Еще одно из красот — Оленья Горка.
— Здесь до сих пор они (очевидно олени?) встречаются! — восторгался бейлиф и тыкал рукой в какие-то дикие заросли дальше по склону.
Горка невысока, вытоптана и удобрена овечьим дерьмом, и испятнана кострищами.
— Не сомневаюсь, — согласилась Медани, посматривая сопровождающих её мужчин. Встречаются. Сплошь и рядом.
Приятно поразила долина Ветряков. Около десятка ветряных мельниц медленно, скрипя и рокоча, вращали свои огромные крылья.
,,Эдилия!ˮ — затаила дыхание Медани.
Потом была еще тройка мест, куда её затащили. Там уж все неисправимо провинциально. И красоты и люди в жюнелях, хубонах, катеронах, то что давно не носят в столице.
ˮДостопримечательность забытой богом дыры — сама дыра и есть!ˮ — таков неутешительный итог поездки.
Фогт* Рагама, мэтр Нокс, проявив не дюжие организаторские способности, подмазав кого нужно и договорившись с кем следовало, настоял на встречи рийа с городским купечеством и знатью. Такой предприимчивый человек мог пригодиться в будущем и Медани не отказала в просьбе.
Для такого случая откупили большой зал Торговой Гильдии.... у самой Торговой Гильдии, ибо встречу организовывали от имени.... Торговой Гильдии. Не пожалели свечей, тепла и музыки. В зале блистали представители крупных торговых домов: Кормики, Зейды, Шпеи, не отставала и местная знать, белая кость Раагама: Конроды, Вюрены, Гроу. Были, в основном, семейно. Мужья и жены, дочери и сыновья, племянники и племянницы, друзья и любовницы, добрые знакомцы и нужные знакомые. Для первого раза пожалуй слишком много народу. Медани светилась улыбкой, благосклонно выслушивала представления, делала дружеские замечания.
— Мистресс Лайз, пожалуй вам больше бы подошла бирюза, чем топазы, — душевно щебетала Медани.
Лайз умилилась словам, а святые на небесах онемели в ужасе! В мыслях Медани пожелал видеть на жене тана Конрода конскую сбрую и седло. Мистресс широка в кости и по мужски крепка.
— Мессир Гроу, вас трудно с кем-либо спутать!
Сквайр Гроу возвышался над присутствующими на пол головы и был шире любого в два раза.
ˮКак же ты топчешь свою курицу?ˮ — стрельнула Медани в сторону мистресс Гроу, миниатюрной крохотули без всяких женских форм.
— Мэтр Зейд, вы приятный собеседник.
Собеседник заикался, глотал слоги, и понятен только людям, знавшим его с раннего детства. Когда же мэтр Зейд употреблял спиртное, то и знакомые оказывались бессильны в понимании загадочной речи.
Разговаривая с семейством Вюрен, Медани позволила себе подержаться за округлый животик мистресс. Пришла в полное умиление и восторг, ощутив толкание растущего плода. Сделала для себя вывод, беременность дурно сказывается на женской внешности и что она с большим удовольствием подержалась бы за самого мессира Вюрена или хотя бы за ту часть, что осчастливила семейство прибавлением.
Не обошлось без приятных неожиданностей.
— Мистресс, я право не знаю, радоваться мне или плакать! — произнес Ридж Блас, торговец в Раагаме не из первых, но проныра отменный.
Купец выделялся из окружения отсутствием золотого шитья на одеждах, висюлек из серебра и минимализмом в обладании камней. Имелся всего один. Правда камешек сей красный алмаз, обладал баснословной стоимостью и большой редкостью. Остальное все как у людей.
— Если не будешь жадничать, — выдвинула не менее шуточные условия Медани.
— Я само бескорыстие...., — заверил Блас.
— Тогда мне нужен кто-нибудь из Стальных колец*.
— Вы втянете Раагам в войну? — хищно улыбнулся Блаз. На поставках во время мятежа он поднялся втрое! Согласно выплаченному налогу. А на самом деле? Ответ сокрыт в трех бочонках с серебром, закопанных в подвале его купеческого дома. Ну и в памятной книжице мистресс Медани.
— Хотелось бы, но Совет еще не определился с этим.
— А разве Совет еще не знает, чего именно хочет.
— Узнает, но позже.
— Мистресс, я полностью к вашим услугам, — таял Блаз. В отличие от Совета туата Рагам, он уже ясно представлял, чего и главное сколько хотел.
— Откуда такая покладистость?
— Я помню ваши слова.
— Какие?
— Кто имеет деньги, имеет всех!
— Неужели я столь мудра?
— И еще добавляли. Многократно!
— Теперь припоминаю. Говорила.
Прием шел. Свечи горели и гасли. От жары становилось душно и кисло пахло потом. Музыканты чаще фальшивили в самых простых пассажах.
Если не хотите безвозвратно разочароваться, не дожидайтесь истечения времени встреч, разговоров и свиданий. Недосказанность много приятней, чем точка в окончании. Ибо недосказанность предполагает новые встречи и свидания, а точка означает завершенность события! Порой безвозвратно.
Первый час Медани перенесла отлично, второй непринужденно удерживала улыбку на лице, третий боролась с искушением потихоньку удрать, на четвертый её не хватило. В завершении Медани подарили ,,чудесное ожерельеˮ стоимостью вполовину ею обутых для такого случая туфель и кошель с сотней грот на женские капризы. Жизнерадостные толстосумы изволили пошутить. Медани подмывало брякнуть, что урильник под её кроватью, стоит в два раза дороже. Но она оставалась столь же любезна и обворожительна, как и на встрече с танами.
После всех дневных и вечерних хлопот и забот, Медани уединилась в спальне, и похвалила себя, за отменную выдержку и старание. Эти надутые индюки из Совета думали она будет клянчить у них денег? Конечно, будет, но не сейчас. Ибо денег у нее — полно! Голову прежнего канцлера оценили в сумму достаточную содержать приличную армию в течение всего года. Крах финансового колосса еще будет отмечен историками, описан романистами и приукрашен словесами поэтов. Действительность упростят, но расцветят пустыми подробностями и позолотят догадками. Медани с удовольствием вспомнила долгую и нудную оппозицию Тунару Амюсу. Поисками случая насолить, дикими россказнями, слезными просьбами к отцу сместить канцлера с поста.
Амюс проявлял выдержку, отец пробовал её унять. В Пфальце радовались и наслаждались беспричинной склокой. В один прекрасный момент судьба, не без помощи самой Медани, столкнула её и Амюса на полутемной галерее во дворце. На ней тогда было обворожительное соркани темно-фиолетовых оттенков, подчеркнуть бледность лица и яркость взгляда.
— Мистресс, я огорчен тем как вы ко мне относитесь. Возможно знай я истинную причину..., — придворный старой закалки, Амюс предпочитал договориться и умел это делать.
— Причину... причину..., — шипела Медани и вдруг... О! это женское вдруг! Оно неотразимо действует на мужчин. — Вы... Вы... Вы... меня совсем не замечаете, — и вздох способный всколыхнуть вселенную! — и не любите...
Несколько прямолинейное заявление многодетному отцу и счастливому мужу. Но война есть война! Все средства хороши! Она рыдала у него на груди, колотила кулачками и плела что-то маловразумительное о своих разбитых чувствах и неразделенном сердце. Вполне возможно о неразделенных чувствах и разбитом сердце, но кто обратит внимание на такие мелочи!
Конечно, Амос не очень поверил ей. Иначе бы не занимал столь ответственный пост. Легковерные простаки не назначаются канцлерами и уж тем более не держаться в высоком кресле два десятка лет. Еще месяц после их встречи Медани краснела и бледнела столкнувшись с ним. Словно малохольная дура опускала зареванные глаза. Сбивалась в речах, если в тот момент говорила. Теряла ритм, если танцевала. Оступалась, если шла. Обессилено падала в первое ближайшее сиденье, если находилась рядом с ним. Она напоминала порченую девственницу, последствия падения которой лицезрели все! Медани непременно присутствовала на всех приемах и мероприятиях, где бы Амюс не появлялся (даже заседание Большого королевского Совета!) и тут же покидала, когда мероприятие покидал он. Когда канцлер серьезно простыл, не смущаясь мистресс Агнесс Амюс, она прилетел к нему с Дойроном, королевским лекарем.
Про них стали шушукаться. Сперва немного и насмешливо, потом благожелательно и сочувственно, очень скоро ехидно и зло. Прежние любовники Медани делали ставки сколь долго Амюс будет ходить мимо наживки и блюсти супружескую верность. Другие бились об заклад, на какой срок канцлера допустят к раздвинутым ногам и во что это ему станет? Еще не состоявшаяся связь обрастала правдивыми и достоверными подробностями! Появились свидетели и очевидцы. Начатое Медани, довели до логического конца другие, охочие перемывать чужие косточки. Амюс настоял на свидании. Подслушай их сочинитель романтических пьесок, целиком бы вставил разговор в сцену из спектакля. В финал.
— Мистресс, наши отношения служат темой нежелательных пересудов....
— Отношения? О чем вы Тунор? — лепетала она. Простое ,,Тунорˮ слаще птичьего пения на зорьке. — Вы не замечаете меня, а заметив спешите спрятаться. Единственная встреча когда мы стояли ближе чем на шаг, слишком скоротечна, считать её какими-либо отношениями. Их нет! Но если вы считаете, что она... как-то... то я прошу у вас прощения. Я недолжна была так поступать, — сбивчивая речь оборвалась в ожидании его слов.
Не давать высказаться собеседнику, погубить дело. Общение ценно само по себе, а когда добиваешься чего-то, ценно вдвойне. Позволяйте собеседнику хоть иногда открывать рот, даже если уверены — прозвучит очевидная глупость или затертая банальность. Но банальности и глупости вас сблизит. Может и не приведут к полному взаимопониманию, обычно того и не требуется, но вы станете лучше осознавать, чего хотят от вас услышать и что вам, соответственно, следует говорить. Скорее добьетесь желаемого.
— Вы сожалеете о том?
Медани протянула ладонь и показала аграф. Тогда, в коридоре, она не сообразила оторвать украшение. Но позже купила у слуги Амюса. За ничтожный грот. За марку верный камерарий канцлера обещал принести костюм хозяина целиком, но она попросила аграф.
— До сих пор не выбросила, — поникшим голоском произнесла Медани. — Возьмите, если считаете что он к чему-то обязывает, — и горько (у Амюса заныло в груди... Наконец-то!) произнесла. — Окажись безделица вашим сердцем, я бы предпочла оставаться воровкой.
Мужчины падки на лесть. Но открытая лесть не так хороша. А вот скрытая... дает ощущения тайной власти и могущества. Уровень бога или подобного ему!
— Оставьте себе, — Амос сжал аграф в её руке.
Пальцы Медани холодны (очень кстати! очень!). Он согрел их дыханием, слегка касаясь губами.
— Пожалуйста не надо, — искренне (ха-ха-ха!) молила она.
— Почему? Вам неприятно?
— Я слишком слаба, — призналась Медани.
Отказ лапать, действует на мужчин совершенно противоположным образом. Телесный контакт для них предпочтительней вербального. Руки Амюса не ведали преград. Пальцы познали её упругости и влажные щелки. Канцлер отбросил сомнения и крепко поцеловал её. Еще и еще. А потом пользовал похабно и многократно. В тот момент Медани была безоговорочно согласна с некоторыми запретами святых отцов церкви*. Все-таки в человеке избыточно скотского.
Далее смута в Кайона. Поползли слухи о суммах взятых из казны в пользу мятежников. Граф-палатин не мог не отреагировать, капнул и нашел, просто не мог не найти! какие-то бумаги. Припомнилась связь канцлера с Медани, подозреваемой в пособничестве риагу Аерну. Дело умело раздули и Тунор Амюс, умница, стратег и политик, загремел в Брюхо, под следствие к Ордену Святого Храмна. Ему инкриминировали воровство и посягательство на честь члена королевской семьи. За воровство ему грозила конфискация имущества и ссылка, а вот за посягательство... ,,сосновая толстухаˮ и топор.
Заказ успешно выполнен и заказчик щедро рассчитался с Медани. Так что денег у ней полно и без займа у Совета туата Рагам. Но тратить свои кровные высшая бессмыслица. Надо постараться заставить платить этих милых людей, от щедрот отваливших сто грот на женские капризы. Ах, наивные! Если бы они знали, сколько на самом деле стоят её капризы. Пусть не все, но один самый-самый...
Медани покосилась на широченную кровать. Увы, сегодня никто не приглашен разделить столь обширное, холодное и скучное ложе. Не отбирать же мессира Вюрена у его беременной женушки. Рийа скакнула и плюхнулась, сбивая льняные покрывала. Мудрость (знать бы чья?) приписывает подавать блюдо мести холодным. Но сто крат приятней готовить. Ни одного ингредиента нельзя положить больше или меньше. Иначе испортишь. А вкушая его сладость надо помнить горечь того дня, когда оно только задумывалось, а рецептура составлялась.
Конечно, обойдется дорого! В финансовом плане. Но на что не пойдешь ради удовлетворения своих желаний. Тем более рийа уже представляла, как восполнит потерю. Орден Храмна очень удивится имени человека пожелавшего низвержения Тунора Амюса. И главное, человек тот и не подозревает, что она знает его. Можно считать это случайностью, но Медани называла это редкое... редчайшее явление везением.
Везение это когда не ждешь ничего, а небеса вспомнят о тебе в нужный момент!
11*. Ольбр, замок ордена Св. Храмна.
Будоражащая смесь запахов: жженой серы, лавандового масла, выпаренного розмарина. Привычно. Стол с посудой упрятан за ширму. Зачем пугать непосвященных ретортами, кукурбитами, аламбиками, алуделем*. Страха хватает и без этого.
— Я всего лишь лекарь, — устало произнес Вервик.
Девушка... пожалуй еще девочка, одной рукой прикрывала припухлости наметившихся грудок, второй, сложив ладонь лодочкой, лобок и под ним. Она младше его дочери. Наверное, на год. Может чуточку больше.
Лекарь прикрыл на мгновение глаза. Легче не сделается, он это давно понял. Но что тогда? Молиться? Не поможет. Ей не поможет. А ему? Прятаться за молитвы с каждым разом все тяжелее, и всякий раз тянет проорать их во все горло. Услышь меня, Господи! Услышь же!
— Мне необходимо осмотреть тебя, — спросился Вервик.
Он не позволит прибегнуть к грубым действиям. Зачем? Ей и так достанется. Он знает что её ждет. Верно и остро. Остро как боль от укола раскаленной иглой. Девочка не первая и не последняя, но ему не привыкнуть. Он не хочет к ЭТОМУ привыкать! А чего он, собственно, хочет? Честно, без уверток, без молитв, которые больше не помогают. Больше не помогают! Хотя бы чуть-чуть...
— Тебя ждет сир Аерн, — голос Вервика срывается на шепот. Он сам едва слышит, что говорит ей.
Девочка загнано дышит. Вот-вот разреветься. Она боится. От страха, забыла полученные наставления. О высоком долге, о великой чести, о том, как она хорошо заживет после. Ей более ни дня не придется работать на чужих людей. Возиться в огороде на морковных грядах, собирать волосатых зеленых гусениц с кочанов капусты и противных оранжевых жуков с картофельной ботвы. Чистить свинарники и приглядывать за цыплятами — бестолковой мелочью, что недогляди и утащит коршун. Надрываться таскать неподъемным ведром воду и поить скотину. Вставать рано-ранешенько, до зорьки, доить коров и выгонять в стадо, провожая за околицу. Сидеть бесконечными вечерами, ссучивая из шерсти нить. Убегать прятаться в лебеде или в сарае, когда мимо деревни идут наемники. Есть пустые щи, куда мать нарубит первой крапивы. Присматривать за младшими в семье. Обходить стороной дом бабки Свеяры, ведьмы и противной старухи. Бояться грома и молнии, спаливших в позапрошлом году мельницу. Ничего подобного более совершать не придется! И огород, и коровы, и крапива остались яркими картинками ушедшего в небытие. С позавчерашнего дня началась совершенно новая жизнь. Ей выпала счастливая возможность прожить её счастливо и беззаботно, как того она хочет. Следует лишь исполнить то, что от нее требуют.
