— Я бывал здесь еще студентом, — усмехнулся Ярослав. — Мне нравилось тогда. И странно, но тогда казалось, что он больше
— Еще бы, — я по-прежнему шла задом-наперед. — Тогда все воспринималось ярче, громче, больше. Почему ты хмуришься?
— Боюсь, что ты упадешь. Здесь брусчатка, а ты на каблуках... Как вы только их носите?
— С улыбкой, — фыркнула. — Не пережив... — договорить не удалось, каблук поехал, я покачнулась, тяжелый фонарь потянул вниз. Ярослав перехватил меня у земли, поймав за талию, но лодыжку все равно прострелила боль.
— Я же говорил, — прошептал он мне на ухо.
— Считай накаркал, — так же тихо ответила я. Ярослав прижимал меня спиной к своей груди, я чувствовала биение его сердца, тепло тела, ощущала твердые руки. По телу пробежали мурашки, было приятно, было более чем приятно. Мы замерли на несколько мгновений, его дыхание шевелило волосы на затылке, одуряющий запах забивал ноздри. Горячая ладонь спустилась немного ниже, легла на бедро. Я сосредоточилась и сконцентрировалась, словно не по своей воле, на этих ощущениях.
— Ты в порядке? — снова прошептал он, немного помогая вынырнуть из транса, не до конца, но все же...
— Вроде бы, — как заторможенная, ответила. — Каблук только сломала.
Волков отстранился, развернул меня и, оглядевшись, усадил на ближайший высокий бордюр, поставив мой фонарь туда же, а свой — на землю. Он явно не поверил, что я ограничилась только сломанным каблуком.
"Женщины", — снова удалось прочитать во взгляде.
"Сам дурак", — выгнула бровь, оцепенение прошло. Постепенно отпускало и это острое чувство мужского присутствия внутри личного пространства.
Змеев осторожно снял туфлю, взял мою ногу, длинные пальцы уверенно сжали лодыжку, я дернулась от неожиданности и его прикосновения.
— Болит все-таки? — поднял он на меня глаза.
— Нет. Просто у тебя руки холодные, — я забавлялась. Забавлялась ситуацией и его позой, серьезностью во взгляде и вообще абсурдностью и наивностью происходящего, стараясь за этой насмешкой скрыть чувства, которые вызывал этот мужчина. Физические ощущения: предвкушение и дрожь.
Куда меня понесло, а главное, зачем?
С другой стороны, куда бы ни понесло, на сегодня это надо заканчивать.
— Все хорошо, — я осторожно высвободила ногу.
— Но...
— Легко, — пожала плечами, прочитав вопрос в змеиных глазах. Сняла вторую туфлю и поднялась на ноги. — Вопрос решен, мы можем продолжать прогулку, Змеев.
— Как?
— Змеев. Я с самой первой нашей встречи тебя так называю. У тебя глаза змеиные, желтые, — не стала юлить. — Только не обижайся.
— На женщин, дураков и судьбу не обижаются, — легко пожал мужчина плечами, пристально разглядывая мои босые ноги. — Интересный у тебя педикюр.
— Ксенька решила попрактиковаться сначала на мне, прежде чем испытать новый лак на себе, — тоже посмотрела на ядовитую расцветку то ли чернобыльской клубники, то ли просто растекшейся божьей коровки.
— Умная девочка.
— Я говорила.
— Змеев, значит... — пробормотал он, вскинув голову. — Только глаза?
— Нет. Не только. Ты сам... я говорила еще в отеле, когда тебя прислал Сухарев, что ты напоминаешь мне Каа. С тех пор ничего не изменилось, и...
Да что уж там. В конце концов, я сегодня согласилась на свидание не потому, что он мне понравился.
— Ты не человек, Ярослав.
Тонкие губы растянулись в улыбке, он весь как-то неуловимо изменился. Глаза заблестели ярче, заострились черты лица, и чувство опасности пробрало с головы до ног, волоски на руках встали дыбом. Не той опасности, что испытываешь, глядя в глаза палачу или группе пьяных придурков, а той опасности, которую испытываешь, смотря на дрессированного тигра в цирке. Ему вроде бы привили манеры, ты понимаешь, что хищник на тебя не бросится, а даже если и бросится, защитит клетка, но... Но черт его знает, что у зверюги в голове.
— Но ты здесь, со мной, в почти безлюдном саду... — протянул мужчина, подтверждая мои подозрения. Волков не приближался, не сдвинулся ни на миллиметр, а ощущение было такое, что он снова вторгся в мое личное пространство. Неприятно. Завораживает. Но только и всего.
"Почему? Потому что ты тоже не человек, Мара?"
Снова эта странная способность читать в глазах.
"Да".
— А еще потому, что я не понимаю, что тебе от меня надо. От меня и от моего отеля. Зачем ты пытался влезть в наши компьютеры?
Змеиная улыбка стала шире, теплее, что-то мелькнуло на дне змеиного взгляда.
— Было любопытно... — не стал отпираться Волков.
— Больше так не делай. Сейчас тоже любопытно? — выгнула бровь, поднимая фонарь выше, по-другому, по-новому ломая окружающие нас тени. Теперь пришло ощущение силы, нечеловеческой силы, исходящей от мужчины. И жара... такого знакомого, зовущего, искушающего. Но ощутила я это лишь потому, что он мне позволил. И никак иначе.
Странная игра на ночь глядя.
— Сейчас более чем когда-либо.
"Кто ты?"
"Не торопись, Ярослав".
— Так зачем ты привел меня сюда в это время? — я взяла Волкова под локоть, почувствовав, как он замер на миг. Мои туфли очень странно смотрелись в его руках.
— Сегодня здесь только для узкого круга будет петь моя хорошая знакомая. Думаю, тебе понравится, — мы медленно двинулись назад, в сторону пруда.
"Это незаконно?"
"Еще как", — опять улыбка мальчишки — открытая и честная.
"Нас могут поймать?"
"Нас с тобой? Нет. Но будет весело".
Насмешливый, бесшабашный Волков откровенно озадачивал. Интересно, это всего лишь очередная маска или действительно часть его личности?
У дальнего конца пруда такими же тяжелыми масляными лампами, что были у нас в руках, огородили небольшой участок. Мягкий свет пламени кругами ложился на землю, но так и не смог рассеять темноту, царящую вокруг, чернильная вода пруда поглощала отсветы живого пламени, давая лишь слабое отражение. Лампы словно тонули, тонул огонь, тонули в обсидиановой глубине тени и отражения других людей. Действительно немного. Человек двенадцать, а может и не человек.
Волков по-прежнему нес в руках мои туфли, я по-прежнему держала его под руку, и вечер по-прежнему навевал негу и приятную дрему. Не ту затягивающую, сыпучую, липкую, как патока или слишком густая, сожженная карамель. Нет. Легкую, дрожащую, очень нежную и почти невесомую, а поэтому таящую в себе опасность. Ту самую опасность дрессированного тигра на арене цирка.
Дорожки под босыми ступнями все еще хранили тепло ушедшего дня, летний ветер тревожил спящие деревья, как музыкант, легко перебирая листья, словно струны гитары.
Я отпустила себя, как только в центре показалась девушка. В легком летнем платье, как и я, босиком, невероятно юная, невероятно... освежающая. Она была похожа на весну, на начало лета. Легкая, светлая, чистая. И голос был такой же — искрящийся, хрустальный.
Я улыбнулась уголком губ, считывая окружающих и окружающий фон. Вот только пока не могла определиться, кто именно из двух сестер передо мной. Хитрожопый Волков. Притвориться или не стоит?
Зачесалась спина.
Не знаю, насколько хорошо получилось изобразить коровий взгляд, но я очень старалась. Да и девушка пела действительно хорошо. Райская птичка... Все-таки райская, а значит из-за нее в центре сегодня хорошая погода. Интересно, где ее сестра? Хотя... нет, не интересно, как прилетели, так и улетят.
А Змееву надо отдать должное.
Краем глаза заметила, как окружающий нас народ начал едва заметно покачиваться, следуя за льющейся мелодией. Одернула себя и тоже начала двигаться.
Это действительно было просто. Девушка пела красиво, пела а капелла, пела, полностью отдаваясь мелодии и звучанию, пела, вторя ветру, забирая, по капле вытягивая дурные мысли, раздражение, усталость, тяжесть, злость из окружающих.
Я отдала ей злость и усталость, отдала показательно, так, чтобы Волков обязательно заметил, а вот раздражение приберегла. И удивилась, обнаружив такое большое количество именно злости. Давно я пар не спускала, очевидно, вот и накопилось.
А свидание-то вышло не только познавательным, но и для душевного равновесия очень полезным.
Улыбку удалось сдержать с трудом.
Змеев, правда, тоже использовал "концерт" себе на пользу. Вот только не отдавал он ничего, мужчина рядом поглощал. Почти проглотил все то, что я так тщательно ему демонстрировала. Так вот что тебя привлекает? Смерть, что стоит за спиной? Тьма, что окружает коконом? Ад, что таится внутри?
А твой ад, он какой? Такой же, как мой, или другой?
Змеев-Змеев...
Моя рука осталась лежать на сгибе его локтя, я расслабилась и действительно позволила себе насладиться голосом райской птички.
Забавными дорогами ведет нас судьба, путанными, непредсказуемыми, ломанными. Встреча, еще вчера казавшаяся ничего не значащей, может оказаться ключевой, а главный персонаж вдруг отойти на задний план, как в театральной постановке гениального глупца или глупого гения.
Ярослав тоже постепенно расслабился, сытая удовлетворенная улыбка на миг растянула губы, но во взгляде все еще читался голод. Голод в его движениях, в том, как он резко нагнулся, поставив свой фонарь и мои туфли, как так же выпрямился, чтобы обнять рукой за талию, придвинуть еще ближе.
Я не сопротивлялась, не возражала. Пусть.
Через двадцать минут он переместился вновь, оказавшись за моей спиной. Девушка, судя по блеску в глазах и довольной улыбке, заканчивала петь.
— У тебя мурашки, — Волков невесомо провел по моей руке.
— Может быть, — "заторможено" ответила, постаравшись скрыть реакцию тела на прикосновение.
Пиджак лег на плечи, Змеев обнял меня двумя руками, по-прежнему стоя за спиной.
Что-то подсказывало, что он не до конца поверил в мое представление.
Пусть.
Девушка закончила петь спустя десять минут и в оглушительной тишине скрылась в темноте "Аптечного огорода". Ее ухода почти никто не заметил, зрители медленно приходили в себя, просыпались, обретали ясность взглядов, четкость движений. Они подхватывали свои фонари и двигались к выходу, все еще в легком забытьи.
Через десять минут мы остались со Змеевым вдвоем, в тусклом круге света от наших фонарей.
— Ты играешь не по правилам, — развернулась я в его руках. Развернулась медленно, потому что было действительно уютно и приятно. И я действительно была благодарна за этот вечер, за возможность избавиться от лишнего, расслабиться, не думать. Пусть и затеял Ярослав это все, преследуя свои цели.
Пусть.
— Ты не хотела от меня игры по правилам, — его ладонь опустилась мне на шею, большой палец гладил венку. — Ты не ждала от меня игры по правилам.
— Думаешь?
-Уверен, — усмехнулся мужчина. — Будешь отрицать?
— А смысл? — усмехнулась в ответ. — Большой, грозный, опасный.
— Это твое мнение обо мне?
— Его часть, — прикрыла глаза, поглаживания стали еще медленнее, еще осторожнее. От пиджака пахло ладаном, немного сигаретным дымом.
— Хорошо, пока хорошо, — он прикрыл на миг глаза. — Сейчас два часа ночи. Скажи, что мы делаем дальше?
— Вызови такси.
— Отвезти тебя домой? — все-таки спросил он.
— Нет. Вызови такси, — покачала головой. — Я поеду одна.
Ярослав кивнул, но с места не сдвинулся, рук не убрал, продолжая смотреть мне в глаза, я положила ладони на его грудь. Под правой ровно билось сердце. Я ощущала его каждой клеточкой прижавшегося разморенного тела. Он был почти горячий, закаменевший, словно его кости из металла, тело — из черного титана.
Мы так и стояли еще какое-то время, не делая попыток приблизиться, не пытаясь испортить все неуместным, пошлым поцелуем. Просто стояли, пока в его кармане не зазвонил мобильник.
Волков нахмурился, достал телефон и ответил на вызов, я предпочла отойти к самому краю пруда. Звонок в два часа ночи хорошим не мог быть по определению, а учитывая специфику его работы...
— Через полчаса буду, — бросил он, подходя ко мне.
— Дубов? Или Сухарев?
— Дуб, — отражение Ярослава в водной глади провело рукой по волосам. Он что-то набирал в телефоне, скорее всего вызывал машину.
— Пойдем, — я взяла его за руку, потянула к выходу, подхватив по дороге туфли, Волков поднял фонари.
В саду погасли все огни, даже те, что встречали нас у входа. Он полностью погрузился в сон, убаюканный птицей и ветром.
А Москва с другой стороны все так же шумела и кипела, переливалась огнями.
— Позвони мне, — посадив меня в машину, попросил Ярослав, — как доедешь.
— Напишу, — кивнула, скрыв усмешку.
Мужчина коснулся коротким поцелуем руки.
— Спасибо за вечер.
— Тебе спасибо, — улыбнулась.
Змеев отпустил мою ладонь, отступил на шаг, захлопнул дверцу, водитель завел мотор.
Через час я, как и обещала, написала Волкову, ответ пришел тут же: "Хорошо, спи". И это командное "спи" заставило снова усмехнуться.
Платье упало к ногам, туфли со сломанным каблуком остались валяться у порога, а я отправилась в душ. Спать действительно хотелось.
Глава 8
Ярослав Волков
Очевидное рядом. Меня вызвали на очередной труп. Хмурые рожи Дуба и Сашки оптимизма не вселяли. Снова полностью обнаженная, бритая налысо женщина, снова во дворе спального района. Снова зверски замученная: со следами ожогов на теле, с отрубленными пальцами, с, будто вдавленной внутрь кожей на спине, с римской цифрой три и лилией. Не хватало части зубов, на шее в этот раз просматривалась странгуляционная борозда, не очень отчетливо. Скорее всего, умерла она не от удушья, а от остановки сердца, как и предыдущая. И, скорее всего, она не из этого района.
Блеск. Иногда очень тошно от того, что оказываешься прав.
Я не мог понять, сколько она здесь пролежала. Склонялся к тому, что недолго, не больше трех часов, но с уверенностью сказать не мог. Обожравшийся сладким гад кривился и морщился на этот раз от безумия, оставленного убийцей. Ему просто не было до него дела. Чудовищу понравилась Мара, она была слишком вкусной, слишком сладкой, слишком его. Он хотел продолжения, повторения, он ожидал большего.
И у меня не получалось толком сосредоточиться, а поэтому я делал фотографии. Фотографии всего, что только можно.
Но, даже не видя тела, я мог с уверенностью сказать, что это тот же урод, что и в прошлый раз. Безумие, как отпечатки пальцев, у каждого свое.
— Медики говорят, она здесь не больше трех часов, — подошел Славка.
Я кивнул.
Да. Скорее всего. Роса уже выпала к тому моменту, как ее привезли, а труп сухой.
— Как думаешь, — повернул я к менту голову, — он стоял над ней и смотрел или сразу ушел?
— Господи, Волков, я вообще о таком не думаю.
И в этом основная ваша ошибка, ребята. Как вы собираетесь ловить его, если следов он не оставляет? Как собираетесь действовать, если не знаете, зачем он это делает?
— Тебе ведь за это платят? — вдруг снова подал голос Дубов. — За то, чтобы ты копался у них в голове?
— В том числе, — я развернулся, направляясь в сторону домов. — Мне здесь больше нечего делать. Я поехал домой.
