— Нас? Но ведь допрос мятежников ведет королевский бейлиф. Орден тут причем?
— Мы когда в камеру вошли, из колодок утопца освободить и к мессиру Вокху отвести, он крепко ругался. Дескать, долго ему с крысами сидеть. С крысами под надзором крыс. Еще попытался ударить винтенара. Коул возьми и скажи, это сейчас ты такой храбрый, а вот посмотрим, насколько твоей храбрости хватит, когда с Орденом толковать начнешь. Заключенный....
— А может вы его..., — перебил сервиента храмовник.
Этот мейстер Локли, хуже омоньера! Влезет в разговор, пальцами щелкнет, с толку собьет, спутает! Разобиженный сервиент призадумался, о чем его спросили.
Непонимание позабавило храмовников.
— Ты же долго тут служишь...
Уигн кивнул.
— ...и про мужеложство слыхом не слыхивал?
Так вот куда клонят! Это же прямая дорога на костер!!!
— У нас с подобным строго, — сказал, как отрезал Уигн. Очень постарался. И тени сомнения не прозвучало. Но сомнения сомнениями, а признался. — С бабами иной раз допускаются вольности, а чтобы мужиков... Такого не знаю!
— Неведенье о грехе, не свидетельствует о его отсутствие. Оставим это на рассмотрение следующего раза. Значит, когда он услышал, что его приведут к нам... Кстати, откуда винтенар узнал о нашем прибытии в Брюхо?
— Мы видели, как вы приехали.
— И арестант слов винтенара испугался. Это было заметно?
— Тут же заткнулся. Не боялся бы, рычал до дверей бейлифа. Они все тут недовольные. Тому вина потребно или свежей соломы в тюфяк, этому шлюху или бумагу и перо. По первости жрать брезговали! Выливали, да плошки били. Баланду, понятное дело, к деликатесам не отнесешь, но все лучше, чем с пустыми кишками. А утопец наш, из камеры вышел и тише воды, ниже травы. Шелковый.
— И вас шестеро повело его на дознание к бейлифу. Почему не десять?
— Десятеро когда арестант со Дна, с нижнего этажа стало быть. А утопец с предпоследнего. Не особо опасный. По уложению полагается в сопровождение шестеро. Шестеро и наличествовало.
— Вывели вы его из камеры и...
—Поднялись дальним коридором, в ближнем ремонт, и вышли во двор. Когда мимо тюремного колодца проходили, он возьми и сигани. Только вода булькнула.
— И никто не помешал?
— Мы и не думали, что арестант на такое решиться. Да и ловок.
— Согласись довольно-таки странный поступок? Ведь самоубийц даже не хоронят, а души их прокляты.
— Слаб, значит, в вере, — непоколебим в своей правоте Уигн. — А может и вовсе еретик. Не зря же в каземате сидел.
Сервиент нарочно сморозил глупость. Еретиков в Брюхе не держали, но для убедительности сойдет.
— Ну, таких еретиков после мятежа полная кутузка, — рассмеялся Локли, легко раскусивший хитрована.
— Подытожим. Я буду говорить, а ты либо подтверждать, либо опровергать, — предложил Солано.
Уигн согласился. Попробуй не согласись! Стул по-прежнему вакантен для несогласных. А человек за стеной более не кричит. Отмучился, прости Господи!
Локли словно мысль Уигна перехватил.
— Кажется, мэтр Амбуаз наконец-то освободился.
Сервиент облизнул сухие губы.
— Я готов отвечать, мейстер омоньер....
Храмовник с минуту буравил Уигн взглядом. Приглашать или не приглашать пытаря, так истолковал промедление сервиент. Хлюпнул носом. Разжалобить.
— Вас отправили отвести арестанта на допрос к королевскому бейлифу..., — начал блиц-допрос Солано.
— Так точно, мейстер!
— Вы пришли. Двое у дверей снаружи...
— Хоппер и Вюлль, мейстер!
— Двое у дверей внутри...
— Я и Хольт, мейстер!
— Давай покороче, без фамильярностей, — попросил Локли. — И не так громко.
— Двое возятся с арестантом снять колодки.
— Винтенар Коул и Марек, — отчеканил Уигн.
— Как содержали?
— Руки и ноги в больших колодках, и поясными цепями к стене.... На растяжку. Чтобы вреда себе не нанес.
— Ты слышал, что арестант говорил винтенару Коулу?
— Так точно! Арестант обозвал нас крысами.... облезлыми крысами.
— И только?
— И сосками, — признался Уилн.
— И вы его...., — влез Локли.
— Нет!
—???
— Нет!
— В колодках он беззащитней младенца!
— Нееееет! — взвыл Уигни.
— Не надо кричать, — ласков Локли. — Рано пока... Вообще-то церковь не поощряет пыток... Но мы не церковь. Мы Орден Святого Храмна. Нам проститься и отрубание пальцев, и выдернутые ногти, и вывернутые руки, и разбитые суставы. И ослепление и оскопление. Но скажу тебе честно, цена за истину чаще всего много выше, чем она, истина эта самая, того стоит.
— Нет! — не стал оговаривать себя и других Уигн.
— Сервиент..., — Солано нахмурился припоминая фамилию, — ...Хольт давно у вас?
— Месяц.
— Вы в приятелях?
— Не особенно.
— Почему?
— Откупной.
— Не воевал, а взнос сделал?
— Так и есть.
— А ты?
— Рутьер* шестой линии* второй роты третьей королевской батальи.
— Мессира Дьюса?
— Мессира Тида.
— Ранен?
— Никак нет!
— Как думаешь, Хольт подтвердит сказанное тобой по расследуемому делу? Подумай. Ведь ему нет смысла вас выгораживать. Он ведь не из своих.
— Не могу поручиться, за сказанное Хольтом, но лично я говорю правду. На обиды арестанта, винтенар Коул только и сказал ему, что отведут не к бейлифу, а к Воронью, — в отчаянии Уигн назвал храмовников уничижительным прозвищем, но поправляться не стал. — Пусть у вас повторит свои слова.
— Все слышали обман винтенара и промолчали? Заранее сговорились?
— А кто и что мы против винтенара Коула? Никому не охота лишний раз сортир драить. Вот и поддакнули, — простодушен Уигн..
В том же духе и темпе допрос длился несколько минут, после чего многострадального, изошедшего потом и подванивавшего мочой, Уигна отпустили, намекнув никуда не пропадать. Ни со службы, ни из дома.
— Почему ты выбрал именно его, а не винтенара? — полюбопытствовал Локли у омоньера.
— Улитка. Снаружи твердая раковина, а внутри... мягкотел. Стержня нет. Характера. Такой хорош в группе, за чужими спинами. Сам слышал — шестой шеренги. В одиночку слаб. Его и допрашивать не надо. По лицу читается. Я все ждал, когда он обоссытся.
— Но не обоссался же. Значит, не так уж и плох.
— Плох, — не согласился с выводом подчиненного омоньер.
На минуту в комнате воцарилась тишина. Люди будто подождали, пока солнце покинет помещение. Посторонних нет, можно говорить.
— Я бы сказал весьма неопределенно и весьма занятно, — прервал молчание Локли.
— Согласен, странная попытка сквайра Свена покончить с собой.
— Не связан ли он с Ингид? Его несколько раз видели среди её людей. Но он сам не из свиты.
— А чтобы он поимел с отравления Каана?
— Не просто Каана, а брата короля! — уточнил Локли немаловажную деталь.
— Отравление, как и соитие, действо тайное и личное. А так как это проделала Ингид... Сомневаюсь что сквайр настолько глуп подвязаться в соучастники.
— Не зря Орден придерживается целибата! Ох, не зря! — рассмеялся Локли.
— Допрос у бейлифа ничем Свену особенным не грозил, — рассуждал вслух Солано. — Вокх не из тех, кто способен добраться до сути, а само участие Свена в мятеже, лишь следование оммажа и фуа* принесенного тану Фоссу. И судя по поведению с винтенаром, арестант прибывал в уверенности, ему нечего опасаться. Засудить кого-либо из Старого Королевства надо умудриться. Если на то нет воли короля, (у Локли выгнулись брови — и Ордена!) а её нет, то ничего и не будет. Посидел бы полгода и вышел.
— Или внес залог, или поменялся местами с младшим братом, если таковой имеется, — добавил храмовник вариантов досрочного выхода на свободу. Те кто может себе позволить, в Брюхе не задерживаются. Вредно для здоровья. Очень.
— Но как только речь зашла об Ордене, Эрд Свен испугался. Почему? Он не мог не знать, мы ведем дела личных преступлений против короны. Личных.
— Может замаран в деле с канцлером Тунаром Амюсом?
— Мелок. Канцлер таких к себе и близко не подпускал.
— А если лошадка.... жеребчик из спален мистресс* Медани?
— Беден. Для её любовника непростительный изъян, — отмел Солано и это предположение. — Ей важен объем мошны, но не мошонки.
— Не от безделья же он удумал топиться?
— Он мог совершить нечто предосудительное, еще никому неизвестное и потому боялся встречи с нами, — впервые произнес фра Лукко. Ему не попеняли, а дополнение приняли к вниманию.
— Или задумывал совершить предосудительное, — ухватился за мысль Локли.
— Не реализованный замысел очень трудно доказуем.
Пауза в ожидании новых предположений.
— Или он знает нечто, что может нас заинтересовать, — сообразил первым Локли и щелкнул пальцами — истинно так!
— Заинтересовало, — поправил фра мейстера и тот опять щелкнул пальцами — в точку!
— А почему именно колодец? — не унимался Солано. — Всегда есть шанс на спасение. Почему не Серная Башня. Там отличный переход. Почти тридцать ярдов высоты над мостовой. Гарантированная смерть.
— Боялся высоты, — пошутил Локли, но тут же оставил дурашливость. — Он не бывал в Башне. Откуда ему знать про переход?
— Бейлифа он не боялся, но забеспокоился услышав, что попадет к нам, — цеплялся до каждой мелочи Солано и настоятельно требовал от подчиненных того же.
— Последствия беспокойства — решил свести счеты с жизнью. И предпочел не мечи бдительной стражи во время безнадежного побега, не прыжок с высоты, не удар голову о стену, а тюремный колодец. Шаг отчаяния?
— Отчаяние подвигает на незамедлительную деятельность, а Свен выжидал целых двадцать минут. От камеры до колодца. Предостаточно времени принять взвешенное решение.
— Хочешь дознаться почему?
— А ты?
Локли пожал плечами — как скажешь!
— Мне наказано срочно отбыть в Чедвиг, — объявил Солано отъезд. — Займись сам.
— Что на этот раз?
— У короля приватный разговор с наследниками.
— Судилище? Аерн будет?
— Отцовская нахлобучка.
О присутствии в замке старшего сына Солано умолчал. Мейстер понял — умышленно.
— Хорошо, я допрошу винтенара, — принял не обязательное поручение Локли без всякого к тому энтузиазма. — Пообщаюсь с человеком выдержавшим пять лет на границе с горцами Майгара. Заодно потолкую с Мареком. Послать винтенара это уже из разряда панибратства или деловых отношений.
— С Хольтом обязательно, — подсказал Солано. — И приглядывай за девчонкой. Фра Лукко, проследи, за нашим несостоявшимся утопцем. Спусти его к Крысоеду под наблюдение. Лишний волос не должен упасть с головы Эрда Свена, пока не узнаем, что именно толкнуло его на столь неординарный способ самоубийства.
— Будет исполнено, брат омоньер.
Фра Лукко бесшумно скользнул за дверь.
— Когда вернешься? — допытывался Локли у омоньера.
— По возможности быстро.
— Как поступить с Ингид?
— А что с ней не так?
— Боюсь, не все откажутся от тех предложений, что она делает, в обмен на некоторые послабление в содержании.
— Не сбежит и ладно. Как только оформится брачный союз с Ногром, надобность в Ингид отпадет.
— Мое мнение Кэрэн похлопочет и мамашу упекут в монастырь. Королевская кровь слишком жидка, отправить отравительницу на плаху.
— Кроме Гильфа, есть еще попы. Всплывут её занятия волжбой и костер обеспечен.
— Они всплывут? — не разделял уверенности омоньера храмовник. В помещение холодно и Локли забавлялся, пуская парок.
— Вне сомнений. И Гильф не станет цапаться из-за Ингид с Великим Викарием.
— Что король за нее попросит, если все так именно и устроиться?
— Да что угодно. Хотя бы развод с Лисбет.
— Короля срубило на свежатинку? Кто на этот раз?
Омоньер оставил Локли в неведенье. Слухи о разводе существовали со дня королевской свадьбы. В третьи королевы прочили всех мало-мальски смазливых девиц побывавших под Гильфом.
В миру наступил вечер и, в пыточной сделалось слишком темно. Омоньер и Локли направились к выходу.
— Турому опять прислали цветы. Второй букет за два месяца. Двенадцать фарозских роз, — завистливо вздохнул Локли. Завидовать было чему. Розы стоили умопомрачительно дорого.
— Розы? — Солано запамятовал, говорилось ли ему о первом случае подношения павшему фавориту. Так и не вспомнил, потому буркнул невразумительное. — Ему теперь только и остается любоваться цветами.
— Наведаешься во Фрисс? Пробст на пару с приором исходят желчью. Ты дважды пропустил обряд Смирения, — предупредил Локли.
— Если им более нечем себя занять, пусть исходят.
Чтобы сказал Уигн, теперь увидев лицо омоньера? Неподдающаяся контролю злая ярость!
— Так что мне им передать? Если спросят?
— Объяснюсь при возвращении.
— Заготовить списки, что именно захотят от тебя услышать в приватной беседе? — язвит Локли.
— Их интерес мне ведом.
— Ты в этом уверен?
— Чтобы быть уверенным в чем-то, надо обладать властью несколько большей, чем доступно смертному.
— Ну.... Иногда, достаточно хоть какой-то....
2. Северо-запад Мальгара. Храм Предков*.
Пельин знал приглашенных достаточно долго. Много солнц и лун. О каждом мог поведать больше, чем гости сами о себе. В любой другой день их не зазвать и не усадить за общий стол. Не заставить разделить угощение и питье. И лишь четыре раза в год, приходя сюда, они усмиряют взаимные неприязни и старые обиды. Они... Дунга, бесхитростный и простоватый. Таких хорошо иметь врагами, но не друзьями. Не украсть, не покараулить. Чревоугодник. Ест, не наестся. Еду будто в пропасть бездонную бросает. Кике, вечно дерганый и нервный. Хорек и хорек. Что плохо лежит — утянет, а придется солоно сбежит. Нанки. Шея длинная, бабья. И осанка такая же. И голосок переспевшей молодухи, сладкий. Мастак договариваться, мастак договоры переиначивать и выворачивать к личной пользе. Масо. Грузный, грубый, жесткий. Воин каких мало, пахабник каких поискать. Неру — изворотливый лис. О нем надо помнить все время. Когда спишь или молишься, бодрствуешь или пируешь. И не обманывайся если его нет. Он рядом, с боку, за спиной, в твоей тени, везде! Наблюдательный и хладнокровный. Забудешься, упустишь на миг, потом пожалеешь, да поздно! Кэтро. За глаза его дразнят Уткой. Хром, потому ходит вперевалку. Беззастенчивый обманщик и хитрец! Обведет вокруг пальца любого. Даже Небесную Чету! Нынче осунулся и бледен. Уж не от молодой ли жены? Пятой!
Жрец задержал взгляд на Масо. Который раз лапает молоденькую рабыню. Лезет под узкую юбку, что шепчет. Рабыня заливается краской. Масо довольно похохатывает. Приглянулась девка, надо уважить, подарить.
Гости не торопливо, не уронить достоинства, вкушают сочное мясо ибекса, потягивают крепкую брагу-мудай, переговариваются с ленцой и не выказывают нетерпения. Не лица, но личины. Не слова, но яд лицемерия. Не радость встреч, но пытка ожиданием. Не родство крови, веры и языка, но общность властолюбия. Таковы они гости Пельина. Было ли когда-то иначе и были ли люди иными? Старики (а сам он кто?) помнят — было. И время, и люди, и жизнь между людьми....
