Собственно Лэнард первый человек нанятый Эерихом. Без помощников ему не обойтись, будь он риаг или вассал риага. На момент их встречи, Лэнард сидел в местном шинке и грамотно составлял жалобу на местного мытаря, честно отрабатывая обед. После короткого диалога, Эерих рискнул нанять грамотея. Незнание законов часто ведет к плачевным последствиям. Лэнард законы знал. Знал и устные обычаи, в иных случаях соблюдаемые крепче параграфов изложенных на бумаге. Бумага имеет свойство теряться и гореть, а заветы предков, вживленные в плоть и кровь, если канут в лету, то только с последним их носителем.
Гейнс поначалу встретил нотария недружелюбно.
— Очень кстати!
Эерих и сам находил появление Лэнарда в Мшеце весьма настораживающим. Уж не таны ли подослали? Мысль тревожащая. Её и придерживались, присматриваясь к крючкотвору.
— Не... не они, — сделал умозаключение Гейнс. — Спину слишком прямо держит. Таны таких не любят.
Эерих поначалу не понял о чем сказано. Грамотей сутул, что вопросительный знак! Но дошло. Чинопочитания в Лэнарде не на фартинг! Ему что тан, что эрл, что король, что хер лысый — едино.
— На вороненка то же не похож, — гадал Гейнс, могла ли такая птица к ним залететь. — Может кто из сродственников твоих? Бабы они охочи на выдумки.
Сомнительно, что Гейнс имел ввиду всех женщин доводящихся родней Эериху. Если только Медани.
Сроку от стычки с эрлом Марчем прошло всего ничего, а поляна под Мшецем превратилась если и в лагерь, то беженцев. Каждый день к Эериху прибывали люди, отряженные септами Швальба нести Щитовую службу. Чухонцы, как называл их Гейнс.
— А как же, чухонцы и есть.
Очевидно прочитав на лице Эериха не понимание, о ком все-таки речь, развернуто пояснил.
— Те, кто не с меча, а с земли живут.
Дополнительные сведения о иерархии сословия Эерих узнал у Лэнарда.
— Чухонцы, лапотники, откупные, подневщики, — называл нотарий.
Легче не помнить, чем задурять голову, ради понимания кто к тебе заявился. А заявлялись разные...
Верховые восседали на захудалых клячах. Бедным животным грозило провести остаток дней своих, таская воителей на худом хребту, а не похрустывая травкой и свежим сенцом под навесом, дожидаясь очереди к живодеру. Пешие понуро тащились под хлябями небесными через грязь и колдобины. Похожие на бродяг, на отбившихся от сообщества пилигримов, на обнищавших ремесленников, на кого угодно, но не на воинов. Случалось, целые компании смурые и невеселые, облепив скрипучие телеги прибывали к месту сбора. И верховых, и пеших, и тележечников объединяло снаряжение дедовских времен, более подходящее для дорожного разбоя, чем для воинской компании.
Эерих неудовольствия не выказывал. Люди не виноваты в его разладе с танами Швальба. Спрашивается, а он виноват? Виноват. Не садись не в свои сани.
— Утан Дулш, — представился новоприбывший и подал крохотную грамотку-замарашку.
На сером клочке, неровно оторванным от большого листа, коряво и с ошибками, очевидно писано деревенским старостой, сообчали (вступительное слово в послании выделено, дальше — мельче, из экономии бумаги и чернил): Утан Дулш, сын таких-то родителей, в соответствие с условиями служения Щитом и Мечом, снаряжен для несения оного в течении ,,сорока денˮ считая от Льялы-Дождевицы.
— От Святого Северина, — пояснил Лэнард бастарду.
Воитель не махнув мечом уже оттянул пять дней службы.
— Чего так долго? — пытал нотарий парня. — Тут ходу два дня!
— А собраться? А погоды какие? — уверен в уважительности оправданий Утан. — Так и не очень припозднился. Не из последних.
Ратник высок и крепок. Обладает бородой и здоровым румянцем. Крепко пахнет козьим молоком. Щит размером со столешницу держит легко. На поясе тяжеленный мэйс*. Из доспехов наплечники и камай. Утан бос. Сапоги привязаны к походной котомке. Обувь видно досталась от деда. Крой старый, когда правый-левый не различали. Точали одинаковыми, потом разнашивали по ноге.
Грамоток подобных предоставленной Эериху, у нотария собралось более пятидесяти.
— Эерих Гашш, — назвался в ответ несостоявшийся риаг. — В лагере найдешь, где поставить палатку. Гейнс объяснит, где продаются еда и вина. Если испытываешь затруднения...
Дулш испытывал. Должен испытывать финансовые затруднения.
— ... Все необходимо я в состоянии купить, — выпятил геройскую грудь чухонец.
Наличие у парня пары завалящих майлей и то сомнительно. Но ведь не признается. Не за что не признается, что денег нет вовсе! Другое дело непомерная гордость. Её хоть отбавляй!
— Скорее отберет, чем купит, — делает неутешительное замечание Лэнард.
— Юманн Дейк-младший! — величает себя очередной служивый во благо королю.
Юманну не более четырнадцати. По меркам родного септа он дееспособный мужчина. Запримечен в ухлестывании за девицами с отягчающими подозрениями в порче оных. Значит очень даже дееспособный. Дейк-младший вихраст, смазлив на личико и скульптурно строен. На Дейке стеганый акетон, с нашитыми конскими копытами. Часть копыт отсутствует, часть раскрошилась от древности или попаданий оружием. Снизу обыкновенные штаны, которые носят холопы трудясь в поле. На ногах башмаки. В руках щит вышедший из употребления лет сто назад и копье. Вместо меча здоровенный корд с деревянной ручкой. За спиной доброе налучье, потертое, но ухоженное.
— Есть чем защититься от дождя? — справился Эерих у юного ратника.
— Мы, Дейки, привычные, — самоуверен Юманн.
— Не удивлюсь если он первостатейный браконьер, — таков итог впечатлений Лэнарда от общения с юнцом. — И здесь он не только из-за девок. Еще и от волчатника поберечься.
— Браконьеры тоже на что-то годны.
— Кроме строя.
— Кроме строя, — признает бастард правоту нотария.
После юнца перед Эерихом предстал пожилой мужик. Голову держит в наклон, бычится словно собирается боднуть. Давно не стрижен. Бороду укоротил кривенько, откромсав лишнее ножом. Кольчуга не по размеру, висит мешком, утянут широким поясом с надраенными медными бляхами. На старой сморщенной и полопавшейся коже медь выглядит уродливо. На боку, справа (левша выходит!) меч, по едкому замечанию Лэнарда, в ножнах сржавевший. С другой стороны подвешен битый и плохо правленый шлем, с обломанным наносником. Мужик молча сунул представительскую бумагу. Из нее следовало, славный муж Андреас Люгг, мечник и воин, отслужит Щитовую от септа Гожгегожег.
— Это где? — спросил Эерих. Занятное названице. Четыре буквы, а очередь какая?
— Там! — указал большим пальцем себе за спину Люгг.
— С Уэрской Болотины, — пояснил Лэнард.
— С её родимой.
— Задолжал чё ли? — уточняет нотарий у воина.
— По зову долга, — саркастичен Люгг. На коверканье слов не обижается.
— А как иначе! — соглашается Лэгард и у обоих рожи... Создателя объеб .... объегорят!
Прибывали вояки и видом похлеще.
— Вы что? С каторги? — удивился Эерих двум босякам. Босякам в буквальном смысле. На обеих мешковатые туники и портки. Оба вооружены дубьем, гвоздями шипованном.
— Как можно! — в голос возмущены оба воя.
— Из долговой ямы? — угадывает Гейнс.
— Было дело, задолжали малеха, — признал тот, что бойчее. Второй, скромняга, поддакнул.
— И на что вы гожие такие красавцы?
— А ты спытай, — недобро ощерился скромный.
Теперь бойкий кивал и поддакивал.
— Токась пожрать бы чего.
— И за что кормить-то вас?
— Добрее будем, когда спытывать начнешь.
— Гнать! — резолюция Лэнарда.
— В шею! — согласен с ним Гейнс.
Эерих сунул каждому по пол пенса.
— Купите еды. И без безобразий в деревне.
— Нечто мы без понятия, — остались довольны босяки.
Поесть они понятно не поели, а проставились друг другу на всю полученную наличность.
— А то мы умишком убогие, деньгу на жратву изводить?! — рыготали они над пожеланием риага.
Порой прибывали и вполне прилично вооруженные. Септ ли богаче или служивые не слишком бедствовали, а может родовая гордость не позволяла в худом виде предстать, но на крепкое винтенарство людишек набиралось.
— Как был винтенаром так и остался, — заметил себе Эерих.
Сбор с бору по сосенке продолжался до конца недели. В последние дни почти никого не явился, что вполне могло означать — восемьдесят шесть воинов все чем Эерих мог располагать.
— Лэнард. Купи крепкий кожаный мешок и собери туда представительские грамоты, — наказал бастард нотарию. — За каждую головой отвечаешь!
Тому разъяснять не надо. Не всякая бумага — бумага, а порой важный документ.
Воинские люди деревенским излишняя забота и беспокойство. В шинке из-за них тесно, к девкам пристают, парней задирают, на гулянке первые гости пожрать, попить и подраться. К Эериху дважды приходили с жалобами.
— Ой, гуска какая была! — убивался хозяин. — Я её орехами кормил, отдельно держал, хотел мессиру Марчу в подарок на Годины подарить! А яйца какие несла! Одно на сковородку, второе не вмешалось!
По всему мужика стоило турнуть. Расповадишь, ходоки попрут со всякой ерундой. У того пес пропадет, у того крынка со сметаной, яблоню обтрусят. Выручил Лэнард, общавшийся с деревенским запросто.
— Не бреши!
— С чего это я брешу?
— Вот брешешь! Кто гуску откармливает и яйца от нее берет?
— Так прибыток! — растолковывает крестьянин.
— Старая гуска была! И хотел ты её мессиру Марчу подсунуть. Порченую птицу отдать!
— Ни в коем разе! Разе мы такое могем?
— Могете! — передразнил Лэнард крестьянина.
Пять минут препирательства и мужик убрался ни с чем.
— За хозяйством смотреть надо, — напутствовал Лэнард просителя. — Пусть бабы-то досматривают!
Но оказывается, за самими бабами пригляд требуется. Двое из Эериховых воев припутали в леску девоньку. Ничего так, справная, видная. Справную и видную, попользовали в промежность и не только. Родители в гневе, а по девке судить, так, в общем-то, все не так плачевно.
— Били? — спросил Эерих, не зная как поступить. Искать виновных — отыщет. А отыскав — судить? А людишек у него и без того не богато.
— Не, обходительные.
— Сама дала? — ввернул Гейнс.
— Не, обходительные же говорю, — твердила свое девка не смотря на щипки и толчки родни.
— Значит приболтали, — сделал вывод Лэнард масляно улыбаясь. — Так чего хотите?
— Как чего? Виру за поругание. Кто её теперь такую замуж возьмет.
— А лет то ей сколько? — приценивался к девицы Гейнс.
— Семнадцать.
— В таком возрасте не убудет, а коли до сей поры незамужняя, и не прибавит.
Оставалось поражаться здравомыслию ушлого нотария. Верно. С чего бы страдалице до сей поры в невестах невеститься, мучиться?
С утра денек задался погожим. Пригрело солнце. Небо синее и безоблачное. Воздух чист, печными дымами не замаран. Нарядный народишко чинно — воскресенье ныне, отправлялся в церковь. Коровьим боталом брынькал колоколешко, сзывая паству. Совестливых поторопить, прочим не заблудиться. Не в чистом поле, не в трех соснах, в душе своей темной, ˮгрехами изъязвленной, страстями изъеденнойˮ. Умел отец Оттон мудрым словом ожечь сердца. Эерих имевший с пастырем долгую беседу, признал за Лэнардом справедливость слов.
— Честный? Дорого возьмет.
Потому воинство риагово до сей поры оставалось без божьего благословления, без пастырского напутствия. Да и на что напутствовать и благословлять?
Эерих, вставший еще до петухов и звонов — не спалось, распорядился лагерь сворачивать.
Потому как люди быстро построились, не совсем пропащие вояки. На лицах оживление. На некоторых надежда — домой отошлют. Чего бока пролеживать? Не лето. Вон скоро опять дожди зарядят. Огороды не все убраны. Картошка у многих не копана.
Все что Эерих хотел им сказать и скажет обдумано многократно. И говорить он будет не о служении королю, что вообще-то глупо, не о высоких целях, что еще глупей, не о светлом будущем — не поверят, и не высшей миссии что только повеселит. Достаточно глянуть на соседа справа, толкнуть в бок соседа слева, оглянуться назад. Ни для чего такого, о чем могло быть сказано в подобные минуты, они не годятся. А на что годятся? Про то и речь пойдет.
— Для начала... для тех, кто еще в неведенье. Я, Эерих Гашш, королевский бастард. Наверное поэтому я сейчас с вами. Батюшка решил, здесь мне самое место. Бастард в Кайонаодхе, да еще в Швальбе!
Тонкость или лучше сказать безнадежность положения Эериху растолковал Лэнард. Если по истечению месяца отец или ввиду его уважительного отсутствия кто-то из отцовой родни не примет ребенка на руки при свидетелях, новорожденный лишался прав носить фамилию родителя и претендовать на ,,блага копьяˮ, даже окажись он в последствии единственным наследником. Если такое дитя не признает и родня с материнской стороны (мать в данном случае никто не спрашивал, она свое дело сделала) то младенец лишался поддержки и ,,по линии прялкиˮ. В Швальбе тот кто лишен поддержки и рода отца и рода матери приравнен к серву. Гожим только коровам хвосты крутить и кур щупать. То что Эерих ,,от ложесны на руци родаков принятˮ* не подтвердить. Потому для местных он не бастард, как себя величает, а ,,konˮ и ,,bodˮ* и лучше словеса сии не переводить, так пояснил Лэнард.
Эерих сделал паузу. По рядам прошел шопоток. Хаяли? Или подначивали?
— Так что тем, кому невместно ходить под рукой бастарда, может отправляться домой. Сейчас.
Три человека тут же покинули строй. Десяток шатнулись, но задержались. Из любопытства. Чего скажут дальше? Или из за страха. Нотарий держал развернутым королевский баннероль. Ублюдок то сам по себе тьфу! и растереть, а с королевским величием шутки плохи. Иначе бы таны их не прислали.
— Продолжим, — кивнул Эерих строю. — Вы знаете кто я, а я знаю кто вы. И почему здесь.
— Счастливые звезды свели! — потешались в задних рядах строя.
— Возможно и так.
— Воевать в Швальбе не будем! — предупредил Люгг и наклонил голову ниже обычного. Точно на калган возьмет! Косматый мечник по опыту знал, чем краше речь, тем жарче драка!
— А за что тут воевать? — Эерих кивнул в сторону деревни. — И с кем? И много ли получим?
— И по какому месту? — опять ржут доблестные вои.
— Вот именно.
— Не рассусоливай! Говори как есть! — поторопили его без всякого чинопочитания.
— От вас требуется выбрать трех человек...
Гы-гы-гы. Га-га-га! Запросто!
— ...Выберете не на отвали, а действительно стоящих людей, к словам, которых прислушаетесь и отнесетесь серьезно. Этим троим, я прямо здесь растолкую исполнение Щитовой Службы. Они вынесут вердикт стоит она того или нет. Если они говорят да, вы не задавая лишних вопросов... Вообще их не задавая, выполняете мои приказы. Если скажут нет... значит, мы остаемся каждый при своем. Нищий у нищего котомку не отберет... Кого не устраивает, может отваливать.
Риск Эериха не беспокоил. В случае отказа, выборные унесут секрет в могилу. Гейнс и Лэнард предупреждены, что делать. А пять тысяч грот, переданных таном Марчем, он истратит на наемников.
