— Пока все верно, — все еще улыбаясь, кивнула девушка. — Так кто же я, Волков?
— Понятия не имею, — пожал плечами, отодвигая пустую тарелку. — Разве что ты хозяйка отеля, в котором живут трупы. Ты ведь в курсе, что твои постояльцы — трупы? — нахмурился.
— Конечно, — весело кивнула Шелестова, поднимаясь и убирая тарелки и остальную посуду.
Верблюжья колючка вообще явно забавлялась происходящим, моим серьезным видом и попытками понять, кто она такая.
— Ну тогда, собственно, все.
Она снова вернулась за стол, села, согнув одну ногу в колене.
— Ты на верном пути, — еще шире улыбнулась девушка. — Главное, не сдавайся, парень, и у тебя все получится.
Издевается. Ведь точно издевается.
Я рыкнул, вскочил на ноги, обогнул стол.
— Шелестова, ты...
— Ну, давай, удиви меня, Волков, — изящные руки легли мне на плечи. Девушка склонила голову набок, в глазах плясали смешинки.
Я стоял очень близко, слишком близко, невозможно близко.
Тихое рычание вырвалось из горла. Я сжал узкую талию, приподнял Мару и усадил на стол, сметая чашки, набрасываясь на ее губы.
Она была все так же чертовски сладка. Даже еще слаще.
Как клубничный глинтвейн, если такой вообще существует.
Я слегка прикусил нижнюю губу и отстранился, потом снова прикусил и снова отстранился. Мне нравилась ее дразнить, мне нравилось чувствовать вкус мягкой плоти на своих губах и языке. Мне вообще нравилось, что и как она делала.
Как втянула мой язык в рот, посасывая, как шумно выдохнула, как обвила талию ногами, как ее пяточки уперлись мне в поясницу. Мне нравилось, что ее руки скользнули по плечам, что одна зарылась в волосы, и что ноготками второй Мара слегка царапает мне шею.
Я вторгался в ее рот, брал то, что было сейчас необходимо, как воздух, потому что желание почти смело и растворило меня в себе.
С-с-сладкая, с-с-сладкая Мара. Вкус-с-сная, вкус-с-сная Мара.
Мои руки пробрались под футболку, принялись ласкать нежную, теплую, гладкую, как крылья бабочки, кожу. Упиваясь, наслаждаясь, смакуя.
Вот только...
Я сдернул дурацкую футболку с девушки, швырнул куда-то в сторону и снова вернулся к губам, практически вжав женственное, сводящее с ума тело в себя. Кожа к коже, страсть к страсти.
На красивой шее очень соблазнительно билась венка, и я, скользнув языком в раковину уха, прикусив мочку, спустился к этой венке. Целуя и пробуя на язык рваный пульс и вкус ее кожи.
Мара дернулась, выгнулась, запрокидывая голову, подставляя грудь под мои ладони.
И кто я такой, чтобы отказываться?
Я накрыл левое полушарие рукой, слегка сжал сосок пальцами, перекатывая, играя, а губами коснулся правого.
Девушка дернулась. Застонала. Сильнее прогнулась назад, вцепилась в мои волосы уже обеими руками, прижимая голову к груди.
Горячая, стра-с-с-стная, дикая.
Она была прекрасна.
Ее безумие, ничем не сдерживаемое, накрыло меня с головой, поглотило, заставляя кровь кипеть еще сильнее, заставляя сердце биться в глотке, заставляя целовать, облизывать и посасывать все с большей яростью.
Я скользнул рукой вдоль наших тел, поглаживая живот и бедра, добрался до кружев и провел ребром ладони вдоль.
То ли рычание, то ли стон вырвались из груди Мары. Она заставила меня оторваться от груди и поцеловала, ворвалась в мой рот. Требуя. Настаивая. Тоже яростная и неис-с-с-товая.
Нереальная, черт возьми!
Я ощутил ее руки у себя на груди, острые ноготки, горячие ладони. Она сжала мои соски, продолжая атаковать мои губы, ерзая и трясь об меня всем телом.
Влага проступила даже сквозь белье, и я ощущал ее на пальцах, которыми продолжал ласкать лоно. Терпкий, сочный запах разливался вокруг и вместе с безумие поглощал остатки самоконтроля.
Я хотел разложить ее здесь же, сейчас же, немедленно. Чувствовать ее под собой, вокруг себя. Вколачиваться грубо и дико. Я хотел, чтобы она расцарапал мне спину, чтобы обвила ногами еще туже, чтобы стонала и кричала. Извивалась, дергалась и сходила с ума точно так же, как я.
А, твою мать...
Я приподнял Мару, заставляя обхватить плечи и талию.
Шелестова открыла свои невозможные, потемневшие глаза.
О, да, да!
Именно этот взгляд. Именно этот голод я и хотел увидеть.
— Диван? — прошептал сдавленно.
— Думаешь, доберемся? — хрипло спросила она.
Я зашипел, когда девушка снова меня поцеловала, заерзала на мне.
И сделал первый шаг, потом второй, третий.
К черту диван!
Я опустился вместе с ней на пол, распустил волосы, отстранился.
Мне нужно было это расстояние, эта передышка. Физически необходима.
Шелестова посмотрела на меня из-под полуприкрытых век, облизнулась. Медленно и порочно, вырвав стон.
Я снова склонился над Марой, собираясь поцеловать, как она вдруг напряглась. Грозовые глаза распахнулись шире, она слегка повернула голову и толкнула меня в грудь.
— Что... — начал, ни хрена не соображая.
— Телефон, — пробормотала она, садясь медленно и неуверенно.
Телефон?
Откуда-то действительно доносилась мелодия.
— Кит звонит, — она резко вскочила на ноги и убежала в спальню, откуда бессмертный Горшок дурниной орал: "Дайте людям рому!".
Чтоб ему... на том свете обыкалось, гребаный наркоша.
Я выругался, поднялся с пола и пошел собирать осколки разбитых чашек.
Мара показалась из спальни буквально через две минуты уже полностью одетая. Спокойная, сосредоточенная, но... какая-то отрешенная, в себе.
— Я отвезу тебя, — сказал, делая шаг навстречу.
Она посмотрела на меня, слегка нахмурилась, закинула рюкзак на плечо.
— Нет, — прозвучало слишком твердо, чтобы я мог настаивать. — Я уже вызвала такси.
— Не уходи без меня, — я метнулся в спальню.
А через десять минут сажал Мару в такси.
— Ты уверена, что не нужна помощь? — наклонился к девушке, придерживая дверцу.
— Нет, — коротко дернула головой Шелестова.
— Позвони мне, ладно?
Хозяйка отеля в удивлении приподняла брови, но все же согласно кивнула. Я поцеловал ее долго и вкусно и, сдерживая разочарованный вздох, все же отпустил.
Водитель завел мотор и такси, мигнув фарами, выехало со двора, я развернулся к подъезду.
Твою ж...
— Уже трахаешь эту сучку? Быстро... — скривила губы Вероника, направляясь ко мне. Высокие каблуки громко цокали по асфальту, отражалось в темных очках утреннее летнее солнце. Она шла медленно и лениво, как ходила всегда. Но в каждом движении, в наклоне головы, в руках, сжимающих сумочку, в напряженной линии плеч читалась злость.
Я не отреагировал, попробовал обойти Нику, но она схватила меня за руку, вынуждая остановиться.
— Нет, стой. Ты выслушаешь меня в этот раз.
Кривую улыбку спрятать не удалось.
— Купи слона, — сказал, сбрасывая руку девушки.
— Что? — нахмурилась бывшая.
— Все говорят "что", а ты купи слона.
— Волков, у тебя крыша поехала?
— Все говорят "Волков-у-тебя-крыша-поехала", а ты купи слона.
— Идиот! — топнула ногой Вероника.
— Все говорят "идиот", а ты купи слона, — продолжал издеваться я.
Ника открыла рот, потом закрыла, замолчала на несколько секунд, а когда я уже собирался опять уйти от нее, снова заговорила, опустив глаза:
— Ярочка, я на самом деле пришла извиниться. Я... перебрала, и мне ужасно стыдно.
Она говорила, а я не верил ни единому ее слову и этой покорной, смиреной позе тоже не верил. Ника не из тех людей, кто признает свои ошибки, не из тех людей, что извиняются.
— Купи слона, — пожал плечами, делая шаг к подъезду.
Мне в принципе было все равно. Ну пришла, ну извинилась. Если ей от этого станет легче, ради Бога. Люди, как правило, извиняются именно для того, чтобы полегчало именно им, а не тому, кого они обидели. Всемирный закон человеческого эгоизма. Так это работает. В большинстве случаев.
— Иди на хер, Волков!
Ну я же говорил.
— Купи слона, — бросил, обернувшись, и скрылся в подъезде, подбрасывая ключи от квартиры на ладони.
Глава 9
Мара Шелестова
Я слушала монотонные гудки в трубке и злилась все больше. На кой черт Эли мобильник, если она никогда к нему не подходит?
Риторический вопрос, в общем-то.
— Можно побыстрее, — подалась я ближе к водителю. — Заплачу вдвое выше счетчика.
Водила попался понятливый и неразговорчивый, что меня более чем устраивало. Мужик просто кивнул и прибавил скорость.
Я продолжала пытаться дозвониться до Элистэ.
— Шелестова, — наконец-то прозвучал ее недовольный голос в трубке, — я смотрю, слово "нет" отсутствует в твоем активном словаре.
— Громова, я обычно люблю твои ехидные комментарии, но не сегодня. У меня, кажется, проблема.
— Излагай, — донеслось уже более напряженное.
— Ты не отправляла ко мне недавно некого Антона Измайлова? Высокий, русый, в очках, немного угловатый. Тонкие губы, нос немного с горбинкой, постоянно потирает большим и указательным пальцем на левой руке друг о друга, как будто солит что-то. Он доктор...
— Нет, — не дослушала девушка. — Таких не было. Я вообще к тебе никого не отправляла.
— Черт, — выругалась я, рассеянно разглядывая проезжающие мимо машины и пейзаж за окном. Еще минут десять — и отель. — У меня бесхозный, очень странный постоялец.
— В каком смысле "странный"? — насторожилась девушка.
— Во всех. Мне сейчас не совсем удобно говорить, но, возможно, понадобится твоя помощь.
— А ты не паникуешь раньше времени? — раздалось неуверенное. — Они ведь нередко и без меня к тебе приходят.
— Я очень надеюсь, что это так. Но... Он вчера "потерял" ключ. И я уверена почти на сто процентов, что сделал это специально.
— Глупость какая-то... Зачем?
— Сама не пойму пока, — потерла я кончик носа. — Ничего, кроме превращения в... ты сама знаешь кого, ему это не даст.
— Но браслет на нем, — пробормотала Эли.
— Да.
— То есть способность взаимодействовать с другими живыми существами осталась. Они могут его видеть, слышать.
— Да. Но из отеля он не отлучался, Кит проконтролировал. Так что это все равно бессмысленно. И ключ я нашла.
— Могу приехать, если надо, — переполошилась Эли.
— Не стоит, — покачала я головой. — Но за предложение спасибо.
— Как скажешь, — отозвалась Эли. — Держи меня в курсе и будь осторожнее. В городе хрень какая-то творится.
— В каком смысле? — нахмурилась я.
— Смертей много странных.
— Учту, но поговорим об этом потом.
— Как скажешь, — усмехнулась девушка. — Этот мир сгорит в огне, детка. И никто не хочет взять на себя вину , — пропела она перед тем, как отключиться.
Я фыркнула. Ведь может же петь почти приличные песни более чем приличным голосом. Но нет. Тянет ее на всякую муть.
Я бросила телефон в рюкзак, достала кошелек: мы почти подъехали к отелю.
Из машины я почти выскочила, добежала до парадной двери, влетела внутрь.
— Кит! — крикнула, хватая Крюгера, вылетевшего мне навстречу, за ошейник.
Панк появился из коридора первого этажа, плотно закрыл за собой дверь. На Ките красовались драные джинсы с цепями и металлическими клепками на швах и футболка с Prodigy, зеленый ирокез сегодня был каким-то особенно кислотным.
— Он сейчас помогает теть Розе на кухне, а до этого пробовал незаметно выскользнуть из "Калифорнии".
В голове лихорадочно завертелись мысли. План созрел моментально.
— Думаешь, Антон слышал, как я приехала? Как звала тебя?
— Нет. Теть Роза делает котлеты. На кухне шумит мясорубка, — махнул парень рукой в сторону дверей ресторана.
— Прекрасно, — улыбнулась я. — Не держи его. Будем ловить на живца.
— Мара... — покачал головой Кит.
— Господи, Кит, ты панк или четырнадцатилетняя ванилька? Где твой дух авантюризма?
— Мара, ванильки — это прошлый век, — весело заметил Костя, спускающийся по лестнице, за ним шагала такая же улыбающаяся Ксюха. Довольные моськи близнецов наводили на определенные мысли.
— И что это значит? — притворно нахмурилась я.
— Мы хотим с тобой, — просто пожал Костя плечами, незаметно от панка мне подмигнув. — Антон явно задумал какую-то пакость. Нам любопытно.
— Ну нет, — всплеснул руками здоровяк. — Вас я точно никуда не пущу.
— Почему это? — притворно нахмурилась Ксюха, наступая на Никиту.
Я подавила улыбку, подмигнула близнецам в ответ и начала незаметно отступать к двери. Крюгер держался рядом, все это время не издавая ни звука.
Ксенька и Костя полностью завладели вниманием бугая, а мне в это время удалось выскользнуть за дверь.
И уже через пять минут я выгоняла тачку Кита из гаража, а рядом, на переднем сидении, повизгивал от радости пес.
Сообщение от детворы пришло еще минут через десять: Антон вышел из отеля. А следом за этим пришло и смс от Кита с обещанием меня придушить, когда вернусь. В ответ я отправила смайлики и завела мотор, с интересом гадая, куда понесло нашего доктора.
Я тащилась за Антоном со скоростью мертвой черепахи до первой попавшейся заправки. Он снял с себя браслет сразу же, как только вышел на трассу. Шел быстро, но по сторонам не глядел, плетущуюся сзади меня не замечал.
На заправке доктор сперва какое-то время побродил между машин, заглядывая то в одну, то в другую, прежде чем определиться с выбором, а потом, найдя подходящую, проскользнул на заднее сидение.
Хозяин серебристого Range Rover вернулся еще через несколько минут, сел в машину и направился в сторону области.
Все чудесатее и чудесатее.
Мы ехали около часа. Крюгер то ли угомонился, то ли его укачало, но вел себя большую часть пути тихо и порядочно, даже слюни на обивку не пускал. За окном мелькали деревья, изредка попадались встречные машины, в динамиках надрывались, воя о несчастной неразделенной любви, очередные поющие трусы российской, прости господи, эстрады.
Мы проезжали повороты, съезды, какие-то деревеньки с покосившимися домиками, заброшенными участками и заросшими садами. Старые, давно покинутые хозяевами дачи и дома, потемневшие от времени заборы, выцветшая под дождями и снегами краска... Это тоска, почти такая же, как на железнодорожной пригородной станции в три утра, когда ветер тащит по асфальту пустые сигаретные пачки, целлофановые пакеты, окурки... И никогда вместе, всегда по отдельности. И они уныло шуршат, будто плачут или шепчут, или стонут. Пахнет вокруг мочой, кислым пивом, водкой. Если не повезет и рядом окажется бомж, к этим запахам примешивается и запах немытого тела, перегара, болезней и, конечно, креозота, которым пропитаны шпалы.
Романтика дорог, дери ее...
В том числе и такая. Убогая, тоскливая.
И домики эти, и деревеньки такие же, но тем не менее прекрасные. Каждая по отдельности и все вместе.
Я тряхнула головой, порылась в бардачке у Кита и выудила несколько дисков, вставила первый попавшийся и подпрыгнула на сидении, когда по барабанным перепонкам шарахнули первые аккорды I"m still standing.
Моя улыбка перешла в смех, а потом в не очень приличный хохот.
