пулеметов ПК, 82-, 120— и 160-мм минометов, генерал-майор Гнечко получил современные 122— и 152-мм гаубицы, легкие противотанковые самоходки с длинноствольными 57-мм пушками. Третий конвой прошел в конце августа — он доставил секции быстроходных десантных барж, которые незамедлительно начали сваривать в портовых мастерских. Четвертый конвой мы имели сомнительное счастье лицезреть через неделю после третьего — как вскоре выяснилось, он доставил на Камчатку разобранные самолеты, летчиков и техников, четырех авиационных полков — двух штурмовых, истребительного и разведывательного. Через полторы недели после получения донесения я смог лично убедиться в точности предоставленных агентом сведений — над Шумшу впервые прошел фоторазведчик русских, американский Р-38 'Лайтнинг'. Пользуясь превосходством в скорости над нашими Ki-43, обнаглевший летчик совершил четыре прохода над островом. Вообще, русские наглели с каждым днем — три или четыре раза в неделю их Р-38 и Ту-2 появлялись над Шумшу, Парамуширом и Онекотаном, фотографируя наши укрепления.
В конце сентября прошел пятый конвой — 22 транспорта под охраной трех эсминцев и шести сторожевых судов. Именно тогда мы впервые увидели итальянские корабли в составе русского флота — два эсминца и три сторожевика были трофеями, захваченными русскими у немцев. Этот конвой, как вскоре выяснилось, доставил еще два штурмовых, два истребительных и два бомбардировочных полка, два дивизиона артиллерии большой мощности, и, бригаду русских 'пионеров' (вряд ли японский генерал будет использовать аббревиатуру ШИСБр, скорее, он использует принятый в европейских армиях термин В.Т.). Помимо этого, Кроме того, как выяснилось с некоторым опозданием, он доставил 72 15,2-см гаубицы МЛ-20 для установки на БДБ в варианте судов артиллерийской поддержки.
Данные, представленные разведкой, толковались однозначно — русские готовились начать войну. Готовились нагло, будучи полностью уверены в своих силах — десять их авиационных полков, сосредоточенных в Петропавловске, имели на вооружении более 300 самолетов; их артиллерия, с учетом тяжелых гаубиц, установленных на артиллерийских БДБ, превосходила нашу более чем втрое; равенство в силах было только в пехоте и бронетехнике.
— Я посылал доклады командованию — и в октябре меня вызвали на совещание в Токио. Это было совещание командующих соединений, прикрывающих северные рубежи Империи. На совещании присутствовали военный министр генерал Тодзио и начальник ГШ генерал Умэдзу. Я выслушал доклады коллег, сделал свой доклад, сообщив высокому собранию о происходящем в моей зоне ответственности — ни у кого из нас не было радостных известий. Но предупреждением бога войны Хатимана воинам Ямато прозвучал доклад начальника военной разведки — русские войска с лета 1943 года начали широкомасштабные строительные работы, расширяя военные городки, строя новые склады, казармы, аэродромы. Тогда же русские начали прокладку железной дороги к порту Советская Гавань — сейчас она была закончена. С апреля сего, 1944, года по Транссибу непрерывным потоком шли воинские грузы — шли как на фронт, интервал между эшелонами составлял менее километра. Русские войска на Дальнем Востоке, ранее пребывавшие в Красной Армии на положении сына наложницы, по сравнению с войсками, сражавшимися с нашими неудачливыми союзниками, сейчас сравнялись с ними, получив статус сына законной жены — они срочно переучивались на самое современное оружие и боевую технику, получая последние в огромных количествах. Перебрасывались и войска из Европы — разведка вскрыла прибытие десяти пехотных и двух артиллерийских дивизий, двух танковых, механизированного и четырех авиационных корпусов.
Не был забыт и русский флот на Тихом океане — в сентябре во Владивосток пришло соединение из семи итальянских и двух немецких эсминцев, и двадцати одного миноносца, сопровождаемых тремя танкерами, десятком вспомогательных судов и полусотней транспортов. По Транссибу перебрасывались секции БДБ, которые сваривались на владивостокском Дальзаводе. Кроме того, было переброшено свыше сорока немецких 'шнелльботов', которые сейчас осваивались экипажами флотилий торпедных катеров. На флотских аэродромах были отмечено появление двух новых авиадивизий — а старые перевооружались на новые самолеты.
Хидэки-сама сообщил нам, что в связи с тяжелой обстановкой на юге, значимых подкреплений не будет — и почтительнейше провозгласил волю Божественного Тэнно, заключавшуюся в том, что Император Хирохито не желая обострения отношений с Россией, запрещает воинам Ямато предпринимать какие-либо действия, могущие привести к ухудшению отношений с русскими. Это было понятно — мои друзья в Военном министерстве рассказали мне прошлогоднюю историю, суть которой заключалась в том, что американцы просили русских предоставить им аэродромы возле Владивостока для базирования на них тяжелых бомбардировщиков, задачей которых были бомбежки священной земли Ямато. Тогда наши дипломаты, проявив истинное мастерство, сумели устрашить русских мощью Армии и Флота — и русские отказали американцам, получив незначительные уступки (в РеИ японская дипломатия была вынуждена пойти на заметные уступки — но генерал излагает японскую версию В.Т.). Сейчас надо было выиграть время — выиграть для того, чтобы доблестные самураи, сражающиеся на юге, могли остановить англосаксов, не опасаясь удара в спину от русских. Вот тогда, перебросив на север новые соединения, можно будет поговорить с русскими другим языком — но, пока долг самураев состоял в том, чтобы выигрывать время на севере, не обнажая меч.
Маршал К.К. Рокоссовский 'Солдатский долг' Москва, Воениздат', 1960 г., АИ МВ.
Глава 'И снова — война'.
В конце мая победного 1944 года меня вызвал в Москву Верховный Главнокомандующий.
Доброжелательно встретив меня, товарищ Сталин, прежде всего, предложил мне отпуск для восстановления сил. Это меня несколько удивило — да, война закончилась, да, Верховный Главнокомандующий всегда хорошо относился ко мне — но вызывать командующего фронтом в Москву только для того, чтобы предложить ему отдохнуть?
Я попросил разрешения обратиться, и, получив его, спросил: 'Товарищ Сталин, мне сдавать командование фронтом?'
Верховный улыбнулся — в тот день у него было на редкость хорошее настроение — и сказал: 'Константин Константинович, есть мнение предложить Вам новое назначение — командующим Сахалинским фронтом'.
Не могу сказать, что это меня удивило — Япония была последним союзником гитлеровской Германии, еще продолжавшим сопротивление войскам антигитлеровской коалиции. И счет к ней у нашей страны был велик — прослужив на Дальнем Востоке много лет, я не понаслышке знал о многочисленных провокациях и диверсиях, совершенных и самими японцами, и их наймитами, о пролитой крови советских людей — пограничников, красноармейцев, просто мирных советских людей, случайно оказавшихся на дороге у японских диверсантов. Эта кровь требовала справедливого возмездия.
Но Сахалинский фронт?! Мне не доводилось служить на Сахалине, моя служба проходила в Забайкалье — но я не представлял, как на острове можно развернуть войска фронта, когда там, по моему мнению, и общевойсковой армии было бы многовато.
Я с удивлением смотрел на Верховного Главнокомандующего, не понимая, в чем тут дело.
По-прежнему улыбаясь, товарищ Сталин спросил: 'Наверно, Константин Константинович, Вы хотите спросить, что целому фронту делать на Сахалине, когда там со всеми возможными задачами управится стрелковый корпус с частями усиления?'
— Так точно, товарищ Сталин — доложил я.
— Хочу напомнить Вам, Константин Константинович, что по Европе наступали не Германские и Польские фронты Красной Армии — а, Белорусские, Украинские, Прибалтийские — негромко, предельно серьезно, сказал Верховный.
— Разрешите спросить, товарищ Сталин? — попросил я разрешения, не веря до конца услышанному — в конце концов, я ведь мог неправильно истолковать сказанное Верховным.
— Да — ответил Сталин.
— Планируется высадка стратегического десанта на территорию собственно Японии? — спросил я.
— Да, товарищ Рокоссовский — Сталин стал говорить официальнее — мы будем десантировать войска Сахалинского фронта на остров Хоккайдо — и есть мнение, что проведение этой операции следует поручить нашим лучшим военачальникам, полководцу и флотоводцу — маршалу Рокоссовскому и контр-адмиралу Лазареву.
