— Буду! Далеко ты ее спрятать не мог...разве что съел, — присев сбоку, я стала ощупывать мундир изнутри, несмотря на слабое сопротивление, — зря дёргаешься, всё равно найду!
— Так щекотно, — фыркнул он, — и не там ищешь. В штаны загляни!
На пошлые намёки я не поддалась, а бирка нашлась примерно там, где в одном далеком мире подшивают внутренние карманы для документов и я, не смущаясь, наклонилась и надрезала ножом подкладку, чтобы выудить оттуда эту ценную вещицу. Бейрис лежал совершенно спокойно, даже не делая попыток сопротивления, но стоило только отложить нож, как он извернулся и попытался прижать меня ногами к полу. Этого я не ожидала, спасло лишь то, что одной рукой я уже вцепилась в бирку, а второй отталкивала его от себя. Возня на полу началась нешуточная, но помогло, что он лежал в углу и я всё-таки сумела упереться в стенку ногой...давила изо всей силы, пока не отползла от него в сторону, тяжело дыша. Проклятье, и это одними ногами! Хорошо, что привязала на совесть, а то...
— Крепко, постаралась, — даже как будто одобрил он. — Теперь можешь полюбоваться... не соскучилась?
— Нужен ты мне, — я запрятала драгоценную бирку подальше в карман и демонстративно отряхнула руки, — у нас был договор, но ты не захотел его выполнять, так чем я хуже? Заметь, ты предложил его мне, а не я тебе. Но это уже в прошлом и он для меня значения не имеет.
— А что для тебя имеет значение? — Райшер даже не шевелился, только следил одними глазами за моими руками и вопрос задал самым серьёзным тоном. — Подписание контракта в храме имеет значение?
— Нет. — Я положила пояс с деньгами на стул, а сама стала собирать блестящие монетки с пола. — Я из той страны, где уже давно плюют на всё, кроме одного — возможности делать то, что мы считаем единственно правильным. Для меня не имеет значение ни одна подпись и ни одно слово, если я внутри думаю иначе. Подпись это всего лишь корявые буквы на бумаге, слово — вылетевшие эмоции и больше ничего, пустой звук. А вот внутри...я не хочу пускать туда никого, потому что место уже занято навсегда. Орвиллом. На всё остальное мне наплевать, чтобы не говорили вокруг. Я люблю его, а ты...— я брезгливо поморщилась, вспомнив ночь после посещения храма, — оставайся здесь. Мне ты не нужен, хотя я благодарна тебе за возмещение долга, но не больше.
— Лерия, подожди. Я хочу с тобой поговорить.
— И сильно хочешь?
— Очень.
— Плохо хочешь, раз за столько времени не смог этого сделать.
— Плохо? Да как можно говорить, если в том доме даже стены не спасают от любопытных ушей? Не всё, что я хотел сказать тебе, должно становиться всеобщим достоянием.
— Какие та-айны у нас, — отказать себе в удовольствии лишний раз безнаказанно поиздеваться было трудно, — а как же род, ради которого надо поступаться всем личным? Нам не о чем говорить, дела говорят больше, чем слова, — я демонстративо покрутила в воздухе левой рукой, показывая остатки синяка. — Ты будешь опять что-то врать, а я не хочу снова отделять мух от котлет, да мне и неинтересно это все слушать.
— Подожди, — Райшер еще раз изогнулся, но кровать и жгуты поддаваться не собирались и он снова плюхнулся на пол, — ты же видишь, я ничего не могу сделать. Можешь не развязывать меня, только послушай, хорошо? Это ты можешь обещать?
— Послушать? — критически осмотрев еще раз все вокруг, я встала немного в стороне, — говори, я всегда готова слушать, если собеседнику есть, что мне сказать.
— Лерия, скажи, ты еще носишь кольцо, которое подарил тебе Флойд? — Бейрис попытался подтянуться наверх, чтобы сесть и уперся ногами в пол.
— При чем здесь его кольцо?
— Тебе трудно сказать, носишь или нет? — он запрокинул голову, но из полулежачего положения очень трудно рассматривать того, кто стоит рядом.
— Не трудно, — на всякий случай я заложила руки за спину, — ношу. Что дальше?
— Сними его.
— Зачем? — подозрительность вновь сделала охотничью стойку. — Чем оно тебе помешало?
— Лерия, — Бейрис вдруг заволновался, — прошу тебя, сними. Ненадолго, только на время разговора, потом можешь опять его одеть, если захочешь. Это что, так трудно сделать? Или ты меня боишься? — попытался он надавить на "слабо". — Ну, посмотри внимательно, я же не могу дотянуться до тебя, ты стоишь далеко...не смотри в сторону, тебе так трудно повернуться ко мне? Ты боишься смотреть мне в глаза?
— Не боюсь, — я переступила с ноги на ногу, — но опасаюсь. Почему ты не можешь сказать мне все, что хочешь, если это так важно? Я вполне в состоянии понять, что ты говоришь.
— Лерия, мы жили с тобой вместе в одном доме, встречались за одним столом, ты согласилась с моими доводами, что тебе необходима защита и в то же время тебе надо добраться до Орвилла, чтобы оказать ему помощь...чтобы посмотреть на него, в каком он состоянии, ты же слышала только слова Флойда...
Голос Бейриса звучал разумно и успокаивающе, я действительно соглашалась с его доводами, даже кивала головой и не собиралась делать никаких глупостей, типа закатывания истерик или незаслуженных оскорблений членов его семьи. Все правильно, я и сама так думаю, даже приятно, что здесь наши мысли совпали. И чужих тоже слушать нечего, надо хорошенько подумать, прежде чем заглядывать в рот тем, кто отпускает комплименты и тормошит воспоминания о самом дорогом...никогда не надо бросаться вперед, очертя голову...последствия, да, надо о них подумать, согласна...и подарков от них принимать не надо, мало ли что с этими подарками может быть такое...это же не мама дарит...мама...кольцо от мамы...а как оно блестит...стоп, зачем это я стаскиваю кольцо с мизинца, а оно ещё так плотно сидит...
— Бейрис! — я затрясла головой, пытаясь избавиться от наваждения, чтобы уйти из глубокого колодца, куда затягивают чужие глаза и вкрадчивые разговоры. — Ты...ты...пытаешься заставить меня...
— Проклятье! — Райшер буквально взбесился и, немыслимо изогнувшись, неожиданной подсечкой повалил меня на пол. — Лерия, сними кольцо, слышишь? Ну уж нет...— зажав меня ногами со всей силы, он стал подтаскивать их к себе, шипя и ругаясь, — не сейчас...если бы у меня были свободны руки...
— Нет, — я пнула его, закрутилась, отпихиваясь руками и ногами, при первой же возможности двинула кулаком в живот и, когда он стал хватать ртом воздух, быстро выползла на середину комнаты, — нет! Всё, хватит с меня! Каждый так и норовит сыграть в свои ворота, а это кольцо...Флойд сказал, что оно поможет мне не поддаваться никому! Я и так поддалась...больше ни за что! Я сказала, что уйду в Неймар, значит, уйду, а ты...да плевала я на тебя, плевала я на всё, кроме Орвилла!
— Золтан! Петер! — Бейрис заорал так, что у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. — Золтан!
Ах ты ж гад какой! Да на его вопли сейчас сбегутся все снизу, а когда они узрят привязанного Райшера...Мысль не успевала за руками, только что я держала нож, а уже сижу рядом с Бейрисом и запихиваю ему в рот скомканный кусок простыни, из которого намеревалась сделать еще одни портянку. Крутился он во все стороны, как уж, пытаясь еще раз повопить на весь постоялый двор, но я все-таки зажала ему голову, попутно придавив нос и при первой же попытке заорать с превеликим удовольствием заткнула рот скомканной тряпкой. Пусть спасибо скажет, что до портянок дело не дошло! Ах, ты еще и выплюнуть пытаешься? Всё, мое терпение кончилось, сам виноват! Очень хорошая полоска отхватилась, ровненькая такая, зато тряпку во рту прижмёт и фиг ты ее выплюнешь! Орать он вздумал...откровенности какие-то обещал, да ничего не вышло, не купилась...
Теперь уже меня здесь ничего не держало, я скинула в мешок свои жалкие пожитки, ссыпала кучку дитов в узелок и накинула куртку с капюшоном, которая чья-то добрая рука сунула мне в Арсворте.
— Всё, прощай, — посмотрев в ярко-голубые глаза, быстро отвела взгляд...мало ли что. — Я надеялась, что мы разойдемся по-хорошему, как было обещано, но с тобой это оказалось невозможно. Наш контракт я объявляю недействительным, можешь вернуться в храм и прочитать, что там написано, сразу поймешь. И ещё, — я просто горела желанием напоследок плюнуть ему в рожу, аж тряслось всё внутри, — я теперь не одна, а это придаёт мне сил...ну, что ты так уставился? Орать больше не получается, да? Можешь побеситься напоследок, — я издевательски ухмыльнулась, предчувствуя реакцию на сказанное, — потому что у меня будет ребенок от Орвилла, а это перевешивает всё остальное, все договоры и обещания. Понял?
Райшер взвыл, пытаясь очередной раз дотянуться до меня ногами, чуть не вывернул руки и даже показалось, что затрещала стойка кровати, с такой силой он закрутился на полу. Но я уже не стала искушать судьбу и захлопнула за собой дверь, удовлетворенно отметив, что его возня и мычанье в коридоре совершенно не слышны. Спуститься со второго этажа, когда в зале дым стоит коромыслом, а сидящие пьют, вопят и ловят за юбки служанок, было уже проще простого. Я прошла под галереей, где было меньше посетителей и потемнее к выходу на двор и выкатилась в темную ночь с ярко блестевшими звездами на небосклоне чужого мира. Идти пешком по ночной дороге в одиночку — безумие, но сейчас надо побыстрее уйти отсюда и придется побороть свой страх.
— Эй, куда направился? — у ворот меня окликнул кто-то из слуг, — ночью не боишься один шастать?
— Боюсь, — вздохнула я как можно горше, — но мамка ждёт...волноваться будет. Знаешь, как они волнуются? Реветь начнёт, а меня потом вообще прибьет..
— Не прибьёт, — успокоил босой парень, от которого разило потом и лошадьми за версту, — они все так ругаются, а сами только рады, что мы пришли! Ладно, подожди чуток, тут в Медницы один собирался ехать, прихватит тебя с собой...щас посмотрю, где они там пиво дуют. Не оторвутся никак, того и гляди лопнут!
Ушлый парень уболтал дородного селянина, который уже и забыл, что обещался вернуться сегодня домой, а в благодарность за это получил от меня целый серебряный дит, отчего пришел в безумный восторг. Селянин вывел за ворота свою кобылу, взгромоздился в телегу вместе с двумя тощими мужичками и мы потряслись в его деревню, до которой по тракту было около часа езды. Лошадка бежала резво, охать было не с руки и я молча терпела неудобства передвижения, опасаясь, чтобы вдруг хозяева телеги не оказались любопытными до чужого добра. То ли селяне действительно были нелюбопытны, то ли не захотели связываться с неизвестным парнем с ножом на боку, но факт остается фактом — доехала я до Медниц спокойно, хоть и опасливо посматривала на попутчиков, придерживаясь за бок, а на крестьянском подворье, по причине отсутствия света,меня и вовсе не рассматривали с пристрастием, определив местом ночлега сеновал. Завернувшись в тощее одеяло, я разгребла сено и завалилась спать.
Спозаранку в стойлах началась бурная жизнь — мычали коровы, заливисто орал петух, кудахтали куры, добротно матерились хозяева и работники и от всей этой какофонии сон внаглую покинул меня в самое сладкое время, оставив лёгкое сожаление о чём-то хорошем и радостном. От души почесавшись после сена, я выползла на свет, очумело разглядывая бегающее и снующее беспокойное хозяйство.
— Ты откуда тут взялась? — подозрительно уставился на меня заросший щетиной мужик в грязной поддевке. — Что-то я не припомню, чтоб ты вечером появлялась...
— Так то вечером, — пожала я плечами, выбирая из волос сухую траву, — а я ночью приехала. С постоялого двора подвезли...али не говорили ничего?
— А, так это ты с Ребеном прикатила, — понятливо закивал мужик, — а они твердят, парень с ними ехал и всё! Глаза залили пивом, не видят ничего дальше носа...ну да, в темноте тебя и за парня можно принять, коли в штанах ходишь. Куды идешь-то?
— В Ловичи, — посмотрев вокруг, опасности для себя я не увидела, — там мать у меня, давно не встречались. Это я уж поплакалась ночью, чтоб не бросили, а вообще-то я до ее дома и пешком дойду, не сломаюсь.
— Тоже верно, — мужик закинул на плечи непонятный инструмент, похожий на огромные вилы, — если есть будешь, то заходи, места хватит. До Ловичей не поедем, далеко это и в стороне от тракта, а вот в Бекоры повезем солому, дом свата крыть, так что можешь пристраиваться, подвезем.
— Отлично, — подобная удача могла мне только сниться, — я еду с вами!
К ночи я на последнем издыхании ввалилась на постоялый двор, мечтая только об одном — вытянуться где угодно, хоть на полу в общем зале, закинув в рот что-нибудь горячее. Служанка без вопросов принесла мне миску похлебки, которую я едва не вылизала по окончании пиршества. Кусок хлеба, серого и ноздреватого, оказался очень кстати, а большушая кружка с отваром привела в благодушное настроение. Топать днем мне пришлось долго, подвозить желающих не было, а тратить целый дит на путешествие в крестьянской телеге — верх расточительности. За этот дит я могу ехать в почтовой карете по тракту от одного постоялого двора до другого, да еще и поужинать по приезде, а серебра у меня не так уж и много. Сколько еще придется идти пешком, экономя деньги? Я усмехнулась про себя, представив рожу майнора Золтана, который принял меня за истеричную дамочку из аристократии и Райшера, оправдывающегося перед начальством за своё пикантное положение около кроватной стойки. Зуб даю, без свидетелей там не обойдется, а про такой конфуз сплетни полетят просто с космической скоростью! Ох, и поржут же над ним остальные солдаты...жаль, не услышу. Где тут посветлее место? Надо бы карту посмотреть, а то рискую вляпаться по глупости...да и маршрут немного изменился. Пока я шла целый день пешком, глупость и упрямство были вытеснены благоразумием и осторожностью, которые взяли верх после основательных размышлений. Прежде, чем соваться в Неймар, потрясая кулаками, надо посоветоваться со знающими людьми, иначе меня раскатают в тонкий блин и концов никто не найдет. Первым в этой очереди стоял Никомус, мнению которого я доверяла. Ещё я бы с удовольствием пообщалась и с мэтром Леонардо Каллини, но к нему надо возвращаться в Делькор и просить аудиенции, а это займет много времени. Впрочем, дальнейшие решения надо предпринимать после Арсворта и на холодную голову.
Сегодня шёл уже четвертый день, как я находилась в пути. Передвигаться в светлое время по тракту было не очень интересно — наступила осень, пора уборки урожая была в самом разгаре и по всем дорогам сновали крестьянские телеги. Пеший люд встречался гораздо реже, спеша по своим надобностям, но тракт не пустовал до самой темноты, только под вечер все путники оседали на постоялых дворах за высокими стенами и на тёмной дороге оставались лишь совсем безбашенные либо искатели лёгкой наживы. От тех и других надо было держаться подальше, но в последние два дня я уже освоилась на тракте и оба перегона преодолела с наименьшими трудностями, то есть в дорожной карете. Первый раз я попала на её отправление совершенно случайно, выйдя во двор рано утром. Гомонящая с вечера толпа постояльцев ещё не продрала глаза, а я, раздирая рот в зевоте, пошла искать отхожее место и натолкнулась на огромный рыдван, около которого суетились люди. Это средство передвижения, возможно, называлось как-то иначе, но оно было настолько громоздкое, нескладное и тяжёлое, что к нему просилось именно это название.
