При отсутствии средств, что, впрочем, являлось хроническим состоянием казны, но при наличии непомерной жажды перемен, ограничивались перекладыванием аллеи в саду, переносом прудов, разрушением и возведением летних павильонов и ротонд. Надстраивали во флигелях этажи, расширяли проезды, облагораживали фонтаны, занимались архитектурным украшательством, меняли черепицу крыш. Однажды постарались поджечь. Господь не допустил разорения. Или плохо постарались. Где вечная стройка, там и вечный бардак. Кучи мусора, разбросанные доски, горы щебня и извести, к месту и не очень, строительные леса. Ничего удивительного, ни сам венценосец, ни его придворные не любили дворца, как не любили и название резиденции — Королевский Пфальц. Но сколько не пытались переиначить название, оно прилипло накрепко. Что ириска к гнилым зубам!
Шеренги герольдов, дворни, поваров, прислужек, прачек... Приветственные поклоны, кислые рожи и еще более кислое
— Божьей Милостию с возвращением, сир! — квохчет кубикулярий, дирижируя нестройным хором голосов дворцовых слуг.
Гильф по-молодецки проскакал несколько маршей, запыхался и костеря предков за столь долгий подъем, вошел в зал. Брякнули оружием массарии, их винтенар громко гаркнул.
— На краааауллл!
Топот ног заглушил все прочие звуки дворца.
Это в сказках и то не во многих (доказано, не все в них брех и пустомельство!) с дороги спешили в мыльню или в баню. В жизни наоборот — в трапезную!
Всякий монарх предрасположен к гурманским причудам. Андраш Третий никогда перед едой не мыл рук, даже после сортира, дескать, вкусней еда. Джойд Кривой Нос, страдавший хроническим насморком, ронял сопли во все блюда, не успевая утираться, лишал ближних аппетита. Нынешний — Гильф Амаль, любил питаться наспех. Он мог закатить пир и высидеть за столом дольше всех, сожрав и выпив не меряно. Мог устроить веселую пирушку, скакать козлом, тискать и лезть за лиф платьев к раскрасневшимся партнершам. Мог чинно вести прием послов и гостей, угощая их яствами и расхваливать изыски в печеном, вареном и копченом виде, разражаясь целыми кулинарными лекциями. Но прибывая в кругу своих, король хапал еду, прохаживаясь вдоль длиннющего стола. Хватал руками мясо. Не отрезал, а откусывал от целого куска, сколько влезало в рот. Остатки кидал обратно или швырял скулящим борзым. Особо пряные куски запивал вином, а иные соусом прямо из соусницы. Расковыривал паштеты, тщательно обсасывал вымазанные пальцы. Каждый по отдельности и по нескольку раз. Выворачивая ножку у фазана или журавля, брызгал жиром и размахивал ей, подговаривал сотрапезников угощаться без стеснения. Натыкивал грибы на нож и, прихватывая сталь лезвия зубами, снимал и глотал не жуя. Черпал бульон половником и шумно сёрбал из него. Яйца фесских перепелов загребал в рот десятками, жамкал, хрустел вытягивая содержимое. Скорлупу сплевывал куда придется. Порой в супницу. Супы не переносил, но требовал готовить.
— Руки ополоснуть негде! — доводил Гильф до сердечных колик панетария* Нелля.
Любил макать хлеб в вытопленное сало и, капая на костюм, пол и стол, шумно высасывал юшку из набухшей корки. Из рыбы, выбирал кости, мякоть поддевал широкой лопаткой для торта и чаще валил на скатерть, чем доносил до рта. Оброненное тут же подбирал. Обожал икрицу! Мог сожрать в один присест фунт и больше. От копченого сальца откусывал шкурку. Потрошил голубцы, добывая мясо. Из пирогов лакомился начинкой. Мистресс Лисбет, супруга короля, избегала присутствия за одним столом с мужем.
— Я не питаюсь в свинарнике! — отказывалась она, чем заслужила симпатии и подарки от Гильфа. Семейные обеды скучны до ломоты в скулах!
Нынешний день не исключение. Похапав еды и вытерев руки о скатерть, а морду о портьеру, Гильф поковырял пальцем в щербатом рту застрявшую жилку и порыгивая, направился на Малый Совет. Его уже поджидали вызванные: канцлер и граф-палатин. Великого Викария отсутствовал. Приболел. Поскольку встреча будничная, собирались в Гостевом зале. Для более доверительных встреч у короля существовали личные покои, для гостей высокого ранга — Большой Чертог, который монарх откровенно недолюбливал. Сумрачно, холод мрамора, колонны и эхо.
— Пещера! — морщился Гильф всякий раз, как предстоял торжественный прием.
Ушлый трувер Легьюр заслужил дворянство, удачно сострив.
Как семечки в чертоге геморроя,
Мне хочется под небо голубое.
Гильф ржал до икоты. Подсуетившийся Дойрон унял внезапную и неблагородную напасть и был жалован кошелем с гротами.
У стола, разложив бумаги, суетился канцлер Эйбах Эклер, еще три месяца назад скакавший на цырлах обычным дворцовым нотарием. Глядя на его прилизанный, приглаженный вид, как не вспомнить поговорку: Низвержение орла с небесных высот (это о Туроме Амюсе!) возносит куриц на вершину забора (это об Эклере).
В тени занавесей окна пристроился омоньер Солано. Последнее время Орден поспешествовал большинству дел короля.
— Дай волю, вы мне хер заправлять начнете, туда куда и без вас попаду, — порой жаловался король на чрезмерную опеку храмовников, но обойтись без них не умел.
Памятником самому себе, восседал на стуле, граф-палатин Ариас Горрус. В нем всего понемногу: твердолобости, упертости и тупости. Изъяны, имеющие и положительную сторону. Горрус не задавал лишних вопросов и блюл интересы короны, а прежде прочих короля. Привилегией, сидеть в присутствие монарха, пользовался неизменно и при любых обстоятельствах. Сказывают, при Сузах, когда под проливным дождем, Походный Совет собрался обсуждать предстоящую битву, Горрус уселся прямо в грязь, не желая отказываться от заслуженной предками привилегии. Сидение в присутствие монаршей особы не вызывало бы столько злословия, если бы через некоторое время граф-палатин не начинал раскачиваться на манер игрушечного болванчика. Поэтому графу-палатину всегда предлагали крепкий стул. Скрип раздражал и бесил короля.
Камерарию Дебрею, он тоже тут, должно находиться при короле, согласно существующих циркуляров. Сейчас ему больше предстояло слушать, чем говорить. Кубикулярий Хенш исходя из уже упомянутых циркуляров и вовсе тень короля. А от тени как известно не избавиться даже в мыльне или сортире. Разве что ночью. Но и тогда...,, в холода когда в помещение не топлено должным образом или не успел согреться воздух, надлежит греть королевскую постель, а буде на то монаршая воля оставаться под одеялом с королем на ночь...ˮ Ко всему кубикулярий обязан выручить короля по любому вопросу. Будь то вино, легкая закуска или иная малая прихоть.
Не прошенным гостем встречи являлся шут Херцл, спорщик, выдумщик и умница. Последнее следует отнести к недостаткам. Умных терпят по необходимости, но не любят. Гильф держал Херцла в качестве брехливой моськи, коей дозволено облаять любого. Шут так и делал, но держался им же установленной границы. Исходя из чего, он, одних ,,казнилˮ, а других миловал, Херцл не пояснял. Однако, вопреки таланту обретать врагов и терять друзей, был до сей поры жив, а не удавлен в одном из переходов Пфальца. Одевался шут весьма изыскано и единственная вещь грубо контрастирующая с его отменным гардеробом — колпак с бубенцом. Он сам его придумал, сам сшил и таскал всякий раз при выходе к королю и иное публичное место.
— Зачем он тебе? — недоумевал Гильф глупому наряду.
— В него удобно блевать с перепоя, — серьезно ответствовал Херцл, что несколько раз и проделывал, убеждая короля.
— А бубенчик на кой? Ты же не корова?
— Звонить. Когда темно можно ориентироваться только по звуку, — еще серьезней делался шут.
— И куда ты заведешь?
— Я выведу!
В общем, весьма странен королевский шут. Весьма. А странные и умные — такая язва! Солано при всякой встрече, мимолетной или как сейчас затянувшейся, раздражался Херцлу. Впрочем, не самому шуту, а тому, как тот передвигался. Кривобоко, пришаркивая, припрыгивая. Так двигается мнимый увечный у церкви. Но увечный хочет бОльших подаяний. А чего добивается шут? И зачем?
— Когда успел вернуться? — поинтересовался король у Херцла, как только тот закончил кривляться с каждым присутствующим.
— Вчера. Родственников и врагов нужно хоронить быстро.
— Отчего?
— Первых до оглашения завещания. Иначе так и останутся смердеть в церкви, не погребенные и забытые разобиженными родственниками. А вторых, следует закапывать до того как поймешь, сколь ничтожен был повод для вражды.
— Тебя упомянули в завещании?
— В основном нецензурными словами. Брату же досталось и того меньше.
Временами Херцл к месту и не к месту упоминал о своем единокровном брате, но никто особого интереса к сей неизвестной персоне не проявлял. Что странно и омоньер тоже.
Король плюхнулся в кресло, придвинутое для него ближе к огню. У камина жарко. Сразу клонит в дрему. Но когда предаваться неге? Некогда!
— Есть что срочное? — Гильф покосился на объемную папку канцлера. Если это то, о чем подозревает, остаток дня пропал!
Начали с пустяков.
— От канцлера Турома Амюса, — Эклер продал королю прошение. Большой лист, еле влезал в заветную папку.
— От бывшего канцлера, — проворчал Гильф. Чего-чего, а от Амюса предательства и воровства он не ожидал. Истекший срок королевских переживаний не уменьшил. — Чего ему?
— Сообщает о своей полной невиновности и просит допустить к нему его лекаря.
Король, несколько картинно и громко разорвал бумагу и кинул в огонь. Словесного ответа он дать не соизволил.
— Продолжай.
— Из Штрэена доносят... Роберт Белезм* чинит насилие над домашними. Выколол глаза собственным детям. Жену каждодневно истязает в застенках, после чего подвергает насилию, оскверняя супружеское ложе. Родственник женщины испрашивает вашего справедливого суда.
— Сами разберутся. Дальше.
— В семье не без урода, — проворчал граф-палатин.
— Это вы о ком? — оживился репликой шут. — О родственнике?
— Продолжай! — поторопил Гильф. Херцла устрожил взглядом. Не цепляйся!
— Мессир Вокх, столичный бейлиф, докладывает. Не смотря на предпринятые меры, не удалось задержать убийцу молодого рейнха Стифена, некоего Хенка Ксана. Где означенный преступник находиться, ничего неизвестно.
— Этот Ксан удалец, каких поискать! Двенадцать поединков и двенадцать покойников! — напомнил Херцл неутешительный счет возмутителя столичного спокойствия.
— Омоньер?
— Смерть рейнха не относиться к делам короны, — отказался участвовать Солано в розысках.
— Да не уж-то!? — сделал удивленные глаза Херцл. — Сынок Олли Стифена, а перед ним племяш Карла Улоффа, а до того внучок прежнего графа-палатина, а еще раньше младшенький Ллойда...
Король, слушая шута, развернулся в полуоборот.
— ... наследники героев великой битвы при Гершеме. Так, сир? Может месть?
— Солано!
— На дознание потребуется время и люди. Прикажите оставить прежние дела?
Гильф в неудовольствие брякнул кубком по столу. Всем нужны время и люди.... Время и люди. Он не Господь Всемогущий!
— Занимайся своими.
— Хорошо спелись! — упрекнул Херцл монарха. — Одному нет дела, до художеств Белезма, второму откровенно наплевать, что делается, чуть ли не под стенами Фрисса!
— Горрус, займись ты! — перепоручил следствие Гильф. — Найдите мне этого Ксана. Хоть из-под земли! Дальше!
Граф-палатин качнулся, принимая поручение. Стоило ли выводить болванчика из равновесия?
— Из Серейи сообщают. Дакс ввязался в войну с Империей, — перешел к значимым новостям канцлер.
— От этого осла Бирра не приходиться ожидать чего-нибудь умного. Ослы, как правило, не умнеют ни в двадцать, ни в сорок лет, — печален Херцл. Шуты редко бывают веселыми парнями. Умные — никогда!
— Они столько не живут, — не мог успокоиться Гильф. С Ксаном за живое задело.
— Живут, как видишь, — мудр шут.
— Бирр посчитал ситуацию удобной, — следует комментарий канцлера.
— Обычно её должно считать выгодной, — замечает Херцл, уныло забавляясь, выворачивая колпак на изнанку и обратно.
— Его астролог..., — терпелив канцлер. Эклер новичок и его авторитета мало заткнуть рот говоруну с колокольцем.
— Считать он может что угодно, — Гильф махнул шуту — помолчи! — Они уже сошлись? Каков итог?
— Сражений еще не последовало. Но Дакс вторгся на территорию Империи и продвинулся до...до...до... Бакеша.
— Фьюююють! — присвистнул Херцл.
Его примеру желали последовать многие. Властитель Дакса двинулся разумом пойдя на неслыханный шаг — воевать на территории империи.
— Интересно узнать мотивацию, — покосился шут на храмовника. Ему действительно интересно. Колпак оставлен в покое.
Гильф тоже зыркнул на омоньера. Солано безучастно пялился за спину канцлера. Для него, похоже, столь необычное начало войны не великая новость. Не неожиданная точно!
— Что там с астрологом? Как его?
— Мэтр Цвейц.
— Совсем как у меня! — вставил шут, намекая на созвучие имен. — Может он хотел пошутить с Бирром?
— Мы проверили. Не исключено, империя имеет способ на него влиять, — закончил фразу Эклер.
Король и шут тут же устроили перепалку.
— О! Ненужно искать повод. Дакс сам подал!
— Империи? Повод? Шутишь?
— За то выглядит благообразно!
— Особенно этот мэтр Цвейц.
— А что такого?
— Конкретно что, кто и как дорого? — потребовал Гильф уже у канцлера.
— Мы выясняем.
— Выясните. И повлияйте... Даже за дорого.
— А за очень дорого? — тут как тут Херцл.
Гильф погрозил кулаком.
— Если понадобиться и за очень дорого!
— Сир, если речь о значительных суммах...
— Только не начинай свое нытье. Нет денег, казна пуста. Она всегда пуста! Это её естественное состояние. Быть пустой...
— Совсем как мои карманы, — шут вывернул парочку. Алая материя свисала длинными алчными языками.
— На то ты и канцлер её наполнять, — проигнорировал Гильф слова шута.
Эклер с пониманием отнесся к пожеланию монарха. Хотя собственно чего понимать! Гони деньги!
— Бирр осведомлен о наших договоренностях с Ногром, — продолжил доклад канцлер.
— Хочет подмылиться? И что Ногр?
— Ногр понимает, нынче он в цене.
— О времена! — Херцл закатил глаза. — Меняя девственность на дружбу, не продешевим ли мы? При нынешней морали за нее можно просить поддержки Всемогущего Господа, а не лебезить пред Кертом Пятым.
— Где свахи? — взгляд Гильфа переполз с канцлера на омоньера и обратно.
— Посольство прибудет самое позднее через месяц, — уведомил Эклер.
— Вы настояли на обязательном присутствие их лекарей?
— Да. Присутствуют мэтр Кабаль и мэтр алхимии Созса. Так же мистресс Каролла, сестра короля Керта и аббатиса из Улла, весьма сведущая в женских делах.
Херцл оставил колпак и возвел руки к небу.
— О, Великий! Две развратницы берут под свое покровительство бесценное сокровище! Бьюсь об заклад на что угодно, по приезду в Ногр нашу Кэрэн примут за очередную шлюшку, а не эталон непорочности!
— Заткнись! — не выдержал рявкнул Гильф на досаждавшего ему шута. — Солано! За тобой! Присмотри!
