Я снова повернулся к суициднику.
Бледный, чуть желтоватый цвет отечного лица, перемотанная голова и трубки, трубки, трубки... И казенная простынь, как саван, чуть ли не до подбородка. Капельницы, катетеры, мешок для сбора мочи, воняет хлоркой, фенолом.
Коротко постучав, в палату проскользнула хорошенькая медсестричка с тележкой. Миленькая, живая, лет тридцати.
— Андрей Викторович, можно?
Доктор бросил на меня короткий вопросительный взгляд, я пожал плечами.
— Заходите, Анна.
Девушка подкатила тележку к кровати. Я все еще считывал информацию и разглядывал парня. Следов других неудавшихся попыток уйти из этого мира на подростке не было. Ни шрамов на запястьях, ни темных борозд на шее, ни маленьких точек от проколов иглой на руках.
Родители пострадавшего сидели сейчас в коридоре, все еще в шоке, жались друг к другу, как котята, насторожено и напряженно реагируя на любое движение, на любого прохожего.
Никто не любит больницы, никто не хочет оказаться здесь, люди склонны винить этот запах, стены, врачей, медсестер, санитарок. Особенно медсестер.
Ставка медсестры в каком-нибудь провинциальном Задрищинске — двенадцать тысяч, ставка менеджера среднего звена в этом же провинциальном Задрищинске — от двадцати до сорока. Вот только смена менеджера не длится по двадцать часов и ему не приходится иметь дело с болью и безумием. "Не идите в профессию!" — прекрасный аргумент. Из того же разряда — "Не болейте!"
Я скривился.
Анна ловко поменяла капельницу, проверила и записала показания приборов, бросила короткий взгляд на пакет с мочой и выскользнула за дверь.
— Вы видели следы у парня на затылке? — нарушил тишину, когда шаги девушки стихли.
— Да.
— Что это может быть, по-вашему?
— Вам версию врача или версию иного?
— Обе.
— Версия врача, — мужичок снял очки, принялся протирать, — это следы от уколов. Версия иного — укусы иного.
Я кивнул, развернулся на каблуках. Гад здесь закончил, я тоже.
— Звоните, если пациент придет в себя. Не откладывая, и...
— Знаю, — мужик выдохнул с облегчением, — никому ни слова.
— С вами приятно иметь дело.
Соблазн выяснить, что тут когда-то делала Мара, оставался велик, но я посмотрел на эскулапа, прикинул, что все же не стоит лишать жизни пусть и хитрожопого, но знающего свое дело иного, и вышел в коридор.
У меня ушло полтора часа, чтобы заскочить домой за вещами и добраться до отеля.
Первым, кого я увидел, стоило остановиться, был Кит. Бугай стоял, широко расставив ноги, и осматривал что-то прямо перед собой на земле.
Я заглушил двигатель, вылез из тачки. Парень обернулся на звук моих шагов, выглядел хмуро и... растрепано. Его взгляд задержался на мне на какие-то доли секунды, а потом панк снова отвернулся. Что-то блеснуло на солнце у его левой ноги — канистра.
Что...
— Чтобы у тебя ни случилось, мужик, поджог — не выход.
— Поджог тут не поможет, — уже привычной насмешки в голосе Кита на этот раз не было. — Переодевайся. Подсобишь.
Между его ног на асфальте, справа и слева, виднелась какая-то надпись, но слово или слова целиком у меня разглядеть не получалось. Только цвет — кроваво-красный.
Входная дверь скрипнула, и на крыльце показался Костя. Мальчишка нес шланг, старые швабры и респираторы.
Я ускорил шаг, бросил сумку с вещами на землю, уставился на надпись:
"Сдохни".
Ну... по крайней мере, коротко и по существу.
Панк какое-то время разглядывал мое барахло, но ничего не сказал.
— А Мара... — начал я.
— Не видела, — качнул головой ребенок. — И если мы поторопимся, то и не увидит.
— Шелестова еще не вернулась?
— Уехала с самого утра, — кивнул бугай. — Сначала в похоронное бюро, потом к юристам. Родственники активизировались. А эта дрянь появилась часа два назад.
Я нахмурился, закатывая рукава, глядя на неровные жирные красные буквы. Писал человек. От иных на отеле стоит защита, она не пропустила бы. Да и слишком мелко для Георгия. С другой стороны, у Мары могли быть и другие "доброжелатели". О том, что хозяйка отеля этот самый отель покинула практически сразу после меня, я знал: ребята, которых я попросил присмотреть за семейством, сообщили. Но вот о том, что девушка еще не вернулась, понятия не имел.
Я отнес сумку на крыльцо, Кит открыл канистру, щедро вылил на асфальт ее содержимое, Костя протянул нам респираторы и отправился прикручивать шланг к крану.
— Надо шевелиться, — задумчиво протянул мальчишка, поднимая с земли швабру. — Как думаете, успеем?
— Мара сказала, что вернется часа через полтора, — ответил панк. — Должны. Думаю, рассказать надо после ужина.
Краска начала течь. Неровные подтеки змеились по асфальту, от запаха резало глаза и чесался нос.
— Разве смысл не в том, чтобы скрыть художества от Шелестовой? — спросил я.
— Она не должна видеть, но должна знать, — отрицательно качнул Кит головой, обернувшись. — Это не первая подобная надпись, раньше кто-то гадил возле квартиры в городе.
— Ага, — подтвердил Костя. — Дверь размалевал.
— Давно? — насторожился я.
— Последний раз дня три назад, — пожал худенькими плечами ребенок, опуская швабру.
Я последовал примеру мальчишки.
— Еще звонки были. В почтовый ящик кто-то гвоздей и иголок накидал, — простодушно сообщил юный гений, размазывая краску.
Кит кивнул:
— За квартирой и почтовым ящиком соседка приглядывает, она и рассказала. В общем, Мара должна знать.
— Надо включить сегодня сигнализацию на ночь, — я возил шваброй по надписи, стараясь не дышать слишком глубоко. Респиратор помогал, но... солнце пекло, бензин быстро испарялся, а буквы все еще читались слишком хорошо.
— Надо.
Через двадцать минут усиленной работы кровавые буквы наконец-то начали бледнеть, губки на швабрах окрасились в розовый и изрядно пообтрепались. Кит плеснул еще бензина.
— Костя, — пот струился по спине, кожа под бинтами зудела, — а вы не пробовали звонки отследить?
— Пробовали, конечно, — снисходительно посмотрел на меня ребенок. — Звонили через скайп, прокси-сервер где-то в Китае, дальше не успел: звонки дольше сорока секунд не длятся, — криво улыбнулся гений.
— А голос?
— Не было голоса, — пропыхтел панк. — Просто кто-то дышал в трубку. Невоспитанные нынче хулиганы пошли. Даже говорить не хотят, не то что представляться.
Я хмыкнул и снова вернулся к работе. Через сорок минут нам наконец-то удалось "решить проблему". Перед крыльцом еще оставалось бледно-розовое пятно, достаточно большое, но понять, что там было, стало невозможно. Спасибо тебе, Боже, за маленькие радости.
К тому моменту, когда подъехала Мара, я успел принять душ, переодеться и начал помогать семейству накрывать на стол. Близнецы на улице гоняли Крюгера, намекнув перед уходом, что им удалось что-то откопать по спискам клиентов убитых. Видимо, удивление на моем лице читалось слишком явственно, потому что перед тем, как скрыться за дверью, Ксенька нарочито громко фыркнула, закатив глаза. Краска, кстати, все еще не смылась. Ни с кого. Бесконечно радовал желтым хвостом пес.
— Я дома! — крикнула Шелестова с порога. Голос звучал бодро. Пожалуй, даже слишком.
Я поставил тарелку на стол, вышел в коридор, поймал хозяйку отеля уже на лестнице, сжал руки вокруг талии, склонился к лицу.
— Как все прошло? — спросил тихо.
— Нормально, — выдохнула девушка, гладя мне затылок.
— Устала?
— Нет.
— Врушка, — я накрыл ее губы своими, прижав к себе гибкое тело, ощутил вкус шоколада, легкий запах каких-то духов, жар кожи под тонкой майкой. Мара соскучилась не меньше меня, целовала жадно и торопливо, не уступала ни на миг, играя, дразня, покусывая мои губы, гладя язык. Горячий, долгий, нетерпеливый поцелуй.
Я оторвался с трудом, когда понял, что еще немного — и к ужину мы спустимся через час, и опустил Мару на ступеньку.
— Иди в душ, врушка, — улыбнулся, поглаживая большим пальцем порозовевшую скулу, — и спускайся к ужину.
— Иду, — кивнула хозяйка отеля, с видимой неохотой отступая назад. — Я хочу тебя, — прошептала она, поднимаясь еще на одну ступеньку.
— Женщина... — прошипел в ответ, — не доводи до греха.
— По-моему вести тебя туда нет совершенно никакой необходимости, — еще один шаг. — Ты уже там.
— Шелес-с-с-това, — я скрестил руки на груди, невероятным усилием воли заставляя себя оставаться на месте.
Девушка продолжая отступать, повернулась ко мне спиной, покачивая соблазнительной попкой.
Твою...
Я стоял практически у подножия лестницы и не сводил с хозяйки отеля взгляда, точнее — с ее задницы.
— Волков, — позвала она, обернувшись на самом верху, а ее попка все еще маячила перед внутренним взором.
— А? — выдал очень вразумительное.
— На меня посмотри, — щелкнула девушка пальцами, заставляя поднять голову.
— Слушаю.
— Я все еще хочу тебя, — прошептала Шелестова, заставив сделать несколько шагов по лестнице, — но потерплю, — хмыкнула и, показав язык, скрылась за поворотом.
Зас-с-с-ранка!
*Противоударная травма — Ушиб в точке, противоположной точке столкновения. Резкое отклонение вызывает противоударную травму. В этом случае мозг получает ушиб в точке, про-тивоположной точке столкновения.
Мара спустилась минут через двадцать, улыбающаяся, взбодрившаяся. Расцеловала близнецов, Кита и теть Розу, клюнула в щеку меня и опустилась за стол. Повар отеля 'Калифорния' как раз только-только сняла крышку с блюда с варениками.
— Ну, рассказывайте, — улыбнулась Мара, протянув руку к соуснику со сметаной, — что без меня делали?
— Сначала ты, — качнул красным сегодня ирокезом панк, туннель с черепами сверкнул в ухе, словно подмигивая, на черной футболке на этот раз красовалась надпись: "Провел две недели с питерскими панками. Теперь бычки только в урну выкидываю".
— Все нормально, — отмахнулась верблюжья колючка от расспросов, подставляя мне свою тарелку под вареники. — Родственнички поорали, ногами потопали, попричитали. Классика жанра, в общем.
— И что, даже оспорить не попытаются? — не поверил бугай.
— Попытаются, — снова легко пожала плечами девушка. — Это займет их на какое-то время и отвлечет внимание от меня.
— А податкова? — спросила теть Роза.
— Там вообще ерунда. Всего часа полтора потратила. Какая-то ошибка в системе, — девушка окунула вареник в сметану, откусила, зажмурилась. — Жа не вкала.
— А если попробовать еще раз? — крутанула рукой в воздухе Ксенька, давя улыбку.
— Не вникала я, — прожевав и ни капли не смущаясь ответила Шелестова. — Так как у вас день прошел? — повторила она вопрос, задержав взгляд на мне.
Я слегка качнул головой: "Потом".
"Как скажешь", — отпила хозяйка отеля из чашки.
Костя с Ксенькой тут же принялись хвастаться достижениями и успехами в тренировках с Крюгером, теть Роза пожаловалась на все еще слишком дорогую клубнику, Кит продемонстрировал на телефоне фотку гитары, которую собирался купить.
— Ты бы слышала эту красотку, — прижал он огромную руку к груди. — Звучит так, что и в аду не снилось.
— Даже не сомневаюсь, — дернула уголком губ хозяйка отеля. Уголком, перемазанным в сметане.
Я не удержался, поднял руку, стер большим пальцем соус.
— Ну не за столом же, — возмутился Костя.
— И не при детях! — сощурила хитрые глаза Ксюха.
Видимо, выражая поддержку мелким, откуда-то из-под стола тявкнул Крюгер.
— Ну если вы дети, — скрестила Мара руки на груди, — тогда спать сегодня в десять и без гаджетов.
— "О", — театрально поднял палец вверх Кит, — "ответственность"!
— Я про детей ничего не говорил, — слегка толкнул сестру локтем в бок Костя.
— Правило тридцати секунд, — улыбнулась Ксенька. — Беру свои слова назад, — и, практически по-королевски махнув рукой, добавила: — целуйтесь.
Шелестова расхохоталась, прыснул Кит, улыбка расползлась и по моим губам, прекрасная теть Роза смеялась, волнуясь всем уютным телом.
Остаток ужина так и прошел: за общением, рассказами и шутками. А после теть Роза ушла к себе, смотреть сериал, Кит вывел на улицу Крюгера, а мы с Марой и мелкими убирали со стола.
Тему надписи у входа в отель пока так никто и не поднял. Я говорить об этом тоже не спешил. Шелестова явно устала, вымоталась, если совсем уж точно, и добавлять вишенку на торт желания не было совершенно никакого.
Близнецы помогли сгрузить тарелки в раковину и ушли в библиотеку. Я мыл посуду, Мара вытирала.
— Я слышала, сегодня нашли еще одно тело, — перекинула она полотенце с одного плеча на другое.
— Да. Все то же. Те же увечья, та же ненависть и никаких следов.
— Ты поймаешь его.
— Да. Вопрос когда, — скривился я. — Ужасно раздражает. А эта его охота на ведьм почему-то бесит больше всего. Впрочем, как и полное отсутствие свидетелей, — я взял в руки следующую тарелку, сжал губку так, что белая пена покрыла почти весь кулак, жирными кляксами падая в воду.
— Свидетелей... — Мара протянула руку ко мне за следующей тарелкой. Я повернулся к ней, не понимая, почему она так и не взяла посуду.
— Колючка?
— Волков, я идиотка! — Шелестова резко развернулась и практически выскочила из кухни, до слуха донесся хлопок двери ресторана.
Вернулась девушка только через десять минут, прижимая телефон к уху до побелевших костяшек. Сосредоточенная, серьезная. Она обхватила себя рукой за плечо, глаза лихорадочно блестели.
Я выключил воду, оперся о раковину, вглядываясь в напряженное лицо.
— Я поняла, — кивнула хозяйка отеля. — Спасибо, Эли.
Шелестова нажала отбой, осторожно положила аппарат на стол, зажмурилась, опустила голову.
— Ошун была права, — тихо начала верблюжья колючка. — Он ищет душу. Он не просто ищет душу, он... Он что-то с ними делает. Элистэ не забирала ни одну из его жертв. Никто из собирателей не забирал. В отеле они тоже не появлялись.
— Но ведь душа может выйти из тела и без собирателя, — нахмурился я.
— Может, — Шелестова подняла голову. — Но... из такого количества убитых хоть одной бы да понадобилась помощь. Это всего лишь теория, Ярослав, но...
— Стоит проверить, — кивнул, забирая у Шелестовой полотенце.
Девушка тяжело опустилась на стул.
— Я могла бы догадаться раньше, — передернула хозяйка "Калифорнии" плечами. — Души не просто так не появляются здесь.
— Прекрати, — сказал строго, обнимая девушку одной рукой, целуя в макушку. — Ты вообще не должна во все это лезть. И ты большая молодец.
— Да уж, молодец, — вздохнула Мара, плотнее прижимаясь ко мне.
— Надо понять, что ублюдок с ними делает, — я достал телефон из кармана, написал сообщение Санычу. — Завтра придется съездить в морг.
Шелестова кивнула, отстраняясь, вернулась к вытиранию посуды, я встал сзади, обнял ее, устроив подбородок на макушке. Какое-то время прошло в тишине, под тихий шорох ткани и звяканье тарелок.
— Почему ты не сказала, что кто-то пишет тебе гадости, звонит?
— Зачем? — просто пожала девушка плечами. — Это мелкая пакость, не более. Глупая и какая-то очень детская, все равно что кнопка на стуле или лягушка в рюкзаке. Тебе Кит рассказал?
