— От твоего убийства меня останавливает только Совет. Если бы мы не были на нейтральной территории, ты был бы уже мертв.
— Этого не случится! — крикнул бес. — Того, что ты показала мне, не будет никогда!
— Гори в аду, Ирз, — я отвернулась, достала телефон, чтобы вызвать такси.
— Ты скоро сама нарушишь правила, Мара! Сама! И "Калифорния", и близнецы достанутся мне! Мне!
Я обернулась, махнула рукой, и тупого ублюдка впечатало в дерево. Он подавился следующим злобным криком. Надеюсь, откусил свой поганый язык.
Но его последние слова так и звучали у меня в голове все то время, пока я ехала домой.
— Да ты пьяна, мать, — встретила меня на пороге Элисте. — Ну хоть не в истерике. Плакала?
— Нет, — отрицательно покачала головой.
— Это хорошо. Плохо, что ты пьяна.
— Не так уж я и пьяна, — я протиснулась мимо собирательницы и упала в кресло, сбрасывая с ног жуткие лодочки. Крюгер вертелся вокруг, тыкаясь мокрым носом куда попало, норовя забраться на колени с требованием ласки.
— Может и не так, но все равно... — Эли встала напротив, скрестила руки на груди, пристально меня разглядывая. Видимо, оценивала масштаб катастрофы. — Ладно, это дело поправимое. — Девушка говорила слишком быстро и торопливо. То есть нет, конечно. Эли говорила как обычно, но сейчас мой вымотанный мозг за ней не поспевал.
— Кстати, звонил твой змееныш. Господь, голос у него... Я чуть от экстаза не умерла, — она потянула меня за руку. — Вставай. Будем тебя в чувства приводить.
— Не хочу, — я приподнялась на несколько сантиметров и снова плюхнулась в кресло. Вино действовать начало только в такси. — Я здесь останусь. На ночь. — Я откинула голову на спинку и закрыла глаза.
Кресло было большим, мягким, удобным. Шевелиться совершенно не хотелось, а вот спать — очень.
— Шелестова, — не унималась собирательница, — поднимай свою тощую задницу и пошли со мной! — она дернула меня еще раз. — Не заставляй применять к тебе силу.
— Не пугай ежа голой жопой, — вяло отмахнулась от девушки.
Глава 18
Ярослав Волков
— Шелестова, какого хрена у тебя телефон отключен? — я толкнул дверь в зал ресторана и на несколько секунд замер на пороге.
Мара полулежала за ближайшим столиком, напротив нее, подперев кулачком подбородок, сидела какая-то девушка. Живая, для разнообразия, но явно не человек. Девушка помахала мне рукой, Шелестова только пробормотала что-то невнятное.
— Привет, обладатель самого-сексуального-голоса-в-мире. Я — Эли, а ты, должно быть, Волков?
— Привет, — я рассматривал гостью все то время, пока шел от дверей к столику. Перевел взгляд на Мару, она лишь вяло улыбнулась. Хозяйка отеля была пьяна. Колючка окончательно сползла со стула и уронила голову на сложенные на столе руки, чуть не столкнув кофейник и закрытую бутылку виски.
Сочетание напитков, мягко скажем, вызывало вопросы.
— Ты собралась ее напоить окончательно или заставить протрезветь?
— Ты вошел как раз в тот момент, когда я решала этот вопрос, — девушка вздохнула. — Я склонялась к первому варианту, у нас проблемы, Хьюстон.
Я вгляделся в лицо Мары. Колючка была измотана, выглядела почти болезненно бледной.
— Эти проблемы вполне могут подождать до утра, — я наклонился, поднял хозяйку "Калифорнии" на руки. — Я уложу ее и вернусь. Виски можешь убрать.
— Благими намерениями, — скривилась Элисте недовольно. — Ты портишь единственный шанс сделать все безболезненно.
— Разберемся, — бросил через плечо, выходя в холл.
Мара зашевелилась, когда мы уже были в ее комнате, открыла глаза.
— Привет, — прохрипела Шелестова. — Я надрала задницу Ирзу.
— Убила? — вздернул брови, укладывая колючку на кровать.
— Если бы... — вяло махнула она рукой. — Пар спустила.
— Хорошо. Ты почему трубку не брала?
Девушка нахмурилась, пытаясь, очевидно, понять, о чем я. Судя по всему, понять не получалось.
— Ладно, отложим до завтра. Но ты заставила меня поволноваться, — я снял с Шелестовой платье, укрыл одеялом.
— Стой, — она притянула меня к себе, схватив за футболку, когда я уже выпрямлялся, попыталась поцеловать, но промахнулась и лишь скользнула губами по щеке, вызвав улыбку. — Не получилось, — разочарованно вздохнула Мара.
Я надавил на плечи, укладывая колючку назад, снова укрыл и легко поцеловал.
— Все у тебя получилось. Спи.
— А ты? — ее глаза слипались, слова звучали невнятно и по-детски обижено. Пьяная Шелестова, оказывается, — зрелище невероятно забавное. Даже милое. "Милое"... Дурацкое, нелепое слово, но другого подобрать не получалось.
— А я скоро приду, — пообещал, ставя на тумбочку бутылку воды, прихваченную из холла. Я погасил ночник, включил в ванной свет, оставив дверь немного приоткрытой. Кто его знает, как Мара переносит опьянение.
По дороге в ресторан я заглянул в пятый номер. Девушка сидела на кровати и признаков жизни не подавала. Не повернула головы, не вздрогнула, не произнесла ни звука. Она смотрела в окно, но я подозревал, что не видела того, что находилось за ним. Мертвая вообще едва ли была способна видеть.
Красный туман заполнил собой всю комнату. Что-то нездоровое было в его клубах, болезненное и очень неправильное. Он собирался в комки под потолком, стелился по полу и словно ползал по стенам, как ползают тени в самый темный час ночи.
Ну хоть не кричит.
Элисте я нашел на том самом месте, на котором оставил. Девушка даже позы не изменила. Только топорщились в стороны короткие седые пряди, словно наэлектризованные.
— Я весь внимание, — сказал, опускаясь на стул.
Собирательница глубоко вздохнула, разлила кофе.
— Я нашла Стаса, и Маре придется развоплотить душу.
Я не донес чашку до рта, аккуратно вернул ее на место, откинулся на спинку стула.
— Отлично. Давай подробности.
— Ну ты же видел девушку наверху, — пожала Элисте плечами. — Ее надо развоплотить. Чем дольше призрак остается в таком состоянии, тем дольше мучается.
Я сжал переносицу, все-таки сделал глоток кофе, тут же чуть не выплюнув его обратно.
— Ну да, — пожала Элисте плечами, — кофе я готовлю премерзкий.
— В таком случае, при чем тут Стас?
— А, — снова дерганое пожатие плеч, — я просто решила сообщить сразу плохую и хорошую новости. Парня я нашла. С ним теперь все в порядке, но учитывая, чем Маре придется заняться, лучше ему пока побыть где-нибудь в другом месте.
— Почему Маре? Почему не тебе?
— В смысле? — девушка вздернула вверх аккуратные брови, наморщила лоб.
— Ну ты же собирательница, ты же забираешь души. Почему бы тебе не развоплотить эту?
— Ты не в теме, да? — девушка откинулась на спинку стула. — Развоплощать могут только собиратели высшей ступени — очень сильные, невероятно сильные, но таких сейчас нет. И нефилимы — это раз. А два — душа уже в отеле и никто, кроме Мары, не имеет над ней власти. Так обычно это работает.
— Шелестова откажется, — отрицательно покачал я головой, поднимаясь. Раз с кофе не сложилось, сделаю чай и пожрать чего-нибудь.
Элисте тоже поднялась и последовала за мной на кухню, продолжая наш с ней диалог.
— Сразу — конечно нет. Она попсихует, возможно, наорет на меня, даже выгонит, но в конечном итоге все равно сделает то, что должна. Ей не в первой. Мы через это проходили.
Я открыл дверцу холодильника. Пицца! Отлично.
— Ты забываешь про вариант, где Мара оставляет призрак в покое и ждет, пока он сам исчезнет.
— Не-а, — прозвучало в ответ чуть ли не насмешливо, но все равно горько, — не забываю. Судя по тому, что я вижу сейчас, этот процесс, если оставить его на самотек, займет у вашей гостьи около полугода. — Девушка оперлась бедром о разделочный стол. — Шелестова пока не хочет этого признавать... Или не может. Но ей придется и захотеть, и смочь. Совет бдит.
— При чем тут Совет?
— По правилам Мара может держать душу не более пяти дней, если она ранена, иначе это нарушение правил. Этика, гуманность и все такое. Это как с раковыми больными на последней стадии, с той лишь разницей, что Совет узаконил "эвтаназию".
— Что будет, если Шелестова опоздает?
— Ничего хорошего. Заведут дело, сместят с должности, затаскают по разным инстанциям. И не будем забывать, что Кит максимум через неделю должен вернуться в "Калифорнию".
— Почему? — насторожился я, поворачиваясь лицом к Элисте, зажимая подмышкой колбасу, держа в руках майонез, помидор и сыр.
— Отель, — развела собеседница в стороны руками.
Я всматривался в лицо девушки и пытался понять, специально или нечаянно она сказала только про панка, но не про Ксюшу с Костей. И если специально, то почему?
— Ясно. Что-то надо для развоплощения?
— Только Мара и душа. Она ведь не записала ее в книгу, — я кивнул, хотя собирательница не спрашивала, скорее утверждала, и вернулся к холодильнику за кетчупом и солеными огурцами, — и этот факт несколько упрощает дело. Меньше привязок к "Калифорнии" придется рвать. Меньше силы и меньше боли.
— Куда ни кинь, везде клин, — я вонзил нож в хлеб. — Ты сказала, что Маре не впервой. Когда она последний раз развоплощала душу?
— Лет пять назад. А потом недельная истерика. Поэтому я хотела напоить Шелестову. Но может, в этот раз будет проще.
Я скептически поджал губы. Элисте вздохнула.
— В общем, я оставляю тебя и твои бутерброды наслаждаться друг другом, а сама — спать. Завтра будет ужасный день. Покойной ночи.
— И тебе, — кивнул, провожая девушку взглядом. Она шла быстро и легко, но, несмотря на это, походка казалась тяжелой и уставшей.
"Тяжелый день"... Да что ты знаешь?
Эти два дня были бесконечными и полными какого-то почти сюрреалистичного бреда. Саныч орал и плевался огнем, Сухарев орал и плевался дерьмом, я орал и плевался ядом. Блеск. Три взвинченных, не спавших и не жравших мужика, запертых в одной тесной комнатке, через полчаса, оказывается, способны перегрызть друг другу глотки и потерять всякий человеческий вид. Я действительно готов был убить обоих.
Близнецы прислали файлы, они нашли связующее звено. Бухгалтер. Фрилансер. Он отчасти подходил под профиль, за исключением того факта, что не вписывался в теорию с семинарией, шизофренией и не обладал достаточным количеством средств, чтобы спонсировать свое маленькое, убогое "хобби".
Я был не против его проверить. Очень даже за, но и не мог совсем закрыть глаза на характеристику, а поэтому не мог поддержать подполковника в его желании и дальше вести дело. Даже частичное — это все равно совпадение. И если бухгалтер окажется убийцей, ребята с ним не справятся. Сухарь, конечно, с моей точкой зрения был не согласен.
И еще были трупы. Три. Новых.
Первый, без всякого сомнения, дело рук ублюдка. Те же порезы, те же раны, те же следы.
Второй оставлял вопросы. Судя по нему, урод смастерил себе новый инструмент. Кроме переломов, никаких внешних признаков пыток заметно еще не было, но вот внутри...
Сашка блевал, когда услышал.
Девушку раздавили. Все внутренние органы: сердце, почки, легкие были раздавлены. Но на теле не нашли ни следов связывания, ни следов от наручников... К тому же ей единственной изуродовали лицо. Зачем? Вопрос. Обычно в случаях, когда убийца травмирует лицо жертвы, это что-то личное. На нашего придурка не похоже, а значит, требует дополнительных проверок. Плюс ко всему два тела за такой короткий срок — очень хреновый расклад. Маньяк торопится, прогрессирует слишком быстро. Почти ненормально быстро. И тут снова вопрос — почему? Теряет терпение? Как вариант, но что-то слабо верится. Он дотошен и скрупулезен, соблюдает ритуал. Так что не так? Почему все изменилось?
Ответа, хоть мало-мальски меня удовлетворяющего, не было. Санычу, конечно, я рассказал все как есть. А вот в разговоре с подполковником и ребятами пока предпочел отделаться общими фразами. Близнецов попросил продолжить поиски, хотя надежды на то, что они найдут еще что-то, было мало.
И наконец труп, который вызвал столько вопросов у ребят из отдела, из-за которого я проторчал в Москве двое суток и смог вернуться только сейчас... Труп, который также был безобразно и безжалостно изуродован, женский труп. Труп Ники. Вот только изуродована она была совершенно по-другому. Забита. Переломы, синяки, ушибы по всему телу. Но на удивление все они были посмертными. Умерла Вероника от яда. Обычного крысиного яда. Констатировать причину смерти труда не составило, а вот все остальное...
Я был уверен практически полностью, что яд девушка приняла сама. В отделе со мной по этому поводу тоже спорили. И я понимал почему: не было депрессии, не было неудавшихся попыток суицида, не было травмирующих событий. Но и доказательства того, что Нику отравили специально, тоже отсутствовали. А еще я жопой чуял, что яд бывшая выпила сама. Вопрос — зачем?
Вопрос, на который ответа у меня пока не было.
Дело становилось чем дальше, тем хуже.
И Шелестова сегодня весь день не брала трубку. Я издергался, как мамаша ребенка-хулигана. Почти паранойя, но все-таки не совсем. Домой сегодня мчался, словно за мной гнались гончие ада.
Ткнувшийся в ногу мокрый нос вывел из задумчивости.
— Что, чудовище, с тобой сегодня не гуляли?
Пес тут же вскочил на ноги и унесся в коридор, скользя по паркету. Я закинул в рот остатки бомж-пиццы, подхватил кружку с чаем и вымелся на улицу. Собака от радости чуть ли не поскуливала.
— Извини, друг, — развел я руками в стороны, — всем сейчас непросто. Давай сегодня побыстрее.
Рыжая морда разразилась радостным лаем.
Он не отходил далеко от отеля, носился вокруг. Последнее время мы гуляли с ним возле озера, но сегодня было откровенно лень. Я сел на ступеньки, поставил рядом кружку, достал из кармана мобильник, чтобы отправить сообщения Сухарю и Санычу, и вырубил его к чертям. Завтра я официально вне зоны доступа. Все, что от меня зависело, я сделал, дальше дело за парнями. Пусть ищут, пусть Саныч подключает наших, Совет, кого угодно. Но завтра они должны справиться без меня.
Крюгер отметил все кусты возле крыльца и, вихляя тощей попой, отправился на подъездную дорожку.
А маньяк не желал выходить у меня из головы. Он ведь не просто так проворачивает все это, у него должен быть план. Но может ли у безумца он быть? План — проявление сознания, воли. У сумасшедших нет ни того, ни другого. Сумасшествие подчиняет себе все. Даже инстинкты.
Я сделал глоток остывшего чая и снова перевел взгляд на пса. Крюгер что-то жрал.
— Ты, морда бесстыжая, — меня словно сдуло с места, — дома жрать, что ли, нечего?
Уже через пару минут я пытался зафиксировать упирающуюся собаку коленями и достать у нее из пасти неведомую фигню, которую она с таким увлечением и энтузиазмом жевала. Сопротивлялся пес отчаянно, словно защищал сахарную кость. Упирался всеми четырьмя лапами в землю, тихо рычал и отчаянно вертел башкой.
— Я сильнее тебя, — проговорил, схватив пса за нижнюю челюсть, подняв его морду к себе, чтобы проще было достать ту дрянь, которую он жевал. — Хочешь проверить?
