Через миг Шелестова уже стояла возле него, уперев руки в боки.
— Запомни, — прошипела она, и сладкое, порочное безумие хлестнуло по мне плетью.
О, черт! Потрясающе.
— Если мои дети говорят, что не брали ключ, значит, они его не брали. Усек?
— Но...
— Не беси ее, — посоветовал громким шепотом Кит. — Лучше не беси.
— Ладно, хорошо, — поднял обе руки вверх докторишка, отступая на шаг. — Но... тогда...
— Тогда надо его искать, — пожал я плечами.
— Кит, Антон, осмотрите холл, ресторан, кухню. Я проверю машину и двор. Волков, тебе... — начала Мара, обернувшись.
— Лучше остаться и помочь с поиском.
Шелестова разглядывала меня несколько мгновений, потом кивнула, развернулась и направилась к двери, сбрасывая на ходу черные шпильки и пиджак. У порога она влезла в балетки, выдвинула ящик тумбочки и достала два фонарика, один из которых протянула мне.
— Убью придурка, — расслышал недовольное ворчание.
А через полчаса я ползал по кустам, в то время как задница Шелестовой торчала из задней двери ее машины, дико отвлекая от поисков. Аппетитная задница, обтянутая черной тканью платья.
— Нет, — зло бросила хозяйка "Калифорнии", вылезая из машины. — Если и в отеле его нет...
Она не договорила, стояла, закусив губу и притоптывая ногой.
— Почему он так важен? Почему просто не сделать другой? И, потом, у тебя ведь наверняка есть запасной, — подошел я, накидывая девушке на плечи пиджак, чтобы укрыть от начавшего моросить дождя.
— Просто нельзя, — покачала она головой. — Поверь, я бы с радостью послала все это к чертям и отправилась спать. День был долгим, — верблюжья колючка провела рукой по волосам, делая шаг по направлению к отелю. — Думаю, пора узнать, как дела внутри.
Я двинулся следом.
Но внутри дела оказались не лучше. Кит, казалось, готов был убить мерзкого доктора. Антон картинно заламывал руки, играя в растерянность и озабоченность.
Кусок дерьма.
Я не верил ему ни на грамм. А поэтому, прежде чем отправиться с Марой в город, перекинулся с панком порой слов, потому что докторишка оставался в отеле. Шелестова почти в приказном порядке отправила психотерапевта наверх.
— Он врет, — сказал я, выруливая на трассу. Мара отпиралась до последнего, но все-таки мне удалось уговорить упрямицу, и мы отправились на моей машине. Она действительно выглядела уставшей. Нечего в таком состоянии за рулем делать.
— Я знаю, — кивнула девушка. — И очень хочу понять, что ему понадобилось в отеле.
— Или кто, — пожал плечами.
— Или кто, — кивнула, нахмурившись, девушка. — Надо подольше задержаться в городе. Примерно до завтра, до полудня.
Она переоделась в джинсы и рубашку, на коленях лежал рюкзак.
— Почему именно до полудня?
— Тогда... он полностью проявит себя, — просто пожала она плечами.
— Я так понимаю, снова спрашивать о том, кто ты, смысла не имеет? — выгнул бровь, наблюдая за выражением лица Шелестовой краем глаза.
— Правильно понимаешь, — чуть дрогнули губы в улыбке.
Я усмехнулся и прибавил газу. А через час мы пытались объяснить хостес ресторана на Плющихе, какого черта здесь забыли. Потом так же пытались донести эту светлую мысль до охраны в "Гараже" и до менеджера бильярдной.
По закону вселенской подлости ключ нашелся именно в бильярдной. И судя по выражению лица Мары, она так же, как и я, считала, что он не просто выпал из кармана Антона.
Обычный ни чем не примечательный ключ. Металлический, с плоским брелоком и надписью "четырнадцать". На дворе была глубокая ночь, когда мы покинули шумную и прокуренную бильярдную и раздраженного менеджера зала.
Я стоял возле входа и курил, Мара кому-то звонила, вертя в руках ключ. Звонила безуспешно, потому что на том конце трубку брать не спешили.
Я достал свой мобильник и написал Сухареву, потом Санычу и, на всякий случай, Кроку, выкинул бычок в урну.
— Подбросишь до какой-нибудь гостиницы? — обернулась девушка на звук моих шагов.
Я открыл было рот, чтобы предложить ей остаться у меня, но что-то мне подсказывало, что Шелестова откажется. Поэтому просто кивнул, открывая перед ней дверцу, прогуглил ближайший отель и завел мотор.
Мара безуспешно давила зевки и героически сражалась со сном все то время, что мы ехали к отелю. Меня не радовала перспектива оставлять ее в гостинице. Совсем.
Мы вышли, поднялись по лестнице, вошли внутрь. Такая же сонная девушка на ресепшен выдавила из себя вялую улыбку.
— Будьте добры номер, — попросил.
— Паспорт, пожалуйста, — кивнула девушка.
Шелестова полезла в рюкзак, а где-то через минуту сдавленно выругалась, поднимая на меня глаза.
— Я не взяла с собой. Он остался в машине, в бардачке, вместе с водительскими правами.
— На мой не оформите? — повернулся я к стойке.
— Нет. Сейчас правила ужесточили. Нужны паспорта обоих, — виновато пояснила Ирина, судя по бейджу.
— Черт, — послышалось сзади.
— Спасибо, — кивнул, развернулся и, взяв Мару за запястье, повел за собой, снова усадил в машину.
— Ярослав... — начала она, стоило мне опуститься рядом.
— Ничего не хочу слышать, — перебил, — ты устала, засыпаешь на ходу. Возможно, мы бы и смогли найти что-то подходящее, но к этому времени ты просто отключишься.
— Но...
— Мы едем ко мне, — отчеканил, заводя мотор. — Никакого секса, никаких французских поцелуев. Я сплю на диване. Ты — в спальне.
— А...
— Все. Расслабься.
Шелестова, на удивление, спорить не стала. Сложила руки на коленях, кивнула.
Пока мы ехали, я несколько раз ловил на себе изучающий взгляд, но Мара так ничего и не сказала, продолжая хранить молчание и давить зевоту.
— Вот моя берлога, — пропустил я верблюжью колючку вперед, включая свет. Девушка вяло кивнула и снова подавила зевок.
Я усадил ее на диван, забрал из рук рюкзак и скрылся в комнате, вернулся, протягивая одну из своих футболок и полотенце.
— Душ направо, спальня за той дверью. Могу предложить чай и пиццу.
— Нет. Очень хочется спать, — отрицательно покачала головой Мара, поднимаясь и направляясь в ванную.
Пока Шелестова принимала водные процедуры, я разобрал и застелил диван, переоделся, стараясь не думать о том, что происходит за закрытой дверью. А думать так и тянуло. Дурацкие картинки лезли в голову, словно сами собой. Воображение рисовало стройное тело и скатывающиеся по нему капли воды, мыльную пену, влажные губы, грудь, бедра, сексуальные ножки и изгиб спины.
Греби ж...
Она вышла минут через пятнадцать, в моей футболке, босиком, без макияжа и со скрученными в узел волосами. Короткие, нижние пряди сзади намокли, завивались потемневшими кольцами, привлекая внимание к шее. Футболка доходила почти до колена, но от этого легче не было.
Черт. Черт, черт, черт.
Я поднялся, преодолел разделявшее нас расстояние, навис над девушкой, заставив ту вжаться спиной в стену, поднять ко мне голову.
— Волков...
— Я помню и держу слово, — улыбнулся, легко коснувшись ее губ, обняв за талию, прижав.
— Спокойной ночи, Мара, — прошептал в ухо и подтолкнул к спальне.
— Спокойной ночи, — обернулась она через плечо прежде, чем закрыть дверь.
А меня убивал почти каменный стояк.
Твою ж мать!
Мысли о том, что за стенкой спит Шелестова, упорно не хотели покидать воспаленное сознание. Масла в огонь подливал гад, шипящий и скручивающий тугой узел желания еще сильнее.
Я стоял в душе и хотел Мару, чистил зубы и хотел Мару, ложился спать и... хотел Мару. Кажется, даже во сне я хотел Мару, потому что снились мне отнюдь не пасторальные картины Тициана.
Проснулся часов в десять, полежал несколько минут, прислушиваясь ко звукам в квартире и состоянию гада.
Говнюк был доволен.
Говнюк подпитывался тьмой хозяйки отеля всю ночь.
Говнюк снова пережрал.
Никаких проблем у чудовища. Все просто, как дважды два.
Я поднялся, прошел в душ, стараясь особо не шуметь, а потом заглянул в спальню.
Вот черт меня дернул, честное слово!
Шелестова спала на боку, обхватив одеяло. Правая нога была наверху, открыта до самого бедра, потому что дурацкая футболка задралась. Задралась, бесстыдно демонстрируя мне гладкую кожу, округлую ягодицу, черное кружево нижнего белья.
Вкусная, сладкая, желанная.
Я улыбнулся, постоял еще несколько секунд, наслаждаясь притягательным зрелищем, и ушел готовить завтрак.
Мара вышла из спальни где-то через полчаса, когда я как раз заканчивал воевать с омлетом. Ее фигурку я заметил в отражении вытяжки, но первым все-таки на появление девушки отреагировал гад, довольно заурчав.
— Доброе утро, — повернулся, делая огонь на плите потише и накрывая сковороду крышкой. — У нас на завтрак омлет.
— Привет, — чуть дрогнули в улыбке уголки губ. — Только, Ярослав, я яйца не ем, извини, — и хозяйка отеля постаралась скрыть от меня свой взгляд. Стояла, разглядывая собственные босые ноги и кафельную плитку, все еще немного взъерошенная и не до конца проснувшаяся, слегка виноватая. И... и это было невероятно сексуально. Не чувство вины, а ее едва смущенный, растерянный вид.
— Совсем?
— Совсем, — кивнула Шелестова.
— Даже в салатах?
— Даже там, — прозвучало тихо.
— Ну, у меня еще найдутся тосты с сыром и ветчиной, будешь? — поинтересовался, выгнув бровь.
— Буду, — подняла Мара голову, улыбнувшись. — Спасибо. Помочь тебе чем-нибудь?
— Помидоры порежь, — махнул я лопаткой в сторону разделочной доски.
— Ага.
Что "ага", ну что "ага"?
Я перехватил ее за талию, когда девушка проходила мимо, и быстро поцеловал в губы. Короткий, почти мимолетный поцелуй, позволивший лишь на несколько секунд снова ощутить мягкость и вкус ее губ, тепло кожи через тонкую ткань футболки, изгибы красивого тела.
— Вот теперь действительно привет, — улыбнулся, немного отстранившись.
Мне понравилось то, что я увидел в пасмурных глазах: они немного затуманились, потемнели. Взгляд Мары перестал быть настороженным и оценивающим, стал хмельным.
— Ты любишь заставать врасплох, да? — выгнула она бровь, тем не менее, не торопясь убирать руки с моей шеи.
— Ты чертовски сексуальна, я просто не удержался, — признался, не считая нужным что-то скрывать.
Шелестова ничего не ответила, опустила руки, легко выскользнув из моих объятий, отошла к разделочной доске и, так и не сказав ни слова, принялась резать дурацкие помидоры.
Засранка.
Маленькая сексуальная засранка.
Я вернулся к омлету. Высыпал в миску бекон и сыр, добавил немного соли, все еще раз хорошенько перемешал. Вообще, я не особо любил готовить. Умел, но не любил. Готовка отнимает время, время, которое можно потратить с большей пользой. Но сегодня, сейчас я никуда не торопился и даже начал получать удовольствие от утра и от процесса.
— Ярослав, — окликнула Шелестова через какое-то время, заставив обернуться, — а турка у тебя есть?
— Есть кофемашина, — кивком головы указал в противоположный угол.
— Прекрасно. А турка?
Я нахмурился. Где-то была, где-то, где-то...
— Поищи наверху, слева. По-моему, последний раз я видел ее там.
Девушка открыла шкаф, приподнялась на цыпочках, и на все то время, что она искала гребаную турку, я выпал из реальности.
Эти ноги сводили меня с ума. Ее голые гладкие стройные ножки.
Она сводила меня с ума.
Но уже через пару секунд верблюжья колючка нашла искомое и встала ровно, повернув ко мне голову.
— Проголодался? — спросила чуть слышно.
— Ты даже не представляешь, — вытолкнул из себя, растягивая слова, не отрывая от Мары голодных глаз.
— Хорошо, — улыбнулась искушающе девушка.
И готов поклясться, говорили мы о чем угодно, но только не о еде.
Я тряхнул башкой и отвернулся, фыркая, снимая омлет с плиты. Пока накрывал на стол, доставал чашки, сливки, резал ломтиками ветчину и сыр, хозяйка отеля колдовала над кофе, стоя ко мне спиной. По кухне плыли бодрящие вкусные запахи поджаренного хлеба, омлета и кофе.
Не помню, когда в последний раз у меня был такой завтрак. Нормальный завтрак, а не перекус на работе или за планшетом.
Оказывается, по этому можно соскучиться.
Мара разлила кофе по чашкам, забралась на барный стул за стойкой, я поставил перед ней тосты, подвинул поближе тарелку с нарезкой, сам накинулся на омлет. Есть, помимо прочего, тоже хотелось.
— Почему ты не ешь яйца? — спросил, утолив первый голод. — Аллергия?
— Нет, — отрицательно покачала девушка головой. — Просто... не знаю, как объяснить нормально... Я съем яйцо, а потом целый день у меня во рту яичный привкус. Не очень приятно. А что?
— Просто первый раз встречаю человека, который не ест яйца, — пожал плечами. — Стало любопытно.
— А что не ешь ты? — спросила девушка.
— Печень, тушеную капусту, пшенку. Не люблю баранину. Есть могу, но не люблю. Докторскую колбасу не перевариваю.
— Колбаса-то тебе чем не угодила?
— Переел в одно время. Теперь вот смотреть не могу, от одного вида воротит.
— Ну вот видишь, мы квиты, я тоже впервые встречаю человека, который не ест докторскую колбасу, — улыбнулась Мара.
А я сделал первый глоток кофе и застыл. Так же, как гад тащился по тьме, я тащился по кофе. И этот кофе...
— Ты ведьма, признайся, — сощурился, все еще перекатывая на языке вкус напитка. Богатый, пряный, полный. Без кислоты, излишней горечи и жженого привкуса.
— Нет, а похожа? — сощурилась девушка, слегка склонив голову набок.
— Еще не уверен. Но ты не человек, — улыбнулся я, — совершенно точно.
— Как и ты, — кивнула девушка.
— И что, даже не намекнешь? — выгнул бровь, отправляя очередную порцию омлета в рот.
— Фокус с алконостом не принес желаемого результата? — прозвучало очень ехидно. Мара намазала тост клубничным вареньем и с хрустом откусила, не сводя с меня внимательных пасмурных глаз.
— Я узнал только то, что ты сильна. А еще... В тебе есть... — а, чего уж там. — То, что я называю безумием. И это безумие не человеческое.
— Безумие? — Шелестова даже вперед слегка подалась, от чего несколько прядок выскользнули из небрежного пучка и упали на шею, завиваясь крупными кольцами.
— Ты темная, Мара, очень темная. Я чувствую эту энергию в тебе, и она просто огромна. Почувствовал с самого начала, когда увидел у Сухаря, — я сделал еще глоток потрясающего кофе. — Даже подумал, что ты тот самый маньяк, которого мы ищем. По моему опыту, люди, обладающие или получившие такую силу, очень рано сходят с ума. Ты давно должна была сойти с ума. Убивать, мучить, хотеть крови, наслаждаться страданиями. Тебе должны были сниться сны, самые страшные кошмары, преследовать голоса извращенцев и маньяков, но... я не вижу признаков. Не замечаю, ты до странности, просто до тошноты нормальная.
Шелестова расхохоталась, громко и очень заразительно.
— Слово "нормальная" у тебя звучит как смертельный приговор, неизлечимая болезнь.
— Потому что нет ничего более странного в этом мире, чем абсолютно нормальный человек. Но ты не человек. Не ведьма, потому что сила слишком велика и нет характерного запаха: колдуньи пахнут травами. Не оборотень, потому что на свидание все же пришла, а ведь было полнолуние, и уж тем более не вампир.
