Профессиональный диверсант мог бы поморщиться, глядя на результаты деятельности эмигрантских отрядов и их японских покровителей — и он имел бы на это полное моральное право, поскольку за десять с лишним лет самым серьезным 'достижением' лучшей группы эмигрантов, известной как группа Рябовича-Кладиенко был выпуск хлора из нескольких баллонов в жилых кварталах Благовещенска (такой теракт был в РеИ — упомянутая в тексте группа действительно проделала это в 1936 году В.Т.); декларировавшая беспощадную борьбу с Советской Россией Всероссийская фашистская партия Родзаевского преуспела исключительно в доносительстве и зверствах на полицейской службе ее членов японцам — боевые 'успехи' сформированных из ее членов нескольких мелких отрядов, пышно названных диверсионными группами, сводились к убийствам активистов и поджогам колхозного имущества, поскольку ни одной мало-мальски серьезной диверсии на промышленных и транспортных объектах им осуществить не удалось. Объяснялось сие на редкость примитивно — в Императорской Армии просто не было сил специального назначения, сопоставимых с советскими осназовцами, германскими 'брандербуржцами' или британскими коммандос, так что полноценно подготовить диверсантов японцы не могли при всем желании, хотя войсковая разведка у них была хорошей; справедливости ради надо заметить, что подготовить спецназовцев из того, за редкими исключениями, сброда убийц, садистов, вымогателей и платных осведомителей, из числа русских эмигрантов, пошедших на японскую службу не смогли бы и И.Г. Старинов вместе с Д. Стирлингом — это были не те кадры (соответствует РеИ В.Т.). Иеясу Инукаи считал происходящее полноценной диверсионной войной потому, что он, как и его руководство, не знал разницы между войсковой разведкой и диверсионными операциями.
За десять лет такой войны лейтенант стал капитаном, командиром отдельного кавалерийского эскадрона — очень непростого эскадрона, надо заметить — так, среди его подчиненных, тех, кто прослужил менее пяти лет на границе, можно было пересчитать по пальцам двух рук. Больше половины личного состава эскадрона составляли унтер-офицеры. Разумеется, у такого эскадрона и служба была соответствующей — немногим удавалось прослужить в этой скромной части пограничной охраны Маньчжоу-го больше трех лет, остальные же либо увольнялись по ранению, либо их души попадали в храм Ясукуни.
Впрочем, у капитана Инукаи не было недостатка в опытных добровольцах, желавших поступить на освободившиеся вакансии — все, причастные к особой службе, знали о том, что служба в подобных частях насколько почетна, настолько и хорошо оплачиваема. Сомневающимся было достаточно посмотреть на молодого капитана, кавалера шести орденов (для Японии того времени это очень, очень много — орденами награждали невероятно скупо, причем, только по окончании войны или кампании В.Т.), разъезжающего на захваченном русском 'Форде' (имеется ввиду 'М-1'; для Японии того времени даже такая скромная машина — примерно как для США 'Кадиллак' В.Т.).
Сам же майор, вспоминая то время, с трудом удерживался от того, чтобы расплыться в счастливой улыбке — это была не служба, а сбывшаяся мечта самурая, в которой было и смертельно опасное противоборство с достойным врагом, и славные победы, и достойные истинного самурая отступления в полном порядке, и заслуженные награды, полученные из рук вышестоящих офицеров, и богатая добыча, взятая 'на острие катаны'. Было и другое — майор вряд ли бы признался в этом самому себе, настолько это было дико и неприемлемо для офицера помешанной на субординации Императорской Армии — ему очень нравилось быть самостоятельным, что выражалось в том, что ему только ставили задачу, а пути ее осуществления он сплошь и рядом разрабатывал сам.
Конечно, со второй половины 1943 года настали 'не очень хорошие' времена — строжайший приказ военного министра, основанный на Высочайшем Повелении 'не раздражать Советскую Россию', приходилось выполнять. На практике пришлось свернуть не только собственные рейды на русскую территорию, но и резко сократить акции эмигрантских групп. И это происходило тогда, когда русские пограничники и войсковые разведчики и не думали как-то сворачивать свою подрывную деятельность против интересов Империи!
Редким исключением, когда его эскадрону давали 'свободу рук', были акции по прикрытию выхода на территорию Маньчжоу-го особо ценных агентов. Доблестно и смело провоевав в общей сложности двенадцать лет, он получил всего лишь четыре легких ранения — и это притом, что его смелость приводили в пример молодым офицерам — а здесь, во вполне рядовой для него операции, он ухитрился получить тяжелое ранение. Мало этого, хирурги сумели спасти ему ногу, но не смогли полностью сложить раздробленную пулей бедренную кость, из-за чего раненая нога стала на пять сантиметров короче — и поэтому ему отказали в возвращении в особые части, назначив начальником разведывательного отдела заштатной 91-й пехотной дивизии, чтобы в аду ее любили северные демоны!
Когда старый товарищ по разведывательному отделу Квантунской армии, ныне служивший во 2-м управлении Генерального штаба, предложил ему это назначение, капитан Инукаи не пришел в безудержный восторг. Как выяснилось, он был излишне оптимистичен — начав знакомиться с реалиями нового места службы, ему захотелось проклясть изменившую ему удачу. Оказалось, что эта дивизия была сформирована из двух наскоро сколоченных пехотных бригад (соответствует РеИ — 91-я пд, считаясь дивизией, сформированной по штату 'В' военного времени, имела нетипичную для японской армии бригадную структуру; в ее состав вместо трех пехотных полков входили две пехотные бригады В.Т.), в задачу которых входила оборона двух кусков дерьма в самой заднице Тихого океана (соответствует РеИ — надо заметить, что в Императорской Армии времен ВМВ пехотные бригады и смешанные пехотные бригады были предназначены для обороны второстепенных участков фронта и формировались по 'остаточному' принципу В.Т.) — штаб у нее был соответствующим: все неудачники и неумехи, от которых мечтали избавиться командиры действительно первоклассных соединений, сопливые молокососы и ни на что не годные старики, пропившие последние мозги пьяницы и полные ничтожества — таковы были в большинстве своем офицеры штаба 91-й пехотной дивизии!
Единственным, что заставило заслуженного офицера согласиться на это назначение, был намек старого товарища, что эта дыра является тем местом, где настоящий 'квантунец' сможет достойно послужить Империи — в противном случае не помогло бы и производство в майоры. Кстати, намек доброго товарища начал быстро сбываться — дело даже не в том, что командовал этим сборищем полугражданских недоносков уважаемый в Квантунской армии генерал Фусаки; на Шумшу был переброшен из Маньчжурии 11-й танковый полк, которым командовал еще один добрый приятель Инукаи, подполковник Икеда.
Конечно, прибытие старого товарища было отмечено грандиозной пьянкой — и Инукаи, и Икеда были очень рады встрече друг с другом.
Дело было не только в старом, добром знакомстве взаимно уважавших друг друга офицеров — и Инукаи, и Икеда принадлежали к числу тех офицеров Квантунской армии, которых даже их сослуживцы, не разделявшие их взглядов, между собой называли 'бешеными'. Это их взгляды выразил генерал Танака в своем 'Меморандуме' — да, они оба тогда были зелеными курсантами, даже не лейтенантами — но прочитав 'Меморандум Танака', они всей душой приняли написанное. Причина была проста — заслуженный генерал смог четко сформулировать именно то, к чему они тянулись, чего хотели, о чем до хрипа спорили в казармах после отбоя и в недорогих кафе во время редких увольнительных. Смысл был прост — Империя Восходящего Солнца должна властвовать над миром; поскольку одним ударом сделать это невозможно — страна Ямато бедна ресурсами — это надо сделать в ходе серии последовательных войн, когда ресурсы страны, захваченной в ходе одного победоносного похода, служат базой для последующих походов. Именно достижение господства Империи над миром — и сопутствующая месть всем, кто посмел унижать нацию Ниппон — и стала их целью, достижению которой они посвятили свою жизнь и смерть.
Иного Пути они для себя не мыслили и не хотели — и не боялись смерти на этом Пути, поскольку приняли для себя принцип сорока семи самураев 'Достижение поставленной цели стоит смерти всех нас'. В свое время они долго спорили о том, имеют ли они моральное право рисковать жизнью всей нации Ямато ради достижения господства над миром — ведь настоящий самурай не имеет права на непочтительность к своим родителям, равно как и не имеет права на пренебрежение интересами своих детей, а риск жизнью всей нации Ниппон вполне можно было расценить именно так — но пришли к выводу, что имеют на это право, поскольку их целью является достижение господства над миром в интересах всей нации. Несколько упрощая, можно сказать, что они решили расширительно толковать принцип 'Как нет цветка краше сакуры, так нет человека лучше самурая' применительно к отношениям нации Ямато с остальным миром — простые японцы должны были стать самураями по отношению к гайдзинам, а вести их по этому Пути должны были самураи, во всей полноте приняв на себя права и обязанности офицеров по отношению к подчиненным; имелась в виду не просто служба под знаменами Тэнно, но вся жизнь нации Ниппон. В этом случае все становилось на свои места — офицер имеет полное право жертвовать жизнями даже всех своих подчиненных ради выполнения поставленной задачи.
Европеец мог бы сказать, что 'бешеные' попытались — и не без успеха, на выбранном ими пути милитаризации японского общества, доведенной до абсолюта, они добились очень многого — реализовать идею генерала Людендорфа о превращении страны в военный лагерь, где гражданская власть целиком и полностью подчинена военным, вплоть до того, высшая власть в государстве принадлежит облеченному доверием армии генералитету. Разумеется, в Японии это делалось с поправкой на японскую специфику. Этот сторонний наблюдатель-европеец мог бы добавить, что так далеко по пути милитаризации страны не заходил никто, даже в Третьем Рейхе власть военных все-таки уравновешивалась гражданскими и партийными инстанциями.
Он мог бы добавить, что даже в Японии, с принятой в японском обществе абсолютизацией самурайской доблести, никто и никогда не распространял принципы 'Буси-до' и 'Хага-курэ' на людей, не принадлежащих к сословию самураев, даже на мобилизованных воинов-асигару, не говоря уже о гражданских людях.
'Бешеные' прекрасно знали это — но они были по-своему логичны, рассудив, что только нация, ставшая своего рода 'коллективным самураем' сможет покорить и удержать в подчинении многократно превосходящих ее численно гайдзинов. Ну а если она не сможет достичь поставленной цели, то все знают, как должно смывать позор поражения настоящему самураю.
Майор Инукаи и подполковник Икеда были единомышленниками, целиком и полностью разделявшими эти взгляды — и их радость от встречи была и радостью людей, понявших, что они не одиноки. Придя в себя после бурного празднования встречи, офицеры отправились на прогулку, в ходе которой подполковник посвятил майора в суть поставленной перед ним задачи. Реакция Инукаи была вполне предсказуема — он задал всего один вопрос: 'Что именно я должен сделать?'
Получив ответ на свой вопрос, майор со всем мыслимым рвением, прилагая к решению поставленной задачи все свои силы, недюжинный интеллект и огромный опыт, приступив к сбору максимально полной информации о русской группировке на Камчатке. Задача была не самой сложной, поскольку у русских был один транспортный узел, он же единственный относительно крупный населенный пункт на Камчатке — город и порт Петропавловск-Камчатский.
Единомышленники майора во 2-м управлении Генштаба помогали ему всем, чем было возможно — так, в виде исключения, ему был предоставлен прямой доступ к информации, добываемой агентурными сетями центрального подчинения и переданы на связь некоторые ценные агенты. К сожалению, они не укомплектовать разведотдел штаба дивизии опытными офицерами Квантунской армии — если уговорить их нынешнее командование расстаться с ценными кадрами было возможно, хоть и с большими усилиями, то скрыть от недоброжелателей 'квантунцев' перевод профессионалов высокого класса в заштатный гарнизон было невозможно; естественно, у вышеупомянутых недоброжелателей мгновенно бы возник вопрос: 'А что 'квантунцы' готовят на Северных Курилах, если они целенаправленно переводят туда своих лучших людей?'
Единственно, они смогли организовать перевод в 91-ю дивизию двоих опытных офицеров, специалистов войсковой разведки — одним из 'приятных сюрпризов', обнаруженных Инукаи по прибытии на новое место службы, стало отсутствие в составе дивизии полагавшегося ей по штату разведывательного полка (фактически, это был отдельный разведбат дивизионного подчинения В.Т.); более того, в пехотных бригадах вообще не предусматривалось наличие штатных разведывательных подразделений — а его предшественник не счел нужным поставить вопрос о формировании хотя бы разведроты. Когда майор подал командиру дивизии соответствующий рапорт, то генерал-лейтенант объяснил ему, что дивизии придется обходиться имеющимися частями, поскольку Военному Министерству не хватает ресурсов для первостепенных направлений — но разрешил ему сформировать нештатную разведывательную роту.
Формирование этой роты стало для привыкшего за время службы в Квантунской армии к первосортному человеческому материалу майора (соответствует РеИ — до 1944 года в части и соединения Квантунской армии направляли только рекрутов 1-го разряда (годных к строевой службе без ограничений); правда, мне встречались упоминания о наличии в тыловых частях рекрутов 2-го разряда В.Т.) форменным унижением — согласно существующим правилам в бригады направляли рекрутов 2-го разряда (соответствует РеИ; изъясняясь проще, ограниченно годных к строевой службе В.Т.). В тыловых службах вообще обнаружились рекруты 3-го разряда (годные к нестроевой В.Т.). Сцепив зубы, майор отбирал лучшее из имевшегося, понимая, что других солдат взять неоткуда — а разведрота была необходима.
Еще одной проблемой стали унтер-офицеры — нет, кадровые унтеры Императорской Армии были отлично подготовлены; и для них не составило бы труда за год-полтора подготовить из нормальных новобранцев полноценных войсковых разведчиков. Хлопоты заключались в том, что кадровых унтер-офицеров в дивизии почти не было — впрочем, майор сильно сомневался в том, что у него есть год для подготовки разведроты. Поэтому офицеры-'квантунцы' сбивались с ног, обучая и унтеров военного времени, и отобранных в разведроту рядовых пехотинцев и саперов.
В том же, что касалось агентурной разведки и анализа добытых данных, Инукаи приходилось довольствоваться имевшимися кадрами — оные подчиненные делились на две категории: ничего не знавшие и не умевшие молокососы, у которых даже не было протекции, необходимой для того, чтобы попасть на сулящее карьерные перспективы место службы; и никому не нужные ничтожества. Хвала Аматерасу, что скрыть прибытие новых войск и техники в Петропавловск русские не могли при всем желании — единственным путем было море, точнее, маршрут через контролируемый Империей Первый Курильский пролив, следование которым было сопряжено с неизбежным досмотром воинами Империи, с последующей разгрузкой в порту Петропавловска, на виду у всего города, в котором имелось и консульство Японии, и немало агентов разведок страны Восходящего Солнца. В таких условиях не заметить что-то было невозможно.
