— Все-таки пошел дождь, — разочарованно протянула Алира, кутаясь в большую шаль, — осень тоже хорошее время года, но мне так не нравятся эти дожди! Бейрис, говорят, что в Бернире они могут идти целую неделю подряд и земля потом раскисает так, что в неё проваливаются ноги. Из дома не выйдешь без плаща, подолы тут же становятся грязными и туфли очень быстро промокают. В них невозможно даже дойти от кареты до двери, только вам, мужчинам, хорошо, вы же ходите в сапогах и не замечаете грязи и неудобств! Как вы будете там жить, даже не представляю... Была бы моя воля, я бы вообще не выходила из дома, когда на улице такая отвратительная погода. Лучше всего приказать затопить камин и сидеть в мягком кресле рядом, пока не кончится всё это безобразие. Сайрес, а ты что думаешь по этому поводу?
— Дорогая, я же не могу сидеть дома, какая бы погода на улице не была. Если мне дают дни отдыха, я с радостью буду рядом, но все остальное время я должен находиться в полку и этого не может отменить даже гроза.
— Какая жалость, — Алира вздохнула, — что в грозу тоже надо выходить из дома. Я бы никогда этого не сделала по своей воле. И улицы почти пустые, — она почти приклеилась носом к окошку, — никто не видит, что мы едем.
— Это плохо? — я тоже попыталась рассмотреть за мутными стеклами улицу, но мимо проплывали неясные силуэты домов, а людей и вовсе было не различить на фоне темных стен.
— Для Алиры это плохо, — отозвался Бейрис из угла напротив с легким сарказмом, — потому что она одела свое самое красивое платье, а его никто не увидит. К тому же в хорошую погоду около храмов толпятся люди и они с большим интересом рассматривают такие богатые процессии, как у нас. Потом долго рассказывают, как и что происходило, обсуждая всех с ног до головы. Вот нам, мужчинам, гораздо проще — одели форму и никаких долгих раздумий о своем внешнем виде. Какая нам разница, что на нас одето? Главное то, что под одеждой, внутри, но надо еще понять...
— Бейрис, — возмущенно перебил брата Сайрес, — прекрати говорить пошлости при дамах! Здесь находится моя жена и твоя будущая жена, а ты позволяешь себе высказывать такие намеки, что им остается только краснеть и затыкать уши!
— Да-да, — подхватила Алира, еще больше заворачиваясь в шаль, — ты опять начинаешь говорить, как раньше, а ведь последние дни ты вел себя очень хорошо и никого не вгонял в краску. Мне, право, неловко слышать такое...обещай пожалуйста так больше не говорить.
— Лерия, а ты тоже считаешь, что я говорю пошлости?
— Пошлости? — за окном проплыла площадь, с которой в сторону отходили целых три узких улицы и от воспоминаний где-то внутри стало тепло...здесь мы с Орвиллом смотрели мага-иллюзиониста...— не заметила. По-моему, был разговор об одежде и я с ним согласна.
Алира передернула плечами и отодвинулась в свой угол, не забывая, впрочем, сидеть с прямой, как доска, спиной.
На открытой площади перед уже знакомым мне храмом ветер гонял своими порывами маленькие пылевые смерчи, которые долетали до стен и с размаху бились об них, осыпаясь у основания и вновь взлетая при очередном свистящем рывке. Захлопали дверцы экипажей, которые по-своему боролись с погодой, а на сухие пыльные камни мостовой начали падать первые редкие капли. Особого холода не чувствовалось, только больно стегнул по лицу брошенный ветром песок и противно заскрипел на зубах.
— Лерия, — Райшер выскочил первым и теперь протягивал руку, чтобы помочь сойти по трем сомнительного вида ступенькам, — не поднимай так высоко подол, ты забыла, что у нас так не принято?
Проходя последний десяток метров до круглых пузатых колонн, я напряженно решала задачу — с чего это вдруг он стал выглядеть почти счастливым, когда подавал руку? Но чужие мысли я пока что читать не научилась, а соотносить это с будущей подписью и вовсе глупо. Вот если б дело обстояло наоборот, то и сомнений никаких бы не рождалось, а так... что с меня взять, приданого и то с гулькин нос!
Двери сегодня были прикрыты наполовину и внутри не гулял ожидаемый мерзкий сквозняк, но все равно большое квадратное помещение было достаточно прохладным и я пожалела, что не попросила какой-нибудь платок потеплее. Еще и сидеть придется на каменных табуретах, а это для здоровья очень плохо. Действительно, жалко, что погода подгадила.
Обстановка в храме ничуть не изменилась против той, которую я запомнила по первому и единственному посещению. Чернобелый шар с голубой ленточкой крутился, как и раньше, точно также дрожал от жара воздух над обеим чашами, но там, где мы остановились, не чувствовалось даже малейшего намека на тепло от них. Единственным источником тепла была рука Райшера, которая не давала отстраниться от него на необходимое по здешним понятиям расстояние, да что там расстояние, даже широкая юбка примялась с правого бока и плечо почти вжато в его камзол. Это ничего, что так нарушаются местные условности?
Возможно, вся родня тоже усмотрела в этом нечто неприличное, потому что справа, со стороны Бейриса, кто-то шипел и махал руками, пытаясь привлечь к себе внимание, но вышедший из-за серой стелы жрец в белой накидке строго посмотрел на недовольных и все мельтешение прекратилось под перешептывания сзади. Жрец развел руки в стороны, поставив ладони вертикально и некоторое время стоял, молча рассматривая немигающим взглядом собравшихся в храме людей. Понять, на кого он конкретно смотрит в данный момент, было невозможно — в помещении не было яркого света и казалось, что он вообще забыл, зачем вышел в этот зал. На мгновение по волосам пробежала легкая щекотка, едва заметно кольнуло в кончик носа и в левую сторону груди. Бейрис стоял, как скала, только еще сильнее сжал мне руку, пока по лицу жреца не пробежала легкая улыбка. Он опустил руки и сложил их на животе, но не спешил начинать напутственную проповедь, рассматривая нас теперь с несомненным интересом. Никто не решался прервать этот процесс до тех пор, пока сзади не чихнули громко и раскатисто. Жрец встрепенулся, нахмурился, шумно вздохнул и...тоже чихнул в ответ. Я тихо фыркнула от смеха, а Райшер предупреждающе коротко сдавил кисть. Пришлось сделать серьезное лицо и ждать проповеди.
— По милости Айди и по собственному желанию этот день стал особенным для вас, — жрец уже начал свою речь, вытирая рукой нос самым обыкновенным человеческим жестом, — потому что двое пришли в храм единственно для того, чтобы соединить свои судьбы на всю оставшуюся жизнь. Намерения мужчины и женщины, стоящих сейчас перед всеми, подтверждены их совместным приходом сюда с твердым желанием продолжить свой путь рука об руку, как они сейчас и стоят перед всеми. Держите вместе не только руки, но и силы, которые дала вам сама жизнь, чтобы с их помощью продолжить свой род в будущих детях и внуках. — Жрец шумно втянул воздух, подумал и...снова чихнул, строго посмотрел на меня и продолжил, — Айди внимает сверху вашему желанию и даже ненастный день, который вы можете воспринимать, как препятствие на дальнейшем пути, может обернуться для вас счастливым началом новой жизни. Благодати Айди достойны все, даже если кто-то усомнился в ее милосердии и внимании, только она может определить, сколько еще надо прошагать, чтобы преклониться перед ее мощью и заботой о живущих. Пусть ваши помыслы будут чисты друг перед другом, пусть ваши силы не иссякнут и послужат поддержкой вам обоим, только тогда ваш совместный путь будет прямым и светлым. Сейчас вы подпишете брачные контракты, внеся в эти листы то, что лежит у каждого из вас на сердце и это будет ваше обращение друг к другу. Да отразится здесь то, что держится в ваших душах, — заученным жестом были воздеты руки, в которые выступившие из-за серой стелы двое жрецов с почтением вложили свернутые в трубки белые листы бумаги. — Сегодняшнее подписание будет производиться на этих листах с последующим условием впаивания их в специально изготовленные для этой цели для закрепления вашего союза. Единственное, что отличает эти листы, — он продемонстрировал их поворотом кистей, — от заказанных, это невозможность одновременного проявления на них написанного вами, но, если будет на то разрешение второй стороны, то мы охотно дадим прочитать написанное. В связи с этим я еще раз задам вам обоим вопрос, будете ли вы подписывать ваш брачный контракт на этих листах или отложите это до дня, когда будут изготовлены другие, согласно требованиям Совета?
— Да, будем, — Бейрис чуть толкнул меня плечом и я поспешила подтвердить согласие.
— Тогда присядьте за этот стол, — листы аккуратно легли на короткие торцы и к каждому углу встал жрец, охраняющий подход к этому знаменательному месту, — и занесите то, о чем я говорил.
Дойдя в сопровождении Райшера до низкого табурета, я устроилась поудобнее, взяла протянутое одним из жрецов писало и задумалась, глядя на чистый лист перед собой. Остальная родня сгрудилась за спиной Бейриса на расстоянии около метра, охраняемом молчаливыми жрецами и начала сдавленно шушукаться, толкаться и даже вести какие-то подсчеты, убеждая друг друга соглашаться или отказаться от предложенного. Делалось это не столь громко, как я видела ранее, поэтому услышать, что предлагает вторая сторона, почти не представлялось возможным, тем более, что длина стола составляла метра два с половиной. Ну и что будем писать, Валерия Павловна?
Заголовок, прописанный красивым крупным почерком гласил, что бумага действительно является брачным контрактом между г-жой Валерией Колесниковой и г-ном Бейрисом Раймоном ленд Райшером, о чем внизу будет сделано подробное разъяснение за подписью обоих. Точнее, фраза была более витиеватая и расползлась аж на четыре строки, но смысл был именно таков и дальше шли едва заметные полоски, как в наших прописях, на которых и надо было перечислять желаемое. Самая последняя строчка разбивалась на две и под каждой мелкими буковками были написаны имена. Ага, тут будут подписи, поняла! Поначалу мне очень хотелось вписать сюда неконтролируемое использование всего, что числится за Бейрисом, исключительно из вредности, чтобы побольше досадить ему за все, что было раньше. Потом это желание переросло в самую примитивную проблему обеспечить себя на долгую дорогу и дальнейшее прожитие небольшим стратегическим запасом, чтобы не униженно не просить у Райшера никаких денег. Но пока жрец читал свою проповедь, эти желания ушли и в памяти осталось лишь последнее стандартное выражение, которое так и крутилось в голове. Внести то, что держится в душе? Та молодая пара, которую я когда-то видела здесь, как раз очень бодро вписывала денежную сторону вопроса, пункты которого диктовали сопровождающие родственники. Что есть деньги? Сегодня их много, завтра от них останется только воспоминание, они могут потеряться или закончиться слишком быстро, меня могут ограбить по дороге или надуть в ближайшем трактире, пока я не буду твердо знать цены. Если останусь без гроша, то пойду пешком и это не проблема, кусок хлеба можно заработать в любой деревне своим трудом, это мы уже проходили. К душе деньги не имеют никакого отношения, к душе имеет отношение совсем другое, ради чего я согласилась на весь этот фарс. Бумага все стерпит, а боги мне так и не протянули руку помощи, поэтому я напишу именно то, что лежит в душе...
— Как, вы так долго думали и написали всего четыре слова? — старший жрец удивился, получив от своих помощников свернутый в трубку лист. — Вы полагаете, что этого достаточно? Второй стороне можно показать? — спросил он уже более деловитым тоном.
— Показывайте, — подняться с каменного табурета надо было как можно быстрее, ноги здорово замерзли на каменном полу и под задом тоже не было ничего, кроме пышных складок платья. Хоть бы чаю горячего дали в такую-то погоду!
Родственники загомонили как-то особенно громко, но Райшер уже поднялся и жрецы протянули его лист, почтительно кланяясь.
— Лерия, ты будешь читать? — показал он глазами на руки жреца.
— Нет, — я вдруг счастливо засмеялась, — зачем мне это надо?
— А я могу?
— Да пожалуйста, — я повернулась к серой стеле, на которой бешено закрутился шарик, — там нет ничего, что бы ты не знал. Пусть впаивают куда угодно, я написала чистую правду!
— Тогда я тоже не буду ничего читать, — Бейрис повернулся к жрецу, — убирайте и не показывайте никому, пока не изготовите настоящие листы. Подпись поставила?
— Поставила, как ты говорил.
— Хорошо, — горячая рука снова подхватила меня под локоть и я поняла, что страшно замерзла, пока сидела на каменном табурете.
— Согласно подписанным вами листам брачного контракта, отныне вы объявляетесь перед светлым ликом Айди мужем и женой, объединенных единой фамилией рода Райшер. Мои поздравления, госпожа Валерия Райшер, господин Бейрис Райшер. Кроме того госпожа Валерия Райшер принимает подданство лионской короны со всеми вытекающими из этого правами и отныне ответственность за нее несет ее муж, господин Бейрис Райшер. Можете обменяться между собой первыми подарками в знак признательности друг другу.
— Благодарю вас, — Бейрис щелкнул каблуками, коротко кивнув жрецу в ответ. — Посмотрите эти кольца, если на них нет чужой силы, то это будут первые знаки...уважения.
Жрец подержал в ладонях протянутые ему кольца и заверил, что не видит ничего, могущего принести вред будущим обладателям этих вещиц, после чего торжественно отошел в сторону.
— Давай палец...да не этот, а тот...это кольцо сними...ты что, не знаешь, на какой палец надо его одевать?
— Я это делаю первый раз, откуда мне знать?
— Мне теперь одевай...да потише, оно царапается!
— Заранее не мог посмотреть?
— Нельзя одевать заранее, только в храме!
Перепалка вполголоса на некоторое время отвлекла нас от окружающих, которые не замедлили напомнить о себе.
— Мы бы хотели прочитать ту часть контракта, которую подписала госпожа Валерия, — высказала общее желание Летиция, — я слышала, что она разрешила сделать это!
— Нет! — Бейрис повысил голос и все обернулись к нему, даже жрецы недоуменно уставились, порицая такое проявление эмоций. — Это было разрешено ею, пока не прозвучало объявление, что она является моей женой. Сейчас я, как муж, не разрешаю никому заглядывать туда и оспаривать мое решение не может никто. Убирайте, — приказ прозвучал так жёстко, что Летиция больше не осмелилась спорить, — это приказ! Все подписано, — уже спокойнее добавил он, — мы можем возвращаться домой. Разве вы не собираетесь нас поздравлять, как это положено делать? — пролетело по залу и в сторону родственников была послана самая обаятельнейшая улыбка.
Не скажу, что последний выпад прошел незамеченным, но Бейрис долго слушал напутственные речи родителей, благодарил мать и отца, трогательно целовал руку Розалии и поддакивал Герберту, который косился в мою сторону с самым шкодным выражением лица. Не иначе, дедуля что-то вспоминал из бурной юности, не предназначавшееся для женских ушей, уж слишком он был при этом весел! Поздравляли нас по очереди все, разве что Бейриса куда более душевно, чем меня. Ничего удивительного, они же не знают, что это ненадолго! Подошел Морган с Катариной, которые немного припоздали, но прослушали всех, как было с самого начала и не по одному разу, причем Алира и Желлина заспорили между собой, чей рассказ больше приближен к реальности, пока их не помирила Каролина. Из большой корзины всем раздали пригоршни маленьких цветочков и нестройной толпой родственники поспешили на выход.
