— Не хочешь рассказать, что надумал?
— Нет. Еще рано. Надо узнать, кем была погибшая, чем занималась, посмотреть возможные пересечения.
Я не хотел спешить, не хотел пока ничего говорить ребятам. К тому же очень мешал сытый и довольный гад. Он не хотел сегодня работать совершенно, но я все-таки заставил втянуть его в себя сумасшествие, что висело над трупом, как облако. Мне хватит и одного глотка, чтобы потом попробовать разобрать его на составляющие, если такие есть, и попытаться определить ключевую болевую точку. Срабатывало такое редко, но... Попробовать надо. Урод не так давно находился здесь, а его деформация уж слишком сильна.
— Глупо надеяться, что нам повезет так же, как в прошлый раз с собакой, — Славка шагал рядом.
— Глупо. Но, может, она найдется в базе, — пожал я плечами. — К тому же, за исключением отсутствия нескольких зубов, лицо мало пострадало.
— Мы уже отправили фотографии художнику, — Дуб потер щеку. — От чего, точнее от кого, мы тебя оторвали?
— Не надейся даже, — хмыкнул в ответ.
— Окей, в любом случае извини, — развел в стороны руками "коллега".
— Не извиняйся. Как бы там ни было, а свидание подходило к концу, — я невольно улыбнулся, снова возвращаясь мыслями к Шелестовой. Ей ведь почти удалось обвести меня вокруг пальца. Проблема была в том, что я все равно очень приблизительно представлял уровень ее силы. А это давало слишком много простора для возможных вариантов.
Надо поторопить Крока, сколько можно ломать голову над кодом? Чем он там вообще занимается? Ленивая скотина.
— Мы не поймаем его, — снова выдернул меня из мыслей Славка.
Я вздохнул. Очевидное и невероятное. Но, пожалуй, я слишком много от него хочу. Дубов первый раз сталкивается с подобным и все еще пытается понять и принять.
— До следующего трупа однозначно нет. Я могу поделиться с тобой своими догадками, но поверь, на поимку урода они не повлияют, скорее наоборот. Пока не за что уцепиться. Нет... уникальных данных, привычек.
— Не надо. Расскажешь, когда будешь уверен. А сейчас, согласен, твое описание нас только собьет.
— Да. Каждый должен заниматься своим делом. Работайте пока так, как привыкли, — мы дошли до следующего дома. — Установите имя жертвы, прощупайте окружение, поспрашивайте соседей.
— Как ты выдерживаешь?
Пальцы замерли над клавиатурой телефона, я вызывал такси.
— У меня очень короткая память, — усмехнулся.
Ага, а у гада бездонный желудок, и он проглатывает не жуя. Ненасытное чудовище.
Я полез в карман за четками: от старых привычек нелегко избавиться. Ты можешь изменить внешность, имя, даже отпечатки пальцев, а выдаст тебя именно привычка. Привычка загибать уголок салфетки, привычка класть нож острием к себе, привычка проверять почту перед выходом из дома, привычка парковаться всегда на одной и той же стороне улицы. Маленькие ритуалы есть у любого, даже у вполне нормального человека. Мы состоим из набора привычек, иногда совершенно иррациональных.
— Хорошо бы и мне такую, — Славка задрал голову к темному московскому небу.
— Еще успеешь, — хлопнул его по плечу. — Во сколько завтра планерка у Сухаря?
— В восемь, как обычно, — Дубов все еще разглядывал темное полотно ночи. Если пытается увидеть звезды, зря: небо затянуло тучами. Вслед за алконостом в город явилась ее сестричка, та еще сука. Почти такая же больная, как и я.
— Ты собираешься появиться на планерке?
— Наоборот, — хмыкнул. — Хочу пропустить это радостное событие. Сухарю мне пока тоже докладывать нечего. Ему доложили?
— Пока нет. Завтра с утра.
Подъехала машина, я попрощался со Славкой, а уже через полчаса был дома и просматривал сделанные фотографии. Разложить на составляющие проглоченное сумасшествие пока не выходило, слишком обожрался гад. А вот дня через три можно будет и попробовать.
Странно, но разложить и Марино безумие не получалось. Оно было цельным, одним, смертью. И... черт, ее босые ноги, ее гребаные босые ноги, я никак не мог выкинуть их из головы. Я ее не мог выкинуть из головы. Шелестова сработала как магнит. Грозовые глаза, легкий прищур, задумчивая улыбка. И эта странная способность понимать ее без слов. Хозяйка отеля была сегодня совершенна и совершенно сексуальна.
Я думал, меня разорвет, когда она ела это чертово пирожное. Да я оторваться от нее не мог.
Бля...
Я вздохнул, закрыл снимки и прошел на кухню, набирая номер.
Святоша, мать твою, какого хрена?
Гудки в трубке пришлось слушать все то время, пока варилось кофе, но стоило кофеварке умолкнуть, а последней капле хлюпнуть в чашку, как на другом конце провода послышалось хриплое "алле".
Я сбросил вызов и вернулся к фотографиям, ночь предстояла долгой, а еще надо не забыть заказать цветы и доставку и позвонить с утра Санычу.
Я все-таки поговорил с профессором, и теперь мне нужна была уже другая информация. Нужно было подключать наших этнографов, а я не знал, кто из ребят сейчас свободен. Да может и Санычу в голову что-нибудь дельное придет. С ним случаются иногда озарения. Не скажу, что часто, но бывает.
Я подключил телефон к принтеру и терпеливо дождался, пока задохлик выплюнет все фотографии и умолкнет, включил музыку и снова вернулся к просмотру, складывая и сверяя детали, сопоставляя с делом Агафьева.
Черт, как же не хватает информации...
Где твоя "привычка", мудак?
С утра я все-таки приехал к начальству. Делать этого не хотелось, но предстать пред светлые очи Саныча было необходимо, поэтому, давя зевки и проклиная все еще страдающего от обжорства гада, я выполз на улицу и отправился в центр, предвкушая занимательную беседу.
Интуиция не подвела. Начальство было недовольно.
Саныч сидел напротив меня и бряцал чайной ложкой о чашку, это продолжалось уже минут десять. Звук был монотонным и бесячим, но я его игнорировал.
"Начальство" явно пребывало в дурном настроении.
— Я же просил тебя не трогать Шелестову, Яр, — наконец-то разжал Саныч губы.
— А я ее пока и не трогал, просто сходил на свидание. И знаешь, что? — выгнул бровь. — Мне понравилось. Действительно понравилось. А уж как понравилось гаду...
— Не смей! — проревел старый друг. — Ты не представляешь себе, куда собираешься влезть.
— Так просвети меня, а то мне что-то с каждым твоим словом все интереснее и интереснее, — усмехнулся.
— Волков, есть двери, которые не стоит открывать, есть люди, с которыми не стоит связываться, и есть другие, которых лучше обходить десятой дорогой. Мара именно такой случай, — Саныч подался вперед, карие глаза предупреждающе сверкнули. — И заметь, я прошу тебя по-дружески.
Я отрицательно покачал головой.
— Она мне нравится, Литвин. Очень нравится, без шуток. Во всех возможных смыслах.
— Хрен с тобой, Яр. Но я тебе помогать не буду. Никакой информации от меня не жди. И если что-то пойдет не так, знай, я буду в числе первых, кто оторвет тебе яйца.
Я удивленно выгнул бровь. Это же насколько Шелестова важна для Совета, что Саныч пытается мне угрожать?
— Ладно, что ты там нарыл?
— В ментовке пока ничего. Все вроде бы чисты и безгрешны...
— Ага, безгрешные менты, прям как девственница-стриптизерша, — пробормотал мужик.
— Я сказал "вроде бы", я еще не определился до конца, — отпил я мерзкий кофе. Кофе здесь всегда был исключительно мерзким: кислым и каким-то вязким. Сущее дерьмо.
— А убийца?
— Мне нужен кто-то из этнографов. Я поговорил с лечащим врачом Агафьева. Много интересного узнал.
— Например?
— Например, что Агафьев, действительно страдал от... — я запнулся на секунду, а потом все-таки продолжил, подобрав слова, — раздвоения личности. Вот только было это раздвоение очень странным.
— В каком смысле? Раздвоение личности уже само по себе не особо обыденная штука, — друг взъерошил темную шевелюру, поправил очки.
— Понимаешь, в чем прикол, другая личность, как правило, появляется потому, что человек не может справиться с той или иной ситуацией в жизни. Есть... давай назовем их "классическими", типы личностей: "Защитник", "Терпила" — тот, кто терпит боль, насилие, унижение, "Ребенок" или "Поэт", личность, которой проще всего выражать эмоции, и так далее. Бывают личности полноценные — у них есть имя, возраст, пол, какая-то история за плечами.
— Пол? — нахмурился Саныч.
— Да, они могут быть другого пола, расы, вероисповедания, даже могут говорить с характерным акцентом или на другом языке. А бывают личности... — я снова остановился, подбирая нужное слово, — недоразвитые, такие, которые не могут даже говорить. Они появляются лишь на короткое время в определенной ситуации, просто чтобы эту ситуацию пережить. "Полноценные" же личности могут заменять базовую личность на протяжении нескольких месяцев или даже лет.
— Хорошо, допустим, пока понятно, но я не улавливаю, к чему ты клонишь, — снова поправило очки "начальство".
— Понимаешь, в чем загвоздка, замещающая личность не может появиться просто так, из ниоткуда, без каких-либо предпосылок. Как правило, ее возникновение — следствие сильного стресса, травмирующего события, зачастую в детстве. Более того, это событие или события должны иметь продолжительный характер, чтобы... Считай это рефлексом. И чтобы этот самый рефлекс выработался, нужно время.
— Давай проще, Волков, я тебя умоляю, — потер переносицу Саныч.
— Хочешь пример? Окей, — поднял я руки вверх, — живет себе в какой-нибудь хрущевке на отшибе столицы мальчик четырех лет, пусть его зовут Вася. Его мать алкоголичка, отец тоже. Отец постоянно бьет мать и Васю. Регулярно, почти каждый день. Семья бедная, у Васи нет друзей, родственников, никого, к кому бы он мог обратиться за помощью или рассказать о том, что происходит дома. Он плохо питается, плохо спит, запуганный и забитый. Так проходит год, два, может больше, а может и меньше. Но в итоге мозг Васи не выдерживает и создает личность — либо "Терпилу", либо "Защитника". До кучи у Васи может быть еще туева туча мелких или крупных неврологических или психических проблем.
— Волков, ближе к сути, — умоляюще посмотрел на меня Саныч. — Причем тут Агафьев и наш маньяк.
— Уже немного, не торопи, — я поднялся, налил себе воды из кулера, чтобы смыть мерзкий вкус кофе, прилипшего к языку. — Так вот, сначала личность проявляется только в момент стресса, на короткий промежуток времени. Потом все чаще и чаще и уже на более длительный период. При этом у Васи могут в равной степени как проявиться замещающие воспоминания о том периоде времени, пока его место занимала другая личность, либо он может страдать от провалов в памяти, — я вернулся на место. — Короче, Вася живет и в ус не дует, но фактор стресса у него значительно снизился. Опять же у него, не у искусственно созданной личности, пусть будет Федор. Федор дает отпор отцу или хулиганам во дворе, но больше ни на что не способен. А Вася растет, и в его жизни появляются другие факторы стресса: школа, учителя, одноклассники. И тогда появляется еще одна личность, и еще одна, и еще. Но я сейчас тебе описываю более или менее классический случай. Бывает по-разному, бывает, что вторая личность остается недоразвитой. Бывает, что исчезает вместе с фактором стресса, и так далее.
— И? В чем суть?
— Суть в том, что, как правило, проявлению личности способствует продолжительный стресс, насилие в детстве. Иногда этим страдают военные, люди, побывавшие в плену, жертвы насилия. И вот тут мы подбираемся к главному: да, Агафьев был жесток, наслаждался насилием, но он... доминант, по своей природе. Не забитый заморыш Вася. В его биографии не было ничего такого, что могло бы привести к раздвоению, тем более к такому необычному. Врач, который занимался его лечением, рассказал мне, что на сеансах вторая личность на контакт не вышла ни разу, даже под гипнозом. А это не нормально, так просто не бывает, понимаешь?
— Но она точно была? Может, Агафьев симулянт?
— Была, — кивнул я. — Есть записи, Саныч. Записи разговоров и видео, я видел их и слышал. У Агафьева даже лицо менялось. Манера поведения, жесты, мимика, голос. Такое невозможно симулировать. Да и специалистов так просто не обманешь, а Агафьев отнюдь не был гением. Я могу переслать тебе видео, хочешь, развлечешься, но киношка не из приятных.
— Уволь, — отрицательно качнул головой Саныч. — Тогда что с ним такое?
— А с ним одержимость, друг. Какая-то странная форма одержимости, потому что то, что сидело в нем, не просто отклонение психики: оно было живым, другим.
— Есть доказательства? — сцепил руки в замок друг.
— Есть слова профессора. Понимаешь, Агафьев помнил, что творил, а этого просто не может быть. При этом на сеансах гипноза продолжал утверждать, что это делал не он, а ангел.
— Шизофрения? — с надеждой спросил Сашка.
— Не те симптомы, — развел я руками в стороны.
— И ты думаешь, что наш маньяк такой же?
— Да. Более того, я предполагаю, что тот псих, который раньше просто душил старушек в подъездах, и тот, кто убивает сейчас, один и тот же человек. До того, как в него вселилась эта хрень, и после.
— Дерьмо! — Саныч опустил голову на скрещенные руки, пару раз стукнулся лбом. — Волков, вот почему ты такой гад? А? Вот хоть раз от тебя бы пришла радостная весть.
— Ну, извини.
— Ладно, — друг поднялся на ноги, зашагал по кабинету, — почему ты думаешь, что это один и тот же человек?
— Если отбросить частности, то они действуют одинаково: та же ненависть, та же продуманность, тот же пока непонятный план. И потом, ну не могут в городе просто так одновременно появиться два маньяка. Не...
— ...бывает таких совпадений, — закончил за меня друг.
— В общем, мне нужен этнограф, чтобы понять, что это за дрянь.
— А гад? — поднял брови вверх Саныч.
— Не узнает, — развел я руками в стороны.
— Ладно, будет тебе этнограф. Вечером сегодня позвоню, сообщу, кто.
— Тогда я пошел, мне еще к Сухарю идти, — поднялся на ноги и направился к двери.
— Ярослав, — окликнул Литвин, пришлось обернуться. — Отвали от Шелестовой, серьезно.
— Иди в задницу, Саныч, — улыбнулся, отсалютовав ему рукой.
— Гад, — донеслось в спину тихое шипение.
Приятно, когда друзья знают тебя так хорошо.
Сухарев, как обычно, ворчал и пробовал давить авторитетом, я, как обычно, отмалчивался. Ребята пытались идентифицировать новый труп, а я снова полез в социальные сети. У каждого свой способ искать информацию. Вот только найти ничего полезного не получилось. Но около четырех объявился наконец-то Крок и сбросил мне остальные документы как на Мару, так и на ребят из отдела.
Была там парочка интересных моментов. Очень интересных.
Дубов, например, раньше работал с наркотой, еще в самом начале своей карьеры. Работал недолго, всего два года, но из отдела ушел со скандалом.
У Лешки, который сидел сейчас в приемном, была яркая детдомовская юность. А у папаши Инессы была не совсем чистая юридическая контора.
Шелестова же... Все те имена и фамилии, что обнаружились у нее на флэшке, принадлежали покойникам. И покойникам отнюдь не простым. Мужчины, женщины, старики и даже дети — все погибли насильственной смертью. Какая-то часть из этих убийств проходила через отдел Сухаря... Я успел просмотреть только первые несколько дел перед отъездом, но даже они заставляли хмуриться.
