Напряжение повисло в воздухе между нами, как перетянутые струны скрипки: еще чуть-чуть — и хлестнет по щеке, оставив кровавый след.
— Я в Совете, Мара... — очень тихо, очень вкрадчиво проговорил Змей.
— Но...
— Не в той его части, которая перебирает бумажки, а в той, что следит за порядком. Я глава Контроля.
Если бы уже не сидела, я бы села. А так... просто уставилась на Волкова во все глаза и не могла сообразить, что сказать.
— Но почему ты...
— Ничего не знал о тебе? — выгнул Гад бровь. — Потому что отели, души, их извлечение — нейтральная территория. Вы неприкосновенны даже для меня. Саныч — законодательная власть. Я — исполнительная.
Нехорошие, очень нехорошие подозрения закрались ко мне в голову после его слов. Настолько, что, видимо, какая-то часть из них отразилась на моем лице, и Змей стиснул челюсти.
Черт, я просто переутомилась. И мне надо срочно брать себя в руки.
— Гадаешь, не сливал ли я что-нибудь Совету?
— Это глупые мысли, Ярослав, — сказала я, твердо глядя Волкову в глаза. — Я знаю, что ты никогда бы этого не сделал.
— Уверена? — чуть дернул он головой.
— Да. И эти мысли... я просто устала, — покачала головой, отворачиваясь, рассматривая пестрый, пушистый ковер под ногами. Я не хотела с ним ссорится, я не хотела думать то, что подумала, но... инстинкты — сложная штука. Очень часто они прорываются наружу вопреки желаниям, несмотря на все попытки удержать их внутри.
Глава Контроля...
Что ж, могла бы, наверное, догадаться сама. И то, как он разговаривает с Санычем, и то, как ведет себя, да даже его долбанная тачка!
Гад обнял меня за плечи, заставляя подняться на ноги. Я совсем не слышала, как он подошел...
— Мара...
— Прости, но даже учитывая то, что ты глава Контроля, ничего не меняет. Отец сделает Ирзу по-настоящему больно. Я не могу больше ждать, терпеть, обещать. Я хочу знать, что завтра он будет ползать в луже собственной крови.
— У бесов нет крови, — спокойно прокомментировал мужчина.
— Значит гноя, серы... в чем они там ползают? — всплеснула я руками, будучи не в настроении веселиться.
— Я хочу, чтобы ты доверяла Совету, — правильно понял мое настроение Волков.
— А с чего мне им доверять? Когда-то я пришла к ним за помощью, а они послали меня на хер. Саныч, между прочим, и послал. Прямым текстом!
— Мара...
— Все, — я вывернулась из его рук. — Не хочу об этом говорить больше. Не сегодня точно.
— Шелес-с-стова, — раздалось шипение в спину.
— Я поступила правильно!
В квартире находиться больше не хотелось. Там не хватало воздуха, места, было слишком темно. Я спустилась на улицу и прислонилась к машине, бездумно разглядывая детскую площадку перед собой и мамаш с колясками. Иногда совершенно искренне хотелось стать рыбкой: круг в аквариуме — и новая жизнь.
Надо вызвать такси.
Ярослав, скорее всего, поедет к Санычу, потом в отделение, а мне там делать нечего. От слова совсем.
К тому моменту, как Волков вышел из подъезда, до приезда тачки оставалось пару минут. День окончательно догорел, и на горизонте появились облака. Не пасмурные, но большие и пушистые. Хотя кто его знает, в последнее время погода в Москве как взбалмошная малолетка.
— Скинь мне видео, — попросила я, как только мужчина подошел.
Он ничего не говорил несколько долгих мгновений, но телефон все-таки достал, перебирая пальцами свободной руки старые четки, тихо постукивали костяшки друг от друга.
— Мара...
— Ярослав, пожалуйста, — попросила вполне искренне. Я правда не хотела сейчас выяснять отношения. Не то настроение. К тому же новость о том, что он глава Контроля, сама по себе не была такой уж плохой. Скорее даже наоборот.
— Я просто прошу доверять мне, — проговорил Гад.
Сожаление и разочарование во взгляде скрыть не получилось. Он все еще не понимает...
— Я доверяю тебе, — накрыла я его руку с четками, сжав пальцы. — Я не доверяю Совету. Ты, наверное, слишком долго там, чтобы понять меня, Яр, но... Они практически перестали чем-либо отличаться от остальных. Строгие дядьки в синих одинаковых костюмах, их чопорные секретарши в мешковатых пиджаках с прическами из девяностых слушают и действуют только в двух случаях.
— Расскажи мне, — невесело улыбнулся Змей.
— Либо когда им угрожают, либо когда им предлагают взятку.
— Мне ты взятку не предлагала.
— Яр... — я не знала, как ему объяснить, как сделать так, чтобы он меня наконец услышал. Контроль действительно как отдельный организм, придаток Совета. Они могут все: они решают проблемы, они охотятся на слишком зарвавшихся ублюдков, неугодных Совету, но они... делают это почти всегда только по указке. Армия, которую хитрожопый король швыряет на передовую, когда ему вздумается.
Я набрала в грудь побольше воздуха, обхватила лицо Волкова руками. Это будет больно.
— Ты сейчас разозлишься, будешь все отрицать, но... Скажи мне, если завтра они положат тебе на стол папку с моим делом, что ты будешь делать?
Он молчал. Его руки обвились вокруг талии, Гад прижал меня к себе так, что я ощутила его напряженное тело каждой частичкой своего, чувствовала его дыхание на губах, видела отблески зажегшихся фонарей в волосах.
— Я буду разбираться, — наконец сказал мужчина. Сказал неприятную, уродливую правду, а не то, что на моем месте ожидала бы услышать любая другая. Я этой правде была благодарна, даже рада.
— Вот видишь...
— Это не значит, что я отдам тебя, — тут же сощурился он, глаза полыхнули злостью, руки сжались крепче. Гад почти втиснул меня в дверцу машины.
— Мой благородный грешник, — прошептала, зарываясь пальцами мужчине в волосы, заставляя его наклониться, целуя и проваливаясь в этот поцелуй с головой. Его губы были твердыми и жесткими, поцелуй — яростным и голодным, все тело — жестким, только невероятно легко пальцы ласкали спину, до безумия нежно язык играл с моим. Кружилась голова, горело все внутри.
Черт!
Этот мужчина сводит меня с ума.
— Мы даже поругаться не можем по-человечески, — пробормотала я, отстранившись, когда воздуха совсем перестало хватать.
— Может, потому, — склонил он голову набок, продолжая поглаживать пальцем мою скулу, — что мы не люди? Но ты задаешь слишком сложные вопросы, колючка...
— Прости, — пожала плечами.
Волков покачал головой:
— Мне нравится. Это какое-то почти мазохистское удовольствие. Еще один фетиш, как моя одежда на тебе, — широкая ладонь спустилась к заднице. Змей прижал меня к своим бедрам.
— Засранец, — уткнулась я лбом Яру в грудь, все еще тяжело дыша. — Ты к Санычу?
— Да. Потом заскочу на пару часов в отделение. Сухарь забил мою голосовую матом, надо выяснить причину.
— Я поеду в отель.
— Хорошо, я постараюсь пораньше, — он повернул голову на звук подъезжающего такси. — Пообещай мне только, что не будешь встречаться с отцом.
— Даже под дулом пистолета, — улыбнулась, отстраняясь.
Он кивнул как-то настороженно и задумчиво и взял меня за руку, потянув в направлении машины.
"Я хочу тебя", — мигнуло сообщение на телефоне, когда такси уже выехало со двора.
"Это обещание?"
"Это факт".
Я улыбнулась, откинувшись на спинку, прикрывая глаза. Ночь будет горячей?
Такси остановилось у отеля практически через полтора часа, как-то нервно царапнув гравий на обочине. В "Калифорнии" на первом этаже горел свет, но было тихо, падальщики все еще ошивались в округе, в окне гостиной маячила любопытная морда Крюгера, тачки Кита видно не было.
Хорошо.
Кулак, до этого момента отчего-то сжимающий внутренности, отпустил. Теперь было гораздо спокойнее. Да и первое впечатление от слов Волкова стало гораздо-гораздо слабее.
К вопросу о доверии.
Интересно все же, почему он не сказал мне раньше?
Я расплатилась с угрюмым, уставшим от непростой дороги шофером и вышла. Ведьма... Подумать только, Ирз нанял ведьму, чтобы "помочь" мне потерять отель.
Я остановилась у самого начала дорожки, рассматривая "Калифорнию" — мрачная, старая, неприглядная снаружи... Но такая своя внутри. Дом.
Почти как из психодельных мультиков Бертона, из страшных историй, рассказанных у костра темной, тихой ночью.
Мой дом.
Костя нашелся в библиотеке, Кит, судя по звукам, мучил несчастную гитару у себя в комнате, Ксеньки, теть Розы и Стаса видно не было.
— Где сестру потерял?
— Теть Роза пытается научить ее быть девочкой, — вздохнул ребенок. — Они что-то лепят, — и, подумав немного, все-таки поднял голову от планшета, с мольбой посмотрев мне в глаза: — ты же не заставишь меня пробовать, Мар?
Я расхохоталась, прислонившись к дверному косяку.
— Не заставлю, но и с сестрой объясняться будешь сам.
— Ма-а-а-р, — протянул он с видом приговоренного.
— Учись находить правильные слова, — улыбнулась я. — Тебе это пригодится. Давно они там?
— Нет, только начали.
— Тогда пошли присоединимся, — подошла я к дивану.
— Это обязательно?
— Да, — кивнула как можно строже. — Я соскучилась, и вы обещали поделиться со мной рассказом о "Барселоне".
Мальчишка со вздохом убрал планшет.
— А Стас где?
— Наверное, у себя, — пожал подросток худыми плечами.
— Тогда сходи за ним, и я жду вас на кухне. Заодно расскажете, что сегодня делали.
— Что делали, что делали, — проворчал Костик, проходя мимо, — с этой собакой определенно что-то не так. Он абсолютно недрессируем.
Пес, словно почувствовав, что говорят о нем, ткнулся мокрым носом мне куда-то под коленку, укоризненно глядя в спину ребенку.
— Ну и что ты опять натворил, морда бесстыжая?
"Уф", — сказала собака, и мы вместе отправились на кухню.
Растрепанная Ксенька пыталась месить тесто в огромной миске, оно тянулось так, что чуть ли не текло, большая часть оставалась у девочки на руках, фартуке и столе, падая мимо. Но Ксюша старалась. Вся мордашка выражала усердие и сосредоточенность.
— Чем помочь? — спросила, закрывая дверь.
— Не мешать, — проворчала юная хозяйка.
— Начинкою займешся? Ми ліпимо вареники, — с гордостью ответила теть Роза, протягивая и мне пестрый ярко-желтый фартук.
— С вишней?
— А як же, — хитро улыбнулась повар через плечо, доставая из холодильника огромный пакет с вишней.
О, вот оно счастье. Вареники с вишней, а еще, когда сварятся, сахаром сверху совсем немного присыпать. Я чуть слюной не захлебнулась.
И, видимо, что-то такое промелькнуло у меня на лице, потому что теть Роза громко и задорно расхохоталась, качая головой.
— Ти не лисиця, Мара. Ти ласунка гірше мого онука*
(Ты не лиса, Мара. Ты сладкоежка, еще хуже моего внука).
— Которого из?
— Молодшого, звичайно.**
(Младшего, конечно).
В этот момент в дверях показались Костик со Стасом, а я достала с верхней полки миску для вишни.
Вареники... Самое прекрасное, что придумал человек!
Общими усилиями хитрое блюдо мы победили часа через полтора, помимо самих вареников итогом продуктивной коллективной деятельности стали: перемазанная в тесте Ксенька, мы с мальчишками, испачканные вишневым соком, с липкими от сахара пальцами, и кухня, частично засыпанная мукой, как снегом. Мелкие наперебой рассказывали какой поганый вай-фай в "Барселоне", как успешно забивает на этот факт хозяин и как круто, оказывается, играть в два часа ночи в "Крокодила".
Я слушала, уплетая те самые вареники, и украдкой поглядывала на телефон. Ярослав не звонил. Впрочем, как не было новостей и от отца, хотя любопытное видео я ему сбросила еще в такси.
Спать все разошлись только ближе к часу. Я лежала в кровати, разглядывала потолок, слушая, как скребет по крыше ветвями старая береза, и почему-то все думала про маньяка Волкова. Хотя ясно почему: бледная рука с татуировкой на запястье все еще стояла перед глазами, впрочем, как и не до конца развоплощенная душа. Нефилим... Нефилим, читающий библию и убивающий "ведьм", нефилим...
Черт!
Я подскочила на кровати, схватила с тумбочки телефон, лихорадочно прокручивая в голове мысль.
— Да? — раздалось после второго же гудка.
— Яр, — собственный голос звучал напряженно, натянуто, — я знаю, почему он это делает. Почему пытает их, почему ему нужно их признание.
— Дай две минуты, я выйду, — Волков был сосредоточен, вся усталость тут же пропала из голоса. Я слышала эхо шагов в трубке, скрип двери, голоса людей, мимо которых он проходил, и практически видела казенные коридоры отдела, тусклые лампы, потертый линолеум. — Говори, — раздалось, когда казалось, что терпения совсем не осталось.
— Он искупает грех, он такой же, как я, понимаешь?
— Не...
— Мои крылья, Ярослав, — перебила я, надеясь, что Гад поймет.
— Твою ж...
— Он незарегистрированный, что если он ничего не знает? И душу он извлек поэтому так криво. Потому что действительно ничего не умеет. Ублюдок вполне мог пробудиться лишь недавно. Ты сам говорил, что ему не больше сорока. Самое время для пробуждения нефилима.
— Месяца три до первого убийства? — спросил Змеев.
— Около того, может чуть больше. Если у него проблемы с головой — а у него точно проблемы с головой — на окончательную перестройку могло уйти до полугода. Он явная брошенка, либо мать прятала. Он вообще может не знать о существовании иных, поэтому выбрал ведьм, понимаешь? — я поднялась с кровати, заходила по комнате из угла в угол. — И нашел он их... Он не бухгалтер, он клиент.
— Уже знаем, — кивнул Гад.
— Знаете?
— Да. Тот самый бухгалтер описал мужика одного... — раздался щелчок зажигалки, Волков затянулся. — Мы сейчас фоторобот клепаем, потом ребята с ним по соседям еще раз пройдутся. Ты была права, Мар, — Ярослав улыбался. — Мы его скоро возьмем.
— Я рада.
— Насколько он силен?
— Силен. Но слабее тебя. Он еще не в полой мере контролирует силу, не знает ее, не до конца понимает. К тому же... — я сосредоточилась, стараясь вспомнить тот миг, когда заметила крылья, — ублюдок изначально слабее. Может... такой же, как Ирз. Только...
— Что?
— Он раньше был сам по себе. Теперь нет.
— Я за тобой не успеваю, колючка, — проговорил Змеев.
— Невозможно развоплотить душу случайно, невозможно однажды проснуться и понять, что ты это можешь, невозможно прогуглить, вычитать в "Молоте ведьм". Придурка кто-то направляет, кто-то подсказывает, у него есть "друг", — я остановилась возле трюмо, опустилась на пол, поджав под себя ноги. — У меня ушло десять лет на то, чтобы понять все свои способности, и развоплощение отнюдь не было в числе приоритетов. Эта фича, — Яр усмехнулся вместе со мной, — по сути бесполезная ерунда. У демонов нет душ, души англов неприкосновенны, а...
— Но есть и другие души — иных, людей.
— И как ты себе это представляешь? — скептически выгнула я бровь. — Напали на тебя гопники в переулке, а ты такой: "Ребят, во-первых, по одному, а во-вторых, постойте смирно минут тридцать, пока я вас убиваю"?
— На тебя нападали гопники? — строго спросил Гад.
