Дважды потрясенный фельдфебель, откозыряв, отбыл выполнять приказание. Майор же, поразмыслив, достал из шкафа бутылку русской водки и приказал принести закуску — профессионал такого уровня заслуживал его уважения.
Через минуту в его кабинет вошел подтянутый блондин. Посмотрев ему в глаза, майор мысленно признал правоту коменданта — в голубых глазах был даже не лед, а абсолютная пустота безразличия к чужой и своей жизни; можно было не сомневаться в том, что для человека с такими глазами существует только эффективность процесса, который тот умеет наладить наилучшим образом.
— Гауптштурмфюрер СС фон Фёлькерзам в Ваше распоряжение прибыл! — доложил гость на чистейшем русском языке — майор оценил сделанный ход: новый подчиненный недвусмысленно давал понять, что он является подчиненным, а не дворовой собакой — и убедительно доказывал, что уровень его квалификации позволяет ему претендовать на такое положение. Инукаи мысленно признал, что при таком владении русским языком новоприбывший вполне сойдет за чистокровного русского в любой точке России.
— Позвольте представиться — начальник разведотдела дивизии майор Инукаи Иеясу — ответил разведчик на не самом плохом русском языке, хотя и недостаточно хорошем для того, чтобы сойти за русского — чтобы добиться серьезного к себе отношения со стороны нового подчиненного, следовало показать свою квалификацию.
— Адриан фон Фёлькерзам, к Вашим услугам — слегка поклонился блондин, снова четко расставляя акценты всем своим поведением.
— Прошу Вас, садитесь — вежливо пригласил гостя Инукаи — позвольте предложить Вам рюмочку с дороги — ведь так говорят в России?
— Благодарю Вас, с удовольствием — принял угощение барон, которому совершенно не был нужен конфликт с новым начальником.
— За наше с Вами знакомство! — предложил тост майор, из прочтения досье на фон Фёлькерзама справедливо решивший, что тому не должен быть чужд застольный этикет офицерского корпуса Русской Армии — германский был незнаком Инукаи, и, он подозревал, что японский неизвестен барону.
Барон воспитанно приподнял рюмку, принимая тост — Инукаи ответил тем же, и они выпили.
— К сожалению, у меня нет принятых в России закусок — извинился майор.
— Уверен, господин майор, что японские закуски ничуть не хуже — ответил гауптштурмфюрер.
Закусив, фон Фёлькерзам вопросительно посмотрел на Инукаи — правильно понявший этот взгляд майор счел нужным перейти к делу.
— Легенда Вашей группы — переводчики с русского языка — начал вводить фон Фёлькерзама в курс дела Инукаи — на практике Вам придется заняться подготовкой дивизионной разведроты и подготовкой диверсий на объектах Петропавловска-Камчатского.
— Ни я, ни мои люди не владеют японским языком — предупредил Инукаи барон — мы все, конечно, знаем русский и английский — но японский у нас в пределах армейского разговорника, составленного нашими специалистами.
— Это, конечно, плохо — пожал плечами майор — но обычные строевики не проявляют излишнего интереса к делам разведотдела, а мои люди не привыкли болтать попусту.
Фон Фёлькерзам помрачнел. Инукаи понимал его, но ничего другого поделать было нельзя — невозможно было выдать европейцев за связистов Императорской Армии или кого-то в этом роде; конечно, легенда переводчиков не блистала совершенством — во всяком случае, в разведотделе все будут знать, кем на самом деле являются новоприбывшие — но приходилось довольствоваться этим.
— Сейчас комендант разместит Вашу группу, поставит ее на довольствие — майор считал нужным 'ковать железо, пока оно горячо' — а с завтрашнего дня Вам следует приступить к делу.
— Еще один вопрос, господин майор — спросил барон.
— Вы получите полный доступ к имеющейся в моем распоряжении информации, кроме самих донесений агентов — разведчик не считал нужным заигрываться в секретность сверх необходимого.
— Господин майор, считаю своим долгом напомнить Вам о кардинальном отличии германского 'модус операнди' особых частей от методов, используемых в Императорской Армии — оно заключается в том, что согласно немецкой методике, диверсанты имеют оперативное прикрытие — вежливо, но твердо сказал барон.
— Вы хотите сказать, что вашим диверсантам передают на связь агентуру? — не поверил своим ушам Инукаи, для которого это прозвучало полной дикостью.
— Да — ответил барон. Конечно, выход на связь с агентами имеют только командир группы и его заместитель — не может быть и речи о том, чтобы сообщать эту информацию всем членам группы.
Инукаи задумался — понятно было, что барон 'подсластил пилюлю', говоря о командире и заместителе командира группы — по сути дела, речь шла о грубейшем нарушении правил, существующих в военной разведке Империи. С другой стороны, получение диверсантами самой свежей информации из первых рук должно было изрядно повысить эффективность их действий — майор хорошо помнил свои собственные похождения на русско-маньчжурской границе, когда только наличие своих собственных осведомителей несколько раз спасало его от гибели вместе с подчиненными. Его друзья в разведке Квантунской армии делились с ним информацией, нарушая при этом существующий порядок — но никто из них не мог и подумать о передаче ему на связь своих агентов.
В принципе, он мог сделать официальный запрос во 2-е управление — но этот запрос вполне мог стать известен врагам 'квантунцев'.. И как бы друзья майора смогли бы объяснитть столь странный запрос, в котором запрашивалось разрешение не только на нарушение существующего режима обеспечения секретности, но и прямого приказа военного министра?
В тоже время, майор понимал, что в той игре, активным участником которой он является, в случае проигрыша, это нарушение окажется наименьшей из его вин — собственно, по сравнению со злонамеренным преступлением Высочайшего Повеления, это было песчинкой на морском берегу — а победа оправдает все. Иногда майора посещала мысль, что много лет воюя с русскими, он незаметно перенял некоторые их установления и обычаи, в частности, принцип 'Победителя не судят'.
— Господин барон, насколько я понимаю, Вас направили, в том числе и для того, чтобы Вы обучили воинов Тэнно искусству диверсионной войны по германским методикам, не так ли? — решился Инукаи.
— Несомненно, господин майор — ответил фон Фёлькерзам.
— Соответственно, в мою задачу входит обеспечение Вашей деятельности всем необходимым для достижения конечного успеха — утвердительно сказал майор.
Барон молча наклонил голову — чем больше он общался со своими новыми работодателями, тем больше в нем крепла уверенность в том, что их цели не ограничиваются нанесением того или иного ущерба Советам. Происходящее наводило его на мысль, что он вляпался во что-то, напоминающее события 1936 года, с ходом и подоплекой которых его ознакомили коллеги из отдела VI C — создавалось впечатление, что самурайские кланы, которыми оставались японские армия и флот, в очередной раз собираются померяться силами. Это была очень интересная информация для 'Черного ордена' — мало этого, она могла бы послужить ценным товаром на переговорах с американцами — но связи у фон Фёлькерзама не было и быть не могло.
— В таком случае, позвольте откланяться, господин майор — сказал барон — остаток сегодняшнего дня я и мои люди используем для обустройства, а завтра приступим к исполнению служебных обязанностей.
— Я очень рад знакомству со столь достойным воином, как Вы, господин барон — вежливо ответил Инукаи — и, Вы правы — вверенной Вам группе надо устроиться на новом месте. Завтра, к 8.00 жду Вас, вместе с подчиненными, здесь. Всего Вам доброго, господин барон.
— Благодарю Вас за доброе пожелание, господин майор — слегка поклонился гауптштурмфюрер — со своей стороны, примите, пожалуйста, мои наилучшие пожелания.
Вторая половина дня и вечер этого дня прошли у группы барона в хлопотах по обустройству. Японцы не поскупились ни на хорошие, по их меркам, помещения, ни на прочие, необходимые предметы — хотя, по сравнению с условиями размещения в замке Фриденталь все выглядело весьма скромно, но фон Фёлькерзам после инструктажей, проведенных специалистами по Японии, ждал намного худшего.
Утром следующего дня барон и семеро его подчиненных были представлены личному составу разведывательного отдела и дивизионной разведывательной роты — после чего пошла работа.
Рядовые диверсанты начали обучать японских солдат и унтер-офицеров, барон и его заместитель обучали японских офицеров. В промежутках между тренировками фон Фёлькерзам вместе с заместителем изучали имевшиеся у японцев материалы по Петропавловску, благо большая часть исходных материалов была на русском языке.
Разведданные японцев произвели на барона сложное впечатление — с детства приученный относиться к 'комиссарским мордам' с пренебрежением и презрением аристократ получил еще один жизненный урок — нет, проведенные на Восточном фронте годы научили фон Фёлькерзами уважению к смертельным врагам, но такого он не ожидал. Как выяснилось из прочитанного, с 30-х годов 'товарищи' вдумчиво развивали не только европейскую часть России, но и такую дыру на задворках покойной Российской Империи, каковой являлся Петропавловск — иначе было невозможно объяснить не только появление серьезной рыболовной компании, каковой являлось Акционерное Камчатское Общество (существовало в РеИ В.Т.), но и строительство судоремонтного и механического заводов (соответствует РеИ В.Т.).
Серьезно большевички подошли и к обороне Камчатки — если катера Петропавловской базы были не более чем символом готовности к обороне, то 101-я горнострелковая дивизия могла изрядно попортить кровь вражескому десанту. Не ограничившись регулярными частями, красные еще в 1941 году занялись формированием истребительных батальонов. Конечно, не следовало преувеличивать силу этих иррегулярных формирований, никак не способных противостоять регулярной армии в открытом бою — но не стоило и недооценивать их возможности в специфических условиях Камчатки: в краю поросших лесом сопок, знающие каждый валун и каждое дерево, местные жители могли не без успеха вести партизанскую войну; в этом случае их невежество в военном мастерстве в немалой степени компенсировалось навыками охотников и рыбаков, умеющих жить в этом суровом краю. Определенную проблему местные жители представляли и для диверсантов — в совершенстве знающие местность и наверняка умеющие выслеживать зверя и метко стрелять, они могли и выследить диверсионную группу, и нанести ей потери, и навести на ее след русских пограничников, выступив в роли проводников и следопытов.
Перейдя же к прочтению более свежих материалов, барон с трудом удержался от отборного мата — их содержание не слишком располагало к оптимизму. Даже изначальное размещение военных городков красных в Петропавловске было неудобным для диверсантов — армейцы выстроили совокупность военных городков восточнее исторического центра города, по направлению к селу Халактырка, оборудовав закрытую территорию с контрольно-пропускной системой; возле самого села Халактырка располагался аэродром, на котором базировался единственный истребительный авиаполк дивизии морской авиации (в РеИ — 17-й иап 7-й иад ВМФ В.Т.); моряки обустроились в бухте Гремячей, расположенной южнее исторического центра города. Весьма толково расположились и 'товарищи' в зеленых фуражках — часть пограничников устроилась в центре города, откуда они могли быстро добраться как в любую точку города, так и добраться по морю в поселок судоремонтного завода или на военно-морскую базу; часть же расположилась на восточной окраине города, между Петропавловском и военными городками. В этих условиях добраться до значимых объектов русских было непросто — но отход становился и вовсе проблематичным.
Сейчас же Петропавловск превратился в настоящую противодиверсионную крепость.
В окрестностях села Халактырка был выстроен аэродромный комплекс, на котором базировалось около 200 современных самолетов — и без малейшего стеснения могли разместиться еще столько же; были оборудованы военные городки, склады снабжения, позиции зенитной артиллерии. Подходы были хорошо оборудованы — агенты докладывали о строительстве дзотов и установке минных полей. Прикрывали подступы к этому аэродромному узлу два противодиверсионных батальона — красные, правда, переодели своих волкодавов в БАО, но сделали это сугубо формально; не водилось у аэродромной обслуги новейших АК-42 и СВД.
Были расширены и военные городки между аэродромным узлом и городом — и так же тщательно отлажена их оборона. Притиводиверсионными мероприятиями здесь занимались военослужащие якобы обозного батальона — впрочем, на обозников они походили примерно в той же степени, в какой тяжелый танк похож на крестьянскую телегу. Так же обстояли дела и в военном городке на Елизовском шоссе — там были выстроены казармы, парки для техники, склады, система обороны; и переброшен еще один батальон мнимых обозников.
Работы шли и на военно-морской базе — что именно там строили, агентам выяснить не удалось, но, судя по количеству отправленных туда строительных материалов, стройка была весьма и весьма солидной, рассчитанной на береговое обеспечение немаленькой эскадры. Не был обделен вниманием и судоремонтный завод, вкупе с поселком Судостроитель — там шло расширение цехов, монтировалось новое оборудование, строились жилые помещения; одновременно с этим вокруг поселка была построена оборонительная линия, занятая переброшенной с базы ротой матросов и введен пропускной режим — на море же безопасность поселка обеспечивали четыре катера-'охотника'.
Барон понимал, что именно эти объекты должны стать его целями — но, черт возьми, в такой ситуации он еще не оказывался. В маленьком городке, где все знали всех, отрезанном от окружающего мира, невозможно было выдать себя за внезапно появившегося проверяющего с 'Большой земли'. Можно было высадить группу с какого-нибудь сейнера или мотобота на побережье, в нескольких десятках километров от города, благо береговая линия, за исключением некоторых участков, на суше не патрулировалась вовсе — русские пограничники ограничивались патрулированием на катерах вдоль побережья — но город, в котором имелось ровным счетом восемь улиц и несколько переулков, хотя и довольно длинных, круглосуточно патрулировался милицией, пограничниками и военными. Красные не вводили комендантского часа — но даже у несомненного жителя Петропавловска, встреченного на улице в поздний час, могли спросить, далеко ли он собрался. Незнакомцам же был гарантирован искренний, совершенно неподдельный интерес со стороны патрулей.
Барон с сожалением вспомнил своих сослуживцев по 2-му управлению Абвера, с которыми судьба свела его летом 1942 года. Морские диверсанты Абвера из группы 'Черное море', специализировавшиеся на диверсионных и штурмовых операциях на море и в прибрежной зоне (соответствует РеИ — подразделение немецких боевых пловцов первоначально было создано в составе Абвера и получило боевое крещение на Черном море; группы МЕК, находившиеся в составе Кригсмарине, были созданы на его базе В.Т.), могли бы высадиться с подводной лодки или надводного суденышка; используя дыхательные аппараты, скрытно подобраться к объекту под водой, скрытно проникнуть на него, ликвидировать охрану, заминировать намеченные цели — и они имели хороший шанс уйти. Еще большие шансы на успех были бы у парней из 10-й флотилии МАС, подчиненных 'черного князя', за счет лучшей техники и намного большего опыта специальных операций.
