— Пушку положи на пол! Медленно!
Я нехотя опустил руку с "Доводом" на мокрый асфальт и разжал пальцы. Гравистрел едва слышно клацнул о дорожное покрытие.
— Маску сними! — приказал мужчина.
Я, так и не рискнув обернуться, сжал зубы и рывком стащил с себя респиратор.
В следующую секунду девушка, стоящая передо мной, рассмеялась.
— Вот и все! — довольно воскликнула она.
— Вот и все, — угрюмо повторил мужчина.
Я понял, что сейчас произойдет что-то ужасное, и резко перекатился на спину. Но удар прикладом все равно настиг меня, только пришелся не по затылку, а в лоб. Единственное, что мне удалось разглядеть в оглушившем меня незнакомце, были усталые и неживые глаза. Я уже видел где-то точно такие же. Только вот где и когда?
Мир потускнел, и я почувствовал грубые тычки в бок. Вероятно, меня снова хотели перевернуть лицом вниз. Я попытался как-то выкрутится, схватить гравистрел, но сил ни на что уже не оставалось. Ласковые тьма и боль приняли меня в свои объятия, отрезая сознание от жестокой действительности.
Океан.
Передо мной был безбрежный океан. Буйный, дикий, неземной.
Я летел над ним, чувствуя бьющий по щекам ветер, ощущая соленые брызги на губах. У самых ног плескалась фиолетовая вода, солнце, подернутое алой дымкой, безмятежно светило мне в лицо. Было так хорошо и спокойно. Я знал, что могу теперь все. Наверное, потому что стал свободен.
Только несмотря на это я почему-то плакал, ловя прохладный бриз сведенным судорогой ртом...
Перед глазами что-то пронеслось, я попытался сфокусировать зрение, но не смог. Темное пятно скользнуло в другую сторону. Я захотел что-нибудь крикнуть, как-то показать, что еще жив, но вместо крика зашелся в приступе кашля.
Мир кое-как собирался в единое целое. Я вспомнил дурацкую погоню, неизвестного мужчину и его подружку, подлый удар.
Голова болела неимоверно, рук и ног я наоборот практически не чувствовал. Отрезали? Перебили позвоночник?
Прежде всего, необходимо было выяснить, где я, и что это за тень мелькает сверху.
Первое оказалось довольно простой задачей. Зрение наконец более-менее пришло в норму, и я увидел серые массы туч на низком небе и стены домов вокруг. Выходит, я лежу навзничь примерно на том же месте, где меня и огрели по голове.
Расплывающиеся перед глазами капли и сухой воздух, наполняющий легкие, поведали о том, что сейчас на лицо снова натянут респиратор.
Но вот кто тут со мной? Те самые таинственные люди? Смирнов с охранником? Или кто-то еще?
— Сереженька, — голос принадлежал Ирке. — Ты очнулся?
— Да, — хрипло выдохнул я.
Девушка склонилась надо мной, и я испуганно вздрогнул. Ее лицо оказалось испещрено многочисленными язвами, некоторые из них уже лопнули, и по щекам вперемешку с дождевой водой тек гной. Глаза Ирки представляли собой две красные щелочки, окруженные неимоверно раздутыми веками.
— Зачем ты пошел за мной, дурачок? — девушка вдруг кашлянула и сплюнула в сторону сгусток крови. — Я же тебе написала, что я балласт, что тебе без меня будет легче! Это мой выбор. Может, я хотела так умереть...
— Что произошло? — выдавил я, стараясь не глядеть на Ирку.
— Я шла по проспекту и наткнулась здесь на тебя, — вздохнула Ирка. — Респиратор у тебя оказался снят, оружие валялось в паре шагов, а лицо было все в крови. Кто-то напал на тебя, но почему-то ушел. Я одела тебе респиратор на лицо, оказала первую медицинскую помощь и стала ждать, когда ты очнешься...
— Сколько времени прошло? — перебил я ее, силясь встать. — У меня тоже язвы?
Девушка покачала головой:
— Ты чист, Сережа. Тебе как всегда повезло. Ты ведь особенный...
— Сколько времени? — повторил я.
Мне удалось приподняться на локтях. Конечностей я по-прежнему практически не ощущал, но теперь хотя бы смог убедиться в их наличии.
— Прошло почти два часа, темнеет, — ответила Ирка. — Скоро я умру.
Я не знал, что ей сказать на это, и продолжил медленно подниматься. Девушку между тем снова накрыл приступ кашля. Она несколько раз отплевывалась кровью, а под конец темно-алая струйка пролилась из уголка ее рта на землю.
— Зачем ты убежала? — спросил я.
— Я написала тебе. Мне все это надоело. Надоела моя никчемность. Моя неспособность дать тебе то, что ты хочешь. Я не могу быть другой. Я такая, какая получилась. Что может быть хуже того, чем перестать любить саму себя? Я смотрела на себя в зеркало на протяжении последних дней, и понимала, что все кончено. Я такая никому не буду нужна после того, как ты меня бросишь. И вот ты бросил...
Я в очередной раз попытался встать. На этот раз мне удалось еле-еле подняться и опереться рукой о стену.
— Почему я ничего не чувствую? — выдавил я.
— Ты долго лежал на земле! — сказала девушка. — Конечности затекли и замерзли.
— Ясно, — пролепетал я. — Поему же они ушли?
— Кто?
— Мужчина с девушкой. Они ведь что-то со мной хотели сделать. Это не простые бандиты были...
— Я ничего не видела, — призналась Ирка, тяжело дыша.
— Прости меня, Ирка. Господи, я такой идиот!
— Все нормально, — девушка снова попробовала улыбнуться, но ее пронзила судорога боли. — М-можешь пообещать мне две вещи? — с напряжением выговорила она.
— Да, — не колеблясь, ответил я.
— Назови в честь меня что-нибудь ценное для тебя!
— Хорошо, — кивнул я.
Ирка вновь зашлась в кашле. Я отчетливо видел, как ей сейчас больно и тяжело дышать.
— А второе? — напомнил я.
— Прекрати мои мучения, — прохрипела девушка. — Раз уж ты все равно погнался за мной — убей меня!
— Нет! — я сделал шаг назад, с удивлением глядя на изможденную Ирку. — Мы дождемся помощи! Тебя спасут, тебя вылечат! Зачем? — я едва не потерял равновесие.
— Я бы сама застрелилась, пока ты был в отключке, но оружие выстрелит, лишь если ты будешь держать его в руке. Сделай это! Я не думала, что будет так больно... Пожалуйста!
Гравистрел действительно был устроен таким образом, что стрелять из него мог лишь я сам. Значит, Ирка уже пыталась воспользоваться оружием, пока я был без сознания.
Что же делать? Неужели нет никаких шансов?
— Пожалуйста! — вновь попросила девушка.
Я, покачиваясь и едва переставляя ноги, подошел к тому месту, где лежал "Довод".
— Ты уверена, что так будет лучше? — неуверенно глядя на Ирку, спросил я.
Девушка не ответила. Она села прямо на мокрый асфальт, жалкая, промокшая до нитки, покрытая язвами. В горле ее что-то пронзительно булькнуло, и изо рта густым потоком хлынула темная кровь.
Я не запомнил, как гравистрел оказался в моей руке. Зато я никогда не смогу забыть Иркиного лица в ту последнюю минуту ее жизни.
Очень сложно исполнять такие предсмертные желания, особенно, когда сам виноват в том, что человек так сильно страдает. Но еще сложнее стрелять в того, кто даже в столь ужасном состоянии каждой клеточкой своего тела источает лишь неистовую любовь к тебе.
Ирка кивнула.
И я выстрелил.
Казалось бы, так просто. Такое короткое, едва заметное даже мне самому движение указательного пальца. И больше нет человека. Больше нет целого мира, сознания, вороха эмоций, идей... Не стало крохотной части ноосферы этой чертовой галактики.
Ирки больше нет!
Господи, какое странное чувство! То, что осталось после выстрела от девушки, лежало в нескольких шагах от меня, и я все никак не мог отвести взгляд от этих останков.
Я убил ее.
Нет, не сейчас. Не этой волной из своего гравистрела. Я обрек Ирку на гибель намного раньше. Тогда, когда прилетел на Марс. Тогда, когда пошел с ней в ресторанчик и там надрался как последняя скотина. Может, не будь этого вечера, девушка не окончила бы жизнь так нелепо и рано. Не стоило мне пытаться воскресить те отношения, которых в общем-то никогда и не было.
Но я влез в Иркину жизнь. Лишил ее дома, работы, свободы. Привязал к себе, подарил надежду, а потом попытался изменить ее. Но измениться она не смогла. И тогда я просто ее бросил, поставив во главу угла свой эгоизм. Бросил — и тем самым убил.
А минуту назад просто закончил начатое...
Когда меня нашел Смирнов, сопровождаемый тремя солдатами, я сидел в луже, прислонившись спиной к стене, и бросал мелкую кирпичную крошку в воду. Я тихо плакал, вспоминая о том, как любил точно так же сидеть на берегу родного озера и кидать туда камни.
После смерти Ирки. Автор — Александр Мягин
Как все было просто тогда, и какими надуманными оказались тогдашние проблемы! И как не хватает сейчас дружеской руки Пашки и теплых маминых слов! Глупость за глупостью, ошибка за ошибкой. Неужели этому не будет конца?
— Сейчас в голову всажу пулю — поговорите тогда! — в десятый раз донесся до меня раздраженный голос из глубины бункера. — Сказал же — валите отсюда!
— Мы не заражены! — снова прокричал Смирнов. — Нас пятеро. Мы вышли из бункера около двух часов назад! Если бы мы подхватили вирус — уже бы погибли!
— Сказал же — проваливайте! Через южный вход выходили — оттуда и заходите! Если вас там впустят, конечно!
— Мать твою! — не выдержал один из солдат. — Какого хрена ты там умничаешь? Скоро тут совсем стемнеет! Что нам делать прикажешь? Кевин, это ты, раздави твои яйца хиллер?! Я ж до тебя доберусь, хренов пижон!
Из бункера некоторое время не доносилось ни слова. Потом знакомый голос проорал чуть менее уверенно:
— Ты что ли, Гризли?
— Я, конечно! — пробасил солдат.
— Чего вам в южный вход-то не войти?
— Говорят тебе, мать твоя макака, вход закрыт. Охранник оттуда с нами. Вот он. Питер зовут, может, знаешь такого! Дверь на том входе только изнутри открывается. Сколько тебе еще объяснять, шакалья рожа?!
— Сломался сканер, — посетовал голос из бункера. — Личные дела ваши не читаются. Откуда я знаю, кто сюда из развалин приперся?
— Да мы это, церрозная печень! Свои! Спасали одного чудика просто!
— Ладно, — неожиданно согласился невидимый охранник. — Подходите сюда, стрелять не буду. Посмотрю сначала, есть ли язвы...
Я кое-как побрел вперед, поддерживаемый под руки Смирновым и тем солдатом, который только что общался с часовым Кевином. Выстрелов не прозвучало, и я немного расслабился.
— Стойте! — команда раздалась совсем близко, и, подняв голову, я увидел охранника в черном респираторе и с автоматом.
Мы послушно остановились. Часовой что-то неразборчиво крикнул внутрь бункера, вероятно, прося подстраховать его. Из глубины послышался бодрый ответ. Кевин повел плечами, снял с предохранителя автомат и подошел к нам вплотную.
Первым, конечно, он стал осматривать меня.
Несмотря на то, что в глазах у меня стоял туман, а конечности практически не слушались, язв на коже не обнаружилось. Да и сам я чувствовал, что здоров, а чутью своему я привык доверять.
— Что с ним такое, Гризли? — кивая на меня, спросил у высокого солдата часовой.
— Мародеры напали, — пробурчал тот. — Повезло ему, что жив остался! Мы спугнули их, видимо.
— А что такого-то? — Кевин принялся осматривать остальных. — Обобрали бы, да и все.
— Ты хоть новости от ребят слушаешь, укуси тебя джейн? Я тут за прошлые сутки такого понасмотрелся! Столько мрази повылазило, флагшток им в дюзы!
— Ну, слышал я, что тут разные бродят, — надулся часовой. — Крысы там разные, мародеры. Так и что с того?
— Маньяки тут еще какие-то завелись, представляешь! Кто бы мог подумать — в нашем городе после эпидемии какие-то маньяки появились! И непонятно кто. Может, сосед твой с катушек съехал, может родственник. Все ж свои были. Все ж — хорошие люди...
— Чуть что — сразу мой родственник! — фыркнул Кевин. — Ты на свое гинекологическое дерево лучшее б посмотрел. Маньяки... Тьфу!
Часовой подошел к последнему солдату и также скрупулезно принялся осматривать ту часть его лица, что была видна через прозрачное стекло маски респиратора.
— Пошел ты, шкура позорная! — процедил Гризли. — Они там, мать твою, головы людям вскрывают и мозги высасывают, а ты все шутки шутишь! Я чуть маску не заблевал, когда впервые на такой труп наткнулся...
— Правда, что ли? — посерьезнел Кевин. — Точно у кого-то крыша поехала! Ладно, ребята! Проходите! Все на первый взгляд в норме. Дальнейший осмотр доктор проведет!
Мы двинулись внутрь убежища, и Кевин пошел рядом с нами, то и дело приговаривая виноватым голосом:
— Вы уж простите. Я не по своей инициативе ведь не пропускал — приказ такой. Всех досконально проверять. Малейшее подозрение — сразу стрелять!
— Ничего страшного! — кивал на эти слова Смирнов.
Около огромной герметичной двери нас встретил напарник Кевина. Он перекинулся парой слов с дежурным по ту сторону затвора, и вскоре стальная створка поползла вверх. Подъемника на этом выходе почему-то не было, и мы стали спускаться по ступеням лестницы. Эхо сопровождало каждый наш шаг.
Внизу, перед внутренней дверью нас встретил еще один охранник. Он прохаживался по небольшой площадке и выжидающе поглядывал в нашу сторону, пока мы не подошли к нему вплотную.
— Двери слева — это комнаты для обеззараживания. Впрочем, вы и так знаете! Бегом туда!
Всю одежду и оружие забросили в стерилизатор. Мне помогли разоблачиться и встать под душ. Горячие и пахнущие хлоркой струи принесли облегчение. Руки и ноги наконец, стали согреваться и двигаться более-менее нормально. Но зато по телу разлилась волна нестерпимого жжения — восстанавливалась общая чувствительность. Я очень аккуратно промыл водой рану на голове.
— Скорее заканчивайте мытье! Прибыл медик! — оповестил нас часовой.
В перерывах между беготней я успел обратиться к способностям и узнать те средства, которыми обычно пытались лечить или диагностировать вирус. Сейчас нас станут колоть сульфатиазолом и маллеином. Первый служит средством профилактики, а второй должен ясно показать, заражены мы или нет. Маллеин вызывает сильную аллергическую реакцию у носителей вируса.
Только вот инкубационный период этого атипичного сапа на несколько часов короче, чем время действия маллеина. Поэтому положительная реакция вполне может проявиться уже после того, как я покроюсь язвами и заболею. Индикатор в такой ситуации попросту теряет смысл...
— Это ты убил Ирку? — увидев, что мне стало лучше, негромко спросил Смирнов.
— Да, — кивнул я, натягивая чистую одежду. — Она сама попросила. Я очнулся, уже когда она вся в язвах была и кровью плевалась...
— Понятно, — вздохнул агент. — Не удержал ты свою девушку от глупости. Правда, она и сама виновата. Какое-то у нее влечение патологическое — если не ты, то жизнь — не жизнь. Чересчур она взбалмошная все-таки. Была, — добавил он после едва заметной паузы.
— Ага, — опустил голову я.
Нас поманила медсестра.
— Как же Ирка заразилась-то? — повернулся ко мне Смирнов, он уже подставлял руку под инъектор.
— Не знаю, — ответил я. — Воздух ведь, говорят, уже более суток, как очистился.
— Что-то еще является переносчиком, — подытожил Смирнов.
Я поморщился от укола, сестра стала обрабатывать меня. Но кое-какие мысли по поводу переносчика болезни у меня были:
