Итоги 2 мая были очень для меня разочаровывающими — но, тогда я еще надеялся на возможность реванша, помня материалы, присланные мне из Военного министерства и Генерального Штаба. В этих материалах был осмыслен опыт наших неудачливых немецких союзников — там прослеживалась эволюция русской морской пехоты и давались рекомендации по борьбе с русскими десантами.
Русская высадка 3 мая стала серией неприятных сюрпризов — во-первых, план обстрела первого эшелона десанта огнем дивизионной артиллерии был в значительной степени сорван, поскольку русская авиация ненормально быстро обнаружила позиции артиллеристов — и накрыла их; потеря дивизиона 7,5-см пушек, в полном составе, всех двенадцати орудий, была сильным ударом; еще менее приятной новостью стала потеря семи 10,5-см гаубиц — вообще, русские вывели из строя одиннадцать легких гаубиц из двенадцати, но четыре орудия удалось вытащить и отремонтировать ночью с 3 на 4 мая.
Вновь уничтоженные узлы сопротивления передовой линии обороны также меня не обрадовали — я рассчитывал на то, что они продержатся хотя бы полчаса, сумев нанести русским некоторый урон. Хорошо было то, что я, ожидая массированного удара русской авиации и артиллерии, отправил на эти позиции не подготовленных пехотинцев, а обслуживающий персонал с разгромленных аэродромов — в отсутствие самолетов единственное, что они могли сделать, так это отвлечь на себя врага, сберегая жизни подготовленных пехотинцев.
Русские высаживались очень аккуратно, тщательно все продумав — в первом эшелоне высадились относительно небольшие силы, но под очень сильным прикрытием авиации и корабельной артиллерии, с использованием дымовой завесы. Также у них была и бронетанковая техника — мои наблюдатели доложили о значительном количестве Т-54 (видимо, либо у наблюдателей был журнал с устаревшими данными, где просто не было силуэта КВ-54, либо они попросту спутали силуэты Т-54 и КВ-54 — они и в самом деле довольно похожи Прим. Пер.) и неизвестные самоходки, непохожие на СУ-54-122 (японцы попросту не могли знать о существовании СУ-54-150, поскольку они были применены впервые Прим.Пер.). Признаться, я в это не поверил: во-первых, русская морская пехота всегда была классической легкой пехотой — да, русские использовали легкие плавающие САУ, но не тяжелые и средние машины; во-вторых, даже американская морская пехота никогда не высаживала свои танки в первом эшелоне десанта, предпочитая делать это позднее. Так что я счел, что наблюдатели спутали 7,6-см штурмовые орудия и 5,7-см противотанковые СУ, которые русские морпехи действительно интенсивно использовали, с тяжелой армейской техникой — на войне такое случается нередко, бывает, и баржу принимают за авианосец, а суперэсминец — за линкор, а уж спутать силуэты незнакомой в деталях бронетехники, и вовсе нетрудно.
К 17.00 обстановка прояснилась — русские высадили три или четыре бригады морской пехоты с частями усиления (надо заметить, что японские наблюдатели сработали весьма профессионально — по старым штатам высаженные силы действительно почти точно соответствовали трем бригадам морской пехоты; японцы, правда, спутали штурмовых саперов с морской пехотой — но, все равно, для военнослужащих, ранее не с воевавших с РККА, очень неплохо Прим. Пер.), и начали методично уничтожать нашу береговую оборону.
Донесения вызывали удивление — с северного участка обороны докладывали, что по ним ведет огонь полк 15-см гаубиц, с южного — что они находятся под обстрелом полка 20,3-см гаубиц. В это плохо верилось — нет, я вполне допускал обстрел такими калибрами, но, с кораблей; высадка, в настолько сжатые сроки двух полков тяжелой артиллерии, представлялась мне очень маловероятной. Сомнения рассеял доклад звукометрической разведки — в нем подтверждалось, что огонь ведет тяжелая сухопутная артиллерия, значительным числом орудий.
Это меняло дело — во-первых, при наличии значительного количества тяжелых орудий уничтожение нашей обороны становилось лишь вопросом не слишком продолжительного времени; во-вторых, если русские сумели выгрузить на необорудованный пляж 15-см гаубицы Д-1 и, более того, 20,3-см гаубицы Б-4 (генерал Фусаки логично предположил, что наши десантники используют отечественное вооружение Прим. Пер.), то они могли выгрузить и танки с самоходными орудиями. Следовало принимать меры, пока еще ситуацию можно было переломить.
Из докладов пеших разведгрупп, донесений с переднего края следовало, что силы русских разделены — одна бригада, усиленная полком 15-см гаубиц, наступала вдоль северного побережья; вторая бригада, поддержанная полком 20,3-см гаубиц, наступала вдоль южного побережья; непрочная связь между этими группировками обеспечивалась силами до полка, занимавшими высоты 165 и 171; также, возможно было наличие резерва, силой до полка морской пехоты, усиленного танками и САУ, располагавшегося в районе пляжа.
Поскольку высоты 165 и 171 располагались менее чем в трех километрах от южного побережья, получалось, что русские на высотах прикрывают тыл наступающей по южному берегу бригады и расположение полка 20,3-см гаубиц — северный фланг 'южной' бригады был неприкрыт.
Еще интересней обстояли дела у 'северной' бригады русских — она наступала с неприкрытым южным флангом и тылом.
Складывалось впечатление, что русские напрашивались либо на удар во фланг, в случае с 'южной' бригадой, либо на удар во фланг и тыл, в случае с 'северной' бригадой. Многие мои офицеры на импровизированном военном совете высказались примерно так: 'Русские обнаглели до такой степени, что считают нас уже разгромленными — следует им указать на всю глубину их заблуждений'.
Я в это не верил — именно потому, что русские демонстрировали наглость, смешанную с беспечностью. Слишком демонстративно, чересчур нагло — для противника, который сумел раздобыть сведения о нашей тяжелой артиллерии и аэродромах, и уничтожить их в первый день войны; слишком беспечно для армии, которая три года воевала с Германией; непозволительно бездумно для частей, квалифицированно уничтоживших нашу передовую линию обороны и методично уничтожавших узлы береговой обороны. Мне пришлось напомнить некоторым достойным офицерам старую истину 'Считай врага равным себе, пока не победил его!'.
После недолгого обсуждения стали очевидны следующие моменты:
1.Дневная атака не имеет шансов на успех — при том превосходстве русских в артиллерии и авиации, которое мы видим, наши боевые порядки будут перемолоты до того, как наши пехотинцы дойдут до русских окопов;
2.Совместная ночная атака пехоты и танков, во-первых, не будет внезапной, во-вторых, наступающая в пешем строю пехота, вынужденная долго бежать за танками ночью, по неровной местности, неизбежно от них отстанет;
3.Артподготовка приведет к утере внезапности;
4.С учетом величины сил русских в наступлении должна участвовать вся имеющаяся пехота — любой риск для нас приемлем, поскольку, иначе пехота будет уничтожена в обороне без какой-то пользы для Империи.
Вариант атаки 'северной' бригады был отвергнут почти сразу по двум причинам — и слишком они демонстрировали свою беспечность, что наводило на мысль, что русский резерв находится поблизости, чтобы поймать в ловушку контратакующих воинов Тэнно, и, самое главное, даже полный разгром этой части, наступающей на второстепенном направлении, не снимал угрозы для нашей главной линии обороны. Дело было в том, что подавляющее большинство наших дотов строилось в расчете на то, что они должны выдержать одиночные попадания снарядов калибром до 15-см. Соответственно, 15,2-см гаубицы на севере были существенно меньшей угрозой для укреплений нашей главной линии обороны — наибольшая угроза исходила от 20,3-см гаубиц на юге.
Кроме того, было принято во внимание, что провоцируя нас на атаку на севере, русские вряд ли ждут атаки на значительно более укрепленную южную часть своей боевой линии.
Результатом трудов моего штаба стал план контратаки, выполненный в лучших традициях Императорской Армии: во-первых, все наличные силы пехоты и морских отрядов, за исключением одного пехотного батальона, усиленного обеими инженерными ротами, должны были ночью подобраться к русским позициям на высотах 165 и 171 — и, без артподготовки пойти во внезапную штыковую атаку, сметая русскую оборону; подвижная группа, в которую входили все оставшиеся у нас танки, дополненные упомянутой выше пехотной группой, в составе одного пехотного батальона и двух саперных рот, должна была войти в пробитый пехотой прорыв и атаковать сначала расположение полка 20,3-см гаубиц, находившегося около мыса Кокутан — обязательным условием было уничтожение всех этих орудий — а, затем, повернув на юг, атаковать с тыла 'южную' бригаду. Артиллерийская группа, собранная из уцелевших дивизионных орудий, должна была прикрыть огнем отход контратаковавших частей на главную линию обороны.
Вообще, ночь с 3 на 4 мая стала временем напряженных трудов — я начал менять диспозицию вверенных мне войск с учетом резко изменившейся обстановки. Стало ясно, что русские собираются воевать в стиле, присущем янки — сначала максимально ослабить нас огнем артиллерии и ударами авиации, и, только потом высаживать десант. Плохо было то, что русские собрали мощную авиационную группировку, ничуть не уступавшую численно аналогичным группировкам американцев; еще хуже было то, что действовала она не с авианосцев, а с куда более удобных для летчиков и обслуживающего персонала аэродромов Петропавловска, находящихся от нас всего в 200 км, не говоря уже о аэродроме на мысе Лопатка, который от наших позиций отделяло 20 км.
К этому времени из имевшихся в моем распоряжении десяти пехотных батальонов три погибли в полном составе — один был уничтожен на высотах 165 и 171, один погиб в бою с 'северной' бригадой русских, еще один — с 'южной' бригадой. Один батальон 74-й бригады обеспечивал прикрытие южного, восточного и западного берегов острова Парамушир, будучи разделен на отдельные роты и взводы, рассеянные на значительной территории — его просто невозможно было собрать за это время. Шести батальонов было явно недостаточно для полноценной атаки, тем более что совсем оголять главную линию обороны и оборону Парамушира было нельзя. За прошедшие двое суток моряки сформировали два сводных батальона из военнослужащих баз; еще два батальона находились в процессе формирования — можно только радоваться тому, что у моряков имелся запас винтовок и пулеметов, предназначавшийся для охраны баз, так что эти батальоны имели почти 50% штатного стрелкового вооружения. Еще три сводных батальона формировались из армейских тыловиков — но с огнестрельным оружием для них было намного хуже. Конечно, для полноценных боевых действий эти части не годились, но заменить полноценную пехоту в обороне они могли, что позволяло мне высвободить части для атаки. Оставалось одно — вспомнить славную историю 'ускоренных атак' Императорской Армии, ведущих свой отсчет с успешного штурма германской крепости Циндао; а, именно, запустить в первой волне атакующих вооруженных холодным оружием тыловиков и персонал военно-морских баз, чтобы они расчистили путь для пехотинцев.
На это решение меня навел опыт саперов генерала Ямаситы, полученный во время высадки десанта в Малайе — как известно, тогда саперы, чтобы сократить время, необходимое для высадки и развертывания десанта, расчистили проходы в установленном англичанами на пляже минном поле собой (соответствует РеИ В.Т.). Сейчас нашей атакующей пехоте, с высокой вероятностью, предстояло преодолеть минное поле, установленное русскими — и чтобы сохранить жизни лучших бойцов, я решил послать на возможное минное поле наших тыловиков, чтобы они своими телами проложили путь пехотинцам. Это имело и большое моральное значение — тыловики, не будучи бойцами первой линии, все же были воинами Тэнно, так что я не имел морального права отказать им в почетной смерти во славу Божественного Тэнно.
Подумав, я решил еще немного видоизменить план — первая волна, состоящая из тыловиков Армии и Флота, вооруженных только холодным оружием, должна была расчистить своими телами русское минное поле; вторая волна, также состоящая из тыловиков, вооруженных холодным оружием и гранатами, по две гранаты на каждого (у нас на складах были значительные запасы гранат Прим. Авт.), должна была забросать гранатами русские пулеметы и окопы русских морских пехотинцев, тем самым обеспечив наилучшие возможности для выполнения своего долга перед Тэнно пехотинцами; третья волна, состоявшая из пяти батальонов пехоты, должна была смять русскую оборону на высотах, уничтожив противника в штыковом бою, после чего она должна была поддержать удар подвижной группы; подвижная группа, которой командовал доблестный подполковник Икеда, в составе 11-го танкового полка, двух рот флотских танков 'Ка-ми' (в данный момент — всего 41 танк), батальона пехоты и двух инженерных рот, должна была пройти через прорванную пехотинцами оборону, и атаковать расположение полка 20,3-см гаубиц и, по возможности, русские резервы. Не позже 6.00 утра подвижная группа должна была начать отход на главную линию обороны, занятую сводными частями.
Начиная с 22.00 все имеющиеся в моем распоряжении плавсредства, начиная с баркасов и рыболовных ботов (на островах имелось отделение японской рыболовной фирмы Прим. Пер.) и заканчивая понтономи, которые буксировали портовые буксиры моряков, начали переброску с Парамушира подразделений и частей, которым была оказана честь принять участие в этой атаке. До 2.00 предстояло перебросить более 4 000 человек и 17 танков — рота флотских 'Ка-ми' переправилась своим ходом. С 2.00 до 3.00 предстояло перебросить два сформированных сводных батальона, для занятия главной полосы обороны. Переброска сил прошла по плану — а тем временем подразделения и части, находившиеся на Шумшу, готовились к операции.
Перед началом операции участвовавшим в ней частям были сообщены их задачи — особо хочу отметить тот факт, что подразделения тыловиков и береговых служб с большим воодушевлением отреагировали на оказанную им честь: своими жизнями проложить дорогу к победе частям первой линии. Вопреки измышлениям гайдзинов, утверждавших, что наших воинов гнали в бой офицеры и унтер-офицеры, со всей ответственностью заявляю — воины второй линии шли в этот бой с радостью, зная, что их души попадут в сонм героев, упокоившихся в храме Ясукуни.
Поначалу все шло согласно намеченному плану — ночная тьма и туман скрыли выдвижение наших частей на исходные рубежи от глаз противника. Затем начала движение первая волна, насчитывавшая более 4 тысяч воинов Императора, за ней, с отрывом около полукилометра, шли воины второй линии, еще около 4 тысяч храбрых воинов Тэнно. В третьей линии насчитывалось более 4,6 тысяч пехотинцев — они шли с отрывом в 300-400 метров от второй линии. Подвижная группа пока оставалась на исходном рубеже — она должна была начать движение, когда бойцы первой линии начнут прокладывать путь через минное поле.
Атака началась с небольшим запозданием против намеченного плана — первая линия начала прорыв не в 3.30, как планировалось, а в 3.42; это было не очень важно, поскольку план предусматривал существенный резерв времени, до одного часа. Но, как выяснилось впоследствии из докладов нескольких выживших унтер-офицеров, участвовавших в прорыве первой волны, коварство русских оказалось сильнее отваги наших воинов — мы рассчитывали на то, что на минном поле окажутся обычные противопехотные мины нажимного действия, так что выделенных для атаки воинов Тэнно хватит для того, чтобы успешно повторить подвиг доблестных саперов, сражавшихся под командованием генерала Ямасита; русские же выставили минное поле, на котором стояли, как это стало ясно из докладов, немецкие 'шпринг-мины' — так что там, где должны были от взрыва одной мины погибнуть двое-трое наших воинов, погибали или были ранены человек 15-20. Наши воины не дрогнули, мужественно идя вперед по русским минам, но бойцы первой волны сумели расчистить минное поле примерно на две трети его глубины.
