Пока главные силы 3-й дивизии линкоров с помощью части тяжелых крейсеров и эсминцев добивали поврежденные легкие крейсера, остальные эсминцы занялись своими американскими коллегами. Через двадцать минут все было кончено — и эскадра пошла к американскому плацдарму.
Аэродром Голландия.
Начальник штаба крыла торпедоносцев находился в недоумении — какой из многочисленных приказов следует выполнять? Сначала из Австралии пришел приказ спасать линкоры — разумеется, следовало топить японские линкоры. Потом пришел приказ нанести удар по японским линейным крейсерам. Сейчас помощи требовали эскортные авианосцы, обнаружившие гнавшуюся за ними крейсерскую эскадру. Но никто не отменял вчерашнего приказа, первоочередной задачей в котором было указано прикрытие плацдарма. Пикантности добавляло то, что все три приказа были за подписью Макартура, злопамятность и мстительность которого знал весь офицерский корпус ВС США. С точки зрения выгодности нежно любимого генералом 'паблисити' самым выгодным вариантом стало бы потопление хотя бы одного вражеского линкора. Майор представил себе заголовки в завтрашних газетах 'Мы не сумели спасти наших парней — но мы отомстили за них!'. Это гарантированно обеспечивало благосклонность Макартура, из которой следовали награды и продвижение по службе, но реализация этого варианта была под большим вопросом — опытный командир эскадрильи, переведенный на штабную работу после ранения, слишком хорошо понимал, насколько трудно утопить авиаторпедами хотя бы один линкор. Пример английских 'Суордфишей', ухитрившихся вывести из строя 'Бисмарк' единственным попаданием, его не вдохновлял — 'кузенам' сказочно повезло добиться попадания в единственную уязвимую точку в последней атаке, и только.
Рассчитывать на то, что атакуя днем линкоры с многочисленным эскортом и, вполне возможным истребительным прикрытием, удастся тяжело повредить один из них, было форменной рулеткой. В том случае, если японцы получали повреждения средней тяжести, они вполне успевали за ночь выйти из пределов боевого радиуса торпедоносцев.
Ошибаться было нельзя — сейчас все будущее майора зависело от принятого решения. В том случае, если торпедоносцам удастся добиться хотя бы умеренного успеха, можно было не сомневаться в том, что генерал Макартур, делая 'паблисити' себе, сделает его и для 'настоящих американцев, победивших под его руководством', просто потому, что таковы 'правила игры'. Если нет, то лучшим для него лично вариантом станет захолустный гарнизон. Плохо было то, что командир авиакрыла, разбиравшийся в интригах высокого начальства намного лучше своего начальника штаба, сейчас метался в приступе тропической лихорадки — он умел находить оптимальный вариант мгновенно, так что майору оставалось только рассчитать план операции. Сейчас же придумать вариант действий, позволяющий и угодить командующему, и не оказаться неугодным для кого-то влиятельного, кому победа Макартура была невыгодна, майор не мог — он просто не умел интриговать на таком уровне. Оставалось одно — победить, а там, возможно, или все забудется, или врагам генерала будет не до скромного офицера армейских ВВС.
С учетом всего этого оптимальной целью для торпедоносцев были линейные крейсера — майор не строил особых иллюзий относительно возможности утопить оба линейных крейсера, но даже один гарантировал ему карьеру. Было одно место, которое самураи никак не могли миновать — плацдарм на Биаке. Для быстрейшего разгрома 41-й дивизии японцам надо было подойти поближе к берегу, тем самым ограничив себе маневр из-за многочисленных коралловых рифов. Конечно, у противника наверняка будет воздушное прикрытие, которое будут обеспечивать истребители первого класса, в отличие от тяжелых 'лайтнингов' с Вакдэ — но оно точно не будет многочисленным, очень уж большие потери понесли японцы.
Уже находясь в пути, майор получил сообщение от истребителей — их авиабаза была разгромлена ударом японских базовых самолетов, так что в прикрытие принявший командование первый лейтенант мог поднять только 15 'лайтнингов'. Это было плохо, но отворачивать было нельзя — быстрая смерть героем с пенсией жене и маленькой дочке была намного лучше военного трибунала с последующей отсидкой в Форт-Ливенуорте и выхода на свободу нищим изгоем.
Из штаба приходили новые сообщения, одно хуже другого — японцы разгромили сопровождение авианосцев; японцы потопили сами авианосцы; японцы гонятся за эскортниками; японцы добили поврежденные корабли. Майор стиснул зубы: казалось, вернулась зима 1941/42 года, когда он, совсем юный второй лейтенант, в свое время подавшийся на курсы офицеров резерва из-за того, что его отец не мог оплатить ему учебу в университете, не понимал, как такое вообще возможно — узкоглазые мартышки бьют американских парней везде, где встретят. Сейчас-то он на собственном опыте знал, что желтые могут быть страшным врагом, умелым и жестоким — но все равно оставалось непонятным, как джапы сначала поймали со спущенными штанами 5-й флот, а теперь наваляли 7-му флоту.
Майора мучали недобрые предчувствия — но отступать было нельзя.
Мобильный Флот.
А в это же время с палуб авианосцев Мобильного Флота взлетали 24 боеготовых 'урагана' — падающие с ног от усталости механики успели залатать еще два истребителя. Смертельный риск, на который пошел адмирал Одзава, не отводя авианосцы как можно дальше от американских аэродромов, окупал себя возможностью быстро и надолго прикрыть артиллерийские корабли.
Адмирал снова и снова шел на риск — он приказал прикрыть линейные крейсера, и только их. Дзисабуро Одзава понимал, что если американцы сейчас нанесут удар по отходящим линкорам или по авианосцам, то победа в любой момент может обернуться поражением. Но он понимал и другое — 7-й флот разгромлен, так что единственной угрозой для его кораблей является базовая авиация, уже понесшая тяжелые потери, и, самое главное, управляемая дезориентированным штабом противника в Австралии, получающим информацию и отдающим приказы с изрядным запозданием, что в условиях стремительно развивающего морского сражения, проходящего на относительно небольшом пространстве, практически равносильно отдаче неверных приказов, поскольку ко времени их исполнения обстановка уже менялась. Конечно, оставалась опасность того, что кто-то из американских командиров на месте плюнет на приказ и решит нанести удар по его авианосцам всеми имеющимися силами — но адмирал очень надеялся на то, что среди янки такого командира здесь и сейчас не окажется.
Тяжелые крейсера против эскортных авианосцев.
Тяжелые крейсера типа 'Миоко' гнались за эскортными авианосцами, относившимися к типу 'Касабланка' — хотя, точнее будет сказать, что к этому моменту погоня подходила к концу, поскольку разница в скорости между выделенным для погони соединением и эскортниками составляла 12 узлов.
Американский адмирал, командовавший соединением поддержки десанта, понимал свою обреченность — в артиллерийском бою его соединение могло продержаться от силы четверть часа, дневная торпедная атака также не имела шансов на успех, рассчитывать потопить четыре тяжелых крейсера и 14 эсминцев воздушной атакой двух с половиной дюжин 'диких котов' и полудюжины 'мстителей' мог только сумасшедший. Выжить было невозможно — оставалось только попытаться продать жизнь подороже.
В других обстоятельствах и с другими подчиненными и это было бы невозможно — но в его подчинении были не просто палубные летчики, а летчики корпуса морской пехоты, то есть те самые пилоты, среди которых героизм летчиков, оборонявших Уэйк, был возведен в культ (в декабре 1941 года летчики четырех исправных 'Уайлдкетов' КМП США сыграли очень большую роль в обороне Уэйка — их героизм признали даже японцы В.Т.).
Адмирал обратился по трансляции к экипажам, напомнив им о подвигах защитников Аламо и Уэйка, сказав, что японцы бросили им вызов, на который следует достойно ответить. Экипажи были не в восторге от перспективы скорой смерти, но о сдаче в плен никто даже не заикался, отлично понимая, насколько японский плен хуже быстрой смерти в бою.
Через несколько минут эскортники развернулись против ветра, чтобы поднять оставшиеся самолеты. К этому моменту начали перестраиваться для атаки эсминцы — замысел операции сводился к тому, что палубники повредят хотя бы один тяжелый крейсер, а эсминцы его добьют. Точнее, половина 'котов' должна была пробить коридор в завесе японских эсминцев, обработав их 127-мм РС и 45-кг бомбами; вторая половина должна была нанести такой же удар по двум японским крейсерам, целясь по их зениткам и торпедным аппаратам; после этого по крейсерам должны были ударить торпедоносцы; ну а эсминцы должны были добить 'подранков'. При всем авантюризме этого плана шансы на успех были далеко не нулевыми — 'изюминкой' кораблей Императорского флота, от эсминцев до тяжелых крейсеров, было очень мощное торпедное вооружение. Обратной стороной этого была их повышенная уязвимость — достаточно было попадания в заряженный торпедный аппарат даже легкой авиабомбы, чтобы взрыв мощных кислородных торпед вырвал половину борта тяжелого крейсера или отправил на дно эсминец.
И, в любом случае, это было лучше, чем ждать неизбежной смерти от японских снарядов и торпед.
Взлет трех дюжин самолетов с двенадцати эскортников занял считанные минуты — тем временем, выстроившиеся для атаки строем фронта эсминцы закладывали разворот, чтобы атаковать противника с правого борта.
Крейсерская эскадра была вынуждена развернуться навстречу атакующему противнику — в отсутствие истребительного прикрытия даже столь слабая авиагруппа была нешуточной угрозой для дивизии тяжелых крейсеров, в особенности, поддержанная эсминцами. Отличные, хотя и не самые новые, крейсера типа 'Миоко' при очень сильном артиллерийско-торпедном вооружении имели довольно слабое ПВО — резкое увеличение количества безнадежно устаревших МЗА перед началом битвы за Марианские острова, не дополненное системой центральной наводки, не позволяло японской корабельной ПВО выйти на новый качественный уровень. Та же история была и с эсминцами — те же допотопные 25-мм 'гочкисы' не шли ни в какое сравнение с 40-мм 'бофорсами', и отсутствие радиовзрывателей еще больше снижало их возможности. Поэтому атака на малых высотах имела неплохие шансы на успех.
Половина 'уайлдкетов', разбившись на звенья и пары, атаковала эсминцы — три истребителя были сбиты на подлете, но остальные сумели нанести удар. По палубам и мостикам кораблей хлестнули очереди 12,7-мм пулеметов и взрывы пятидюймовых ракет, выбивая зенитчиков, командиров и рулевых. Потом удар нанесли 'коты', вооружнные бомбами. Добиться желаемого удалось только на одном эсминце — отчаянный летчик сбросил бомбы, идя на бреющем полете, под убийственным огнем зениток — и сумел достичь прямого попадания в трехтрубный аппарат. Эсминец был разломлен взрывом. Остальные два эсминца получили умеренные повреждения, но в критические минуты расчеты орудий понесли тяжелые потери, так что 'эвенджеры' прорвались к крейсерам без потерь.
На крейсерах расклад был иным — все же на них было установлено по 48-52 ствола МЗА, в отличие от эсминцев, имевших по 4 автомата, так что даже при неопытности большинства зенитчиков, плотность огня была намного выше. На подлете было сбито 5 'уайлдкетов' — это объяснялось тем, что американские летчики атаковали на минимальной дистанции. Атакованные крейсера — это были 'Миоко' и 'Асигара' — в считанные секунды потеряли около половины МЗА. Конечно, большая часть из них не была уничтожена — как правило, были выбиты расчеты — но в критический момент 'эвенджеры' смогли атаковать, не напоровшись на плотный огонь.
Два торпедоносца были сбиты на подлете, но четыре смогли сбросить торпеды с дистанции в 400 метров. 'Асигара' смог увернуться от одной авиаторпеды, но вторая попала в левый борт, ближе к носовой оконечности. 'Миоко' повезло меньше — единственная торпеда попала в центр правого борта, не причинив особых повреждений, но подбитый зенитчиками, горящий 'эвенджер' врезался в надстройку крейсера, лишив корабль управления. Еще один торпедоносец был сбит на выходе из атаки, но американцы успели нарушить ордер крейсерской эскадры.
Схватка эсминцев была короткой, но предельно ожесточенной — американцы прорывались к крейсерам, используя свое преимущество в точности огня, японцы старались реализовать свое численное превосходство, сокращая дистанцию.
Японским морякам удалось добиться поставленной цели — в коротком бою были потоплены два американских эсминца, получивших прямые попадания, соответственно, в погреб главного калибра и торпедный аппарат; еще пять горели и тонули одновременно, потеряв ход. Другое дело, что эта победа была оплачена немалыми потерями — три эсминца Императорского Флота были потоплены, один из них получил прямое попадание пятидюймового снаряда в погреб ГК, два напоролись на торпеды, выпущенные уже не рассчитывавшими прорваться американскими кораблями; экипажи еще четырех эсминцев сейчас были заняты тушением пожаров и заделкой пробоин — эти корабли получили серьезные повреждения, так что их спасение было под вопросом.
Но два американских эсминца все же сумели прорваться — и сейчас два изрешеченных прямыми попаданиями и бесчисленными осколками, с очагами пожаров, корабля шли среди сплошных столбов разрывов к поврежденным крейсерам. По ним работали все боеспособные корабли эскадры, но добиться попаданий в 'жизненно важные' точки эсминцев никак не могли. Как это ни парадоксально, но японцам мешала многочисленность стволов, работавших по эсминцам — сплошной лес разрывов мешал артиллеристам увидеть свои разрывы и внести необходимые поправки.
К несчастью японцев, оба прорвавшихся эсминца были 'Флетчерами' ранней постройки — помимо всего прочего, они отличались от своих более поздних собратьев наличием двух пятитрубных торпедных аппаратов вместо одного; это была дань существовавшей в американском флоте моде на максимально мощное торпедное вооружение эсминцев.
И, конечно, огромную роль сыграло то, что в России называют 'фартом' — эсминцы сумели, вопреки теории вероятности, сблизиться с поврежденными 'Миоко' и 'Асигара' на дистанцию порядка 20 кабельтовых и выпустить все свои торпеды. На этом их неправдоподобное везение закончилось — один из эсминцев, 'поймав' сразу несколько 203-мм снарядов, выпущенных носовыми башнями 'Хагуро', был буквально выброшен из воды; а, затем в пробитое днище хлынула вода; второй получил несколько попаданий в машинное отделение — и, потеряв ход, был расстрелян сосредоточенным огнем нескольких японских эсминцев.
Но крейсера это уже не могло спасти — потерявший управление 'Миоко' получил шесть попаданий, буквально разорвавших крейсер; впрочем, такого количества попаданий вполне могло хватить и линейному крейсеру; 'Асигара' получил четыре попадания — у корабля была оторвана носовая оконечность, через пробоины поступала вода, нарастал крен на правый борт.
В данной ситуации командир дивизии принял решение использовать боеспособные корабли для продолжения погони за эскортниками — поврежденные корабли должны были пока обходиться своими силами.
