— И ты вышел, — я сжала свои руки вокруг его ладони.
— В конечном итоге, — кивнул Ярослав. — Он приходил целую неделю. Я вышел к нему в пятницу, шестого марта. Мы поговорили, говорили долго. Он собирал души, в том смысле, что заставлял их поверить не только в Бога, но и в Дьявола, поверить в ад. Ты же знаешь...
— Знаю, — кивнула, не отводя глаз, хотя очень хотелось, взгляд Змеева стал по-настоящему тяжелым, практически невыносимым. — Чтобы попасть в ад, надо верить в то, что ты попадешь в ад.
— Я узнал только тогда. Он не заставлял их грешить, но... говорил, что врать не так страшно, что измена — не измена, а воля божья, испытание, план... что Бог все простит. Читал... Георгий даже рассказывал на проповедях то же, что и я, но всегда говорил, что Бог все простит. Все. Абсолютно. Всегда. Как оказалось, любую проповедь, любую веру можно извратить. Я проиграл...
— Что ты сделал? — тихо спросила.
— Предложил свою душу вместо их.
— Он согласился?
— Да. В конечном итоге. Вернулся ко мне с ответом от "хозяина" через три дня. Я неделю метался как в лихорадке, не спал, не ел, молился. Последние молитвы к Нему были самыми отчаянными и самыми безнадежными. Как заведенный молился о прощении, о том, чтобы уберег, сохранил приход, помог людям. В последний день рясу снимал, как в тумане, а вот с крестиком расстаться так и не решился... Я все еще верил. Тогда все, что у меня оставалось — это вера. Я думал, что отшельник меня просто убьет, но он привел меня к себе, сказал, что убить себя я должен сам. Мне надо было совершить величайший грех — отнять жизнь, подаренную Богом. Обычный нож, старый, ржавый. Никаких свечей. Только крест перевернутый у моих ног, гнилые, черные доски пола, запах сырости и затхлости, пылинки в воздухе. Руки не тряслись, голова не кружилась, в тот момент все было очень четким. Я заставил его поклясться, что он и его хозяин уйдут, и всадил себе в сердце нож. В первые мгновения даже боли не было. Георгий стоял и смотрел, смотрел, словно старая кастелянша — с заведомым укором, обещанием наказания. Правда, смотрел так недолго, ровно до того момента, как началась моя агония. Началась с горла, будто раскаленный свинец залили... И этот свинец словно стекал дальше, к груди, животу, рукам, ногам. Я катался по вонючему дряхлому полу, скреб ногтями доски, сжимал свой крестик и выл. Не было страха, не было желания вернуть все назад, была просто боль, и мне очень хотелось, чтобы она закончилась. Я не понимал, что происходит, впрочем, Георгий тоже не понимал.
— Демон... — я сглотнула горькую слюну, голос дрожал.
— ...обманул, — спокойно, слишком спокойно подтвердил Волков. — На то он и демон. Он не хотел меня убивать, и душа ему моя была не нужна. Вместо меня демон убил Георгия, а в меня подсадил паразита — гада, полагал, что бывший священник в качестве слуги — шутка, достойная самого Всевышнего, тонкое издевательство.
— Вот только ты не стал его слугой, — погладила я Волкова по щеке. Мужчина медленно "возвращался" ко мне.
— Не стал. Когда понял, что что-то не так, начал искать того, кто мог бы помочь, объяснить. Дрался за собственный разум и тело. Кровь оборотня помогла. В церковь вернуться не смог, хотя надеялся до последнего, но все равно верил, только уже по-другому. Очень многое пришлось пересмотреть. Тяжелее всего было бороться с голодом. Гад очень падок на безумие. Не уверен, знал ли об этом сам демон. Может и знал, может находил это тоже забавным. Не уверен, — повторил Ярослав, качая головой. — Он приходил ко мне несколько раз, соблазнял, уговаривал, обещал. Я не велся, его план проваливался, он злился, а я боролся с паразитом внутри. Мне помог, как это ни странно, действительно монах-отшельник. Грек. Помог оборвать все связи с демоном, помог выжить и не стать чудовищем, марионеткой. Тогда ко мне полностью и пришло это понимание веры, переосмысление. Пришлось заново принимать себя и окружающих, учиться жить. И как-то... Очень хотелось подложить демону еще большую свинью. За все. За себя в том числе.
— Ты нашел хороший способ.
Ярослав почти вернулся, его лицо перестало напоминать окаменевшую маску, взгляд был снова ясным.
— О да. Надеюсь, он бесится.
— А твои прихожане?
— Пришли назад, к новому священнику, но к старой вере. Так что, как и говорил, паству спасти все же удалось.
— Ты поступил очень глупо, — не выдержала я, обнимая Ярослава, шепча в самое ухо. -Ты...
— Я знал, на что шел. Знал, что в церковь мне не вернуться в любом случае уже никогда, — он обнял меня в ответ, медленно и осторожно перетянул к себе на колени. — И я ни о чем не жалею. Никогда не пожалею.
— Невозможный, — прошептала, целуя Ярослава. — Просто невозможный...
— Кто бы говорил, — выдохнул мужчина. — Это ты нефилим.
— Может, ваш убийца такой же, как ты? Может, в нем тоже паразит?
— Была такая мысль, но...
— Что? — поторопила я Ярослава, когда пауза затянулась.
— Гад узнал бы своего. А здесь... Я пробовал ощутить его безумие, пробовал несколько раз разобрать его на составляющие, чтобы понять, с чем имею дело, — Волков покачал головой. — Но ничего не вышло. Оно какое-то цельное. Всеобъемлющее и очень-очень старое, хотя я уверен, что убийце не больше сорока. Ошун сказала, что им завладел лоа...
Я нахмурилась, чуть отодвинулась от Ярослава.
— Два демона в одном человеке не уживутся.
— Он может быть и не человеком.
— Все равно, — покачала я головой. — Если это разумный демон, а не паразит, как у тебя, он не станет делиться добычей. Душа нужна ему целиком.
— Как бы там ни было, пока это не играет роли. Мне надо понять, где он их находит.
— Если все убитые практиковали, то, скорее всего, по объявлениям. Поисковик, соцсети, — мысль была слишком очевидной, чтобы я верила в то, что Змеев уже об этом не подумал.
— Слишком много, мне надо сузить список. Сейчас этим Крок занимается, но он... медленный, сука, и ленивый, как модемный Интернет. Нужно что-то большее.
— Отдай моим близнецам, — пожала плечами, целуя Волкова в колючую щеку и возвращаясь на место.
— Мара, это...
У него все на лице было написано. Даже гадать не пришлось.
— Не то, чем должны заниматься дети, — сморщила нос. — Знаю. Но им в кайф. И информацию они достанут быстрее, чем твой неумеха. Само собой, фото трупов им при этом видеть совершенно необязательно. К тому же мелкие должны тебе за испорченную прическу.
Мужчина задумался на несколько мгновений, потом неуверенно кивнул. Через несколько минут мы снова погрузились в работу. Волков скинул мне на почту материалы дела, но я собиралась просмотреть их только ближе к вечеру. Сегодня неожиданно всплыла другая проблема, с внутренними счетами отеля, какой-то бред про неуплаченные налоги и задолженность за последние три года. Вот только по счетам я платила исправно. Пришлось связываться с юристом и только потом заниматься вопросом организации похорон Ольги. Волков сказал, что тело отдадут мне уже на следующей неделе, а это значило, что стоит поторопиться. Я внимательно вчитывалась в строчки завещания и последней воли девушки, пытаясь понять, как лучше все организовать. На могиле Игоря придется сделать некоторые изменения. Правда, Анатолий заверил меня, что трудностей с этим возникнуть не должно. Любой каприз за ваши деньги...
Я периодически ловила себя на том, что наблюдаю за Ярославом. Непривычно было работать рядом, очень... интересное чувство. Он в основном молчал, не бубнил себе под нос, не барабанил по столу пальцами, не вертел в руках ручку. Шелестел бумажками иногда и размеренно стучал по клавишам ноута. Выходил покурить и позвонить. Он стал курить чаще. Задумчивый, сосредоточенный, в глазах отчетливо была видна тень Гада. Немного беспокоило то, что он все-таки заметил, и я была уверена почти на сто процентов, что запомнил снимки, висевшие на компьютере. Но это беспокойство, оно скорее просто привычка, развившаяся паранойя. С ней можно жить. Насчет справиться — не уверена. Когда Яр в очередной раз поднялся на ноги и скрылся за дверью ресторана, я попыталась понять, насколько я доверяю ему. Выяснилось, что доверяю. Не так, как, по идее, должна была бы, но все-таки больше, чем обычно. Смущал тот факт, что он копает на ребят в отделе, смущал тот факт, что внутри у мужчины хрень неведомая, с характером и большими аппетитами, смущал тот факт, что Ярослав так и не сказал имя демона, причастного к его... "изменению", назовем это так. Волков, конечно, мог и не знать. Но что-то я сильно в этом сомневалась. Если знал и умолчал сознательно — тут могут быть варианты.
Я поднялась из-за стола, налила себе еще кофе, наблюдая, как черная почти глянцевая жидкость наполняет белую чашку. Черное-белое. Белое-черное.
Ошун, по словам Ярослава, сказала, что убийца ищет душу, что он одержим. Не сходится. Демоны редко ищут кого-то конкретного. Демонам нужны чистые души, души, которые надо совратить, испортить, запятнать. А по логике убийцы девушки уже были грешницами. Не сходится. Либо я чего-то не знаю.
Но кому еще могут понадобиться души, тем более какая-то конкретная? Собирателям? Таким, как Эли?
Я вернулась за столик, написала письмо девушке с просьбой об информации. Уж если и появился в городе кто-то со сломанной кукушкой, подруга не могла не заметить.
Волков все еще был на улице, ходил взад-вперед под окнами ресторана и с кем-то разговаривал. Судя по улыбке, искривившей губы, Гад кого-то планомерно и целенаправленно выводил из себя.
Интересно, насколько Волков осознает тот факт, что эта его черта врожденная, а не пришедшая с паразитом? Паразит лишь достал ее, сломал сдерживающие барьеры. Когда Яр снова вошел в двери ресторана, поднимать тему я не сочла нужным, все-таки Волков производил впечатление трезво оценивающего ситуацию не-совсем-человека. Мужчина рассеянно улыбнулся мне, взъерошив волосы, тоже налил себе кофе и опять погрузился в работу. Я сочла за благо последовать его примеру.
Часов в шесть мы сели ужинать. Все.
Кит, близнецы, теть Роза, которая сегодня оставалась на ночь в отеле, Ярослав, даже Крюгер хрустел собачьим кормом рядом. Волков легко вынырнул из своей работы, словно отставил ее в сторону, как пустой стакан, и втянул в разговор присутствующих. Забавно, но обсуждали ужастики. Яр делился впечатлениями о ночном пришествии пса и Кита, говорил, что никогда еще трупы так его не пугали.
Я тихо посмеивалась. Волков ночью напуганным не был. Каким угодно, только не напуганным. Скорее удивленным и озадаченным.
Теть Роза тут же поделилась своими впечатлениями от первой встречи с псом и панком, так сказать, в истинном обличии. И это тоже было забавно и как-то... Горло перехватывало, сдавливало, когда я смотрела на своих домашних. Просто сидела и смотрела, не моргая, не дыша, абсолютно бездумно.
А Оля лежала в морге... На холодном столе.
Черт!
Ярослав, видимо, что-то заметил, сжал под столом мою руку. Крепко сжал.
"Что с тобой?"
"Оля. Но я справлюсь", — слегка улыбнулась, качнув головой. И вроде действительно отпустило, когда теплые мужские пальцы пробежались по тыльной стороне ладони.
А после ужина началась покраска. Процессом руководили теть Роза и Кит как самые опытные.
Волков прошел испытание первым, став полностью рыжим. Темно-рыжим. Он теперь не напоминал полосатого хомяка, что очень огорчило панка. Сейчас Волков походил на... на хулигана. Закоренелого раздолбая. Цвет Змееву шел.
А вот близнецы... После того, как с детворы смыли краску...
— Какого хрена? — стоя перед зеркалом флегматично поинтересовался Костик.
Я даже замечания делать не стала. Вопрос "Какого хрена?" крутился и у меня в голове.
— Божечки, — всплеснула руками теть Роза.
— Зато креативно, — так же задумчиво и флегматично протянула стоящая рядом с братом Ксюха.
— Модно, — кивнул сухо Костя. Парень явно еще не совсем отошел от шока.
— Где татухи бить будем? — подключился молчавший до этого Кит.
После этой фразы сдержаться я уже не смогла, уткнулась в спину Волкова и заржала.
— Мара... — протянула обижено Ксенька.
— Прости, милая, ты просто... — смешки давились с трудом, плечи Змеева тоже подозрительно подрагивали. — Это...
— Вам идет цвет, — прокомментировал Ярослав, выуживая меня и ставя перед собой.
— У вас просто лица такие... — все-таки выдавила я и снова расхохоталась.
Костик склонил голову набок, дернул себя за прядь, показал отражению язык и тоже заржал. Тут уж не выдержали все, даже Крюгер тявкнул пару раз.
А через час уже я недоуменно рассматривала собственное отражение в зеркале. На мне краска проявилась сиреневым.
— Светофор, — поскреб подбородок Кит, сам щеголявший красным ирокезом.
В итоге досталось всем: теть Роза щеголяла малиновыми прядями, Крюгер — полностью желтым хвостом и ушами. На нем краска повела себя хуже всего. Процесс фотографирования занял у нас еще час. Снимки должны были войти в анналы.
— Ну что? — выгнул Яр бровь, когда с внеплановой фотосессией было покончено. — Теперь в тату— и пирсинг-салоны? Теть Роза, вам бровь проколоть или все-таки розу на запястье?
— Я тобі на попі троянду наб'ю, — вполне благодушно прокомментировала выпад Змеева повар. — Ось таку, — женщина развела руки в стороны метра на полтора. — Червону, як вогнегасник.
Кит расхохотался.
— Понял, — невозмутимо кивнул Гад. — Был не прав.
— Дивись у мене, — погрозила женщина пальцем, выуживая из кармана мобильник, видимо, собираясь отправить несколько особо удачных кадров домашним.
— А вот я бы от рукавов не отказался, — широко улыбнулся Костя.
Я уже собиралась ответить, как... как почувствовала его присутствие. Почувствовала даже раньше, чем об этом сказала защита отеля. Почувствовала мурашками по коже, похолодевшими пальцами, вкусом соли во рту.
Мы были в библиотеке, на первом этаже, в задней части отеля.
Снова озноб пробежался по пальцам.
Сделав вид, что звонит мобильник, я выскочила в коридор, а потом и в холл отеля, набирая на ходу сообщение Киту с просьбой никого не выпускать на улицу под любым предлогом. Особенно близнецов.
Ирз стоял на дороге. Ближе подойти не мог. Все-таки Анатолий не зря просит такие суммы за свои услуги.
Как всегда, безупречен, как всегда, с неизменной зонтом-тростью и в скрипучих, начищенных до блеска, ботинках. Старомоден и изящен.
— Какой неласковый прием, — покачал мужик головой.
— Проваливай, Ирз, — процедила сквозь зубы, оставаясь под защитой отеля. Я его не боялась. Я его терпеть не могла. Но благоразумие все же возобладало.
— Марочка, ну что же ты каждый раз твердишь одно и то же?
— Ирз, — предупреждающе покачала я головой. — Ты портишь мне вечер, говори, что собирался, и убирайся.
— А может, я тут для разнообразия по собственной воле, а не по приказу отца.
— У тебя нет собственной воли, — скривилась презрительно. — Не забывайся.
— Марочка, — мужчина наклонился ко мне, мы почти соприкасались носами, между нами стала видна светло-синяя мерцающая пленка-охранка, — что же ты такая упрямая?
