Недельный пост, молитвы, ночные и дневные бдения у Небесного Очага дались Пельину трудно. Годы. Годы выстудили не плоть — душу. И не хочется ничего кроме покоя. Ничего. Ни жареного ибекса, ни браги, ни даже женщины. Только покоя и огня у которого увы! уже не согреться и остается наблюдать горение высушенных особых трав и прутиков священного бойгэ, коричного дерева. Вдыхать чудесный запах, пронизывающий весь мир.
Обычаи предков требовал от жреца до оглашения Предсказаний не прикасаться к питью и еде. Но глоток хмельной браги был бы очень-очень кстати. Не утолить жажду. Легче поведать правду. А сказать её без утайки, надобно мужество большее, чем мужество воина.
ˮСтоит ли говорить?ˮ — усомнился Пельин. До сего дня подобных сомнений не было... не могло быть! Но последнее Предсказание таковые породило. И не только сомнения.
В сущности, правда людям потребна меньше всего. Им нужно жить, добывать пропитание, растить детей. Для чего им правда?
ˮА для чего тебе?ˮ — начинает Пельин привычный в последние дни диалог с собой. Диалог ли? Уговоры не уступать душевному смятению. Пока веруешь, правда за тобой!
ˮЗнать.ˮ
ˮЧто именно знать?ˮ
ˮСлово Анту-солнца и Нуке-луны.ˮ
ˮУзнал. Дальше что? ˮ
ˮДонести его до людей.ˮ
ˮКак сегодня?ˮ
Тупик. Сегодня меньше всего жрец хотел делиться божественным откровением. Сорок одна кость с тридцатью шестью рунами Судеб и пятью рунами Пустоты, были брошены в пепел священного бойгэ. И то, что они открыли....
ˮБоги не обманывают!ˮ — напомнил Пельин себе и глянул на мерную свечу.
Мысль... не мысль — мыслишка, что иногда.... иногда обманывают кощунственно спасительна, но отвергнута им. А может все гораздо проще? Боги жаждут крови и плоти человеческой? Может, наступает время отделить здоровое семя от дурного. Знать бы наверное.
Пельин стойко выжидал отпущенное для пира время, остро чувствуя возрастающую усталость. От сковывающей тяжести и недосыпа предсказание все меньше страшило своей обреченностью. Возможно оно последнее.
Мерная свеча выгорела до половины. Пора.... Требуя внимания, жрец взял костяную палочку и ударил в большой гонг. В полированном зеркале металла зарябило уменьшенное отражение Пельина. Иссушенное временем и невзгодами тело. Краски татуировок потускнели, шрамы (гордость мужчины) полученные в боях и в ритуальных испытаниях почти не видны на желтушной коже. Лысый шишковатый череп покрыт пигментными пятнами. С левой стороны, вместо уха, белесый рубец.
Жрец переждал затихающий звук. Он скажет как есть. Поймут ли? Проникнутся ли важностью произнесенного слова? Боги, боги! Не оставит нас ваша милость!
— Сколь недолог земной путь, но однажды он завершится. Достигнет ли человек почтенного возраста или будет ему час от роду, возвысится ли в деяниях своих или проведет дни в рабском ошейнике, жизнь его пресечется и душа, покинув более ненадобную телесную оболочку, отправится в Великое путешествие по Млечному Пути к Арке Судеб.
Пельин подождал. Пусть проглотят последний глоток и кусок и обратятся в слух. Им еще предстоит впитать своими маленькими птичьими мозгами то, что прозвучит в самом конце!
— Всех нас без исключения ждет воздаяние за малое и большое, за свершенное и по малодушию оставленное. Там, за Аркой, Великий Анту-Солнце решит, даровать ли человеку новую жизнь или же препоручит воле Нуке-Луне томить грешников ожиданием, и лишь спустя века и тысячелетия, позволить вернуться в мир падающей звездой Черуве*. Будут и такие кто навсегда отправятся к Уэкуфу и растворятся в вечной черноте Ам-Утран, страны мертвых.
Перевести дух и продолжить.... Перевести ... Пельин сдержался не глотнуть браги. Нет! Нет! Нет! Всем важно слово Предсказания. Не зная помыслов Небес, не сможешь принять верных решений.
— Кратко Слово Небес, — Пельин взял паузу повторно стукнуть в гонг. Легонько, только обозначить звуком, что именно поведало Гадание. — Из черноты Ам-Утран, через Арку Судеб, Алуэ* вернулся в мир живых.
В храме замер воздух, замерли люди, замер свет. Жиденький дымок благовоний причудливым завитком повис в тиши и пустоте огромного зала. Расписанный золотом свод осязаемо тяжел, крепкие колонны и нервюры столь же осязаемо хрупки и ненадежны.
На встревоженных лицах единое — этого не может быть! Не может быть! Не может быть потому как не было до этого времени. Все верно, но не бывалое произошло и рушится представления о возможном и невозможном. Боги умеют удивлять и потешаться.
— Это все, что поведали Анту и Нуке? — насмелился первым спросить Кэтро.
— Да, — при всем желании короче Пельину не ответить.
— И что же делать?
Хороший вопрос, но поверхностный и безответный. Следующий лучше. Важнее. Глубже.
— Зачем Алуэ вернулся в наш мир?
Но у Пельина нет ответа и на него.
— Говорят, когда входишь в Арку, — плетет нить иносказания жрец, — дозволяется спросить Небожителей, о чем пожелаешь. Спроси их о том. Спроси Анту-Солнце, спроси Нуке-Луну, хватит смелости спроси того кто сокрыт в Великой Темени. Открытое мне, я открыл вам. Предсказания служат понимать грядущее, предупреждают нас, но не дают советов в поступках. И потому давайте думать, что нам делать.
— Раз Алуэ среди людей и его можно отыскать, — грозен Масо. Он убежденный сторонник решительных действий. Иногда даже очень решительных. В ущерб рассудительной осмотрительности.
— Его нужно найти! — это уже голос Неру. Проняло и этого!
— Как сказать! Разве сказано об обличье человека? — сомневается Дунга в успехе поисков.
— В мире людей можно быть только человеком, — убеждал Масо.
— Если обретет плоть. Не обретя плоти, Алуэ беспомощен, — рассуждает Кике. Кто бы с ним спорил?
— А почему собственно в человеческом облике? — обращается ко всем Нанки.
— Если нет, — рассудителен Кэтро, — Какой ему смысл быть среди нас?
Жрец догадался, сейчас разговор, важный разговор превратиться в птичий гвалд. Только они не на базаре, рядиться. Да и что вырядишь?
— В образе человека ли, зверя ли..., — берет слово Пельин. — Само его присутствие среди живых повод перестать спать спокойно. Будь по другому, по другому бы звучало Предсказание.
— Амутуи! — прорычал Масо, хватанув кулаком по колену. — Объявляем войну!
— В суматохе ему проще скрываться, — отклоняет призыв Нанки. — Но совершенно верно, его нужно отыскать!
— Где? Мир слишком велик. Даже если кланы разойдутся до последнего воина на его поиски.... Нас ничтожно мало, охотиться за песчинкой в пустыне!
— Мир велик тому, кто лишен памяти предков, — не допускает споров жрец. — Забыли? Где-то на равнине затаился Периман, первый среди слуг Уэкуфу!
— Алуэ хочет разбудить его?
— Возможно.
— Тогда чего мы ждем? — не терпится воителю начать драку.
— Успокойся Масо! Кроме Перимана есть еще Уальипэн в Большом Болоте. Карлик Сомпалуэ в Великом Озере. В Бесконечной Реке царствует Кэтро-намун. Коло-коло затеняет крылами Бескрайнюю Равнину. Кучивилу хранит Перевитый Бор. Их много. К кому Уэкуфу мог отправить своего посланника?
Можно не ждать ответа. Никто не знает. Во всяком случае с той долей уверенности чтобы ясно и твердо высказаться.
— Тогда следует отправить и к озеру и к болоту и в другие места воинов. Они перехватят Алуэ, — предложил Нанки, вытягивая шею.
— А если он обхитрит воинов и они не найдут его? — Дунга видит и такой исход поисков. Вполне возможный исход.
— Тогда пусть Анту и Нуке заступятся за нас! — делается смурым Пельин.
Жрец закрыл глаза и ударил в гонг. Больше он не ответил ни на один вопрос. Сделался глух и недвижим. Он прекрасно слышал, кто и о чем его спрашивал. Понимал важность их вопросов и их тревогу. Но, что ему ответить? Предсказание лишь предвещает события, но не направляет действия. Подвешивает Бытие на мудрости и здравомыслии человеческом. Более ненадежного способа не сыскать. Но если богам не поступать так время от времени, не будет и такой крепи.
Пельин просидел до самого вечера, пока рабыня не осмелилась напомнить ему.
— Солнце коснулось дальних пиков, мачи*.
Поднялся. Тяжко-то как! Словно все болячки и хвори разом вспомнили про него и кинулись терзать и мучить. Ломила спина, горели огнем суставы, судороги тянули мышцы, колотилось сердце, давило в висках и голова гудела гонгом.
ˮНу-ну расквохтался,ˮ — пожалел он себя и, шаркая, побрел на задний двор.
Сопровождающий жреца раб расторопно открывал перед ним двери. Одни, вторые.
ˮКак далеко,ˮ — опять пожалел себя Пельин. Пожалеть пожалел, но визита не отложил и не сел передохнуть.
За храмом, в ровных линиях песчаных дорожек, сад. Здесь приятно в жару и чудесно в дождь. Пахнет медоносами и закат подобен цвету дикой землянике. В самом конце сада, за зарослями можжевельника, прячется под нависшей скалой загон. В нем безмолвными тенями мечутся свирепые псы-трегуа. Нерастраченная ярость требует выхода. Они жаждут охоты. На человека.
В отгороженном участке загона, к х-образно скрещенным жердями накрепко привязан кожаными ремнями мужчина. Под ним, в ногах, на короткую цепь посажена женщина. Она нага, грязна и вонюча. Пельин вспомнил её имя. Лауэн, что значит лесная земляника.
Раб поймал быстрый взгляд жреца. Как она?
— Чиста, — заверил раб, но имел ввиду нечто другое, нежели состояние тела.
И мужчина, и женщина наказаны за прелюбодеяние. Нет, в кланах не страдали ханжеским целомудрием, но женщина изменила мужу, а мужчина взял её, зная, она принадлежит другому. Теперь оба приговорены к мучительной казни. Их не кормили, но мужчине в избытке давали воду. Лауэн не полагалось и этого. Первая часть наказания, дождаться, когда измученная жаждой женщина начнет пить мочу мужчины стекшей в лужи. Раз она приняла его семя, значит, примет и это. Пока женщина не сдавалась. Но по всему упорство продлиться не долго. Как только сдастся, достанется кобелям-трегуа. Не в качестве жертвы, но суки. И лишь потом её скормят злобным тварям. Мужчина последует за женщиной, но не раньше, чем увидит последствия слабости своего духа.
Пельин остановился и посмотрел на пленника. Мужчина ненавидел его и не скрывал своей ненависти. Ненавидел за себя, ненавидел за женщину. За то, что не позволили жить как он того хочет. Опасное заблуждение. Жить, как хочешь, не дозволено и не дозволят никому. И свобода выбора только жалкая видимость свободы. Но Пельин слишком устал растрачиваться на пустые рассуждения.
— Мы лишь пожинаем плоды своих деяний. Так устроено и не зависит, нравится нам данное устроение или нет. Данность можно не принимать и не соглашаться с ней, но поможет ли неприятие и несогласие хоть сколько облегчить последствия? Ты мог взять в дом первую красавицу, вдовую молодицу, зрелую деву или злющую каргу, но выбрал чужую жену. Променял токикуру* на бабий подол. Ты вор, — Пельин говорил только с мужчиной. Разговаривать с женщиной... бог не снизойдет до беседы с тлей. — Неважно кто из вас первым сделал шаг в пропасть. Но первый утянул за собой второго.
Мужчине не нужны объяснения и назидания жреца. У Пельина защемило в груди. Будь взгляд пленника кинжалом, гибель неминуема. Впрочем, может статься и он, и этот влюбленный дурак, и храм, и эти горы скоро обратятся в прах.
— Слушай меня! — призвал пленника Пельин. — Говорят, раз в сто лет солнце темнеет. Великий Анту закрывает глаза на наши греховные деяния. Я не ровня ему, но и я закрою глаза на твой проступок. Вполне возможно за это с меня взыщется, у Арки Судеб. И, тем не менее, я освобожу тебя и освобожу её, — Пельин подал знак. Раб кинулся выполнять приказ, но жрец указал — первой Лауэн! — Женщина носит твое дите. Оно еще мало и не округлило живот, но оно растет.
Жрец рассчитал правильно, удивление мужчины искренне.
ˮВечно бабы тянут! Боятся сглазить? Или бояться еще чего-нибудь?ˮ — отвлекся Пельин, но продолжил.
— Она будет ждать тебя здесь, а ты отправишься к заброшенным городам. В один из них. За Ледяным Зубом. Возьмешь серебра. Ни оружия, ни доспехи, ни украшения, ни иных даров для своей женщины не тронешь. Только серебра. Круглые монеты, называемые на Равнине деньгами и которые меняют на любой товар. Ты будешь чрезвычайно осторожен. Не говорю как мышь, но осторожней стократ. В руинах дремлет Великий Мор. Я не хочу, чтобы ты коснулся его, погиб сам или принес болезнь с собой. Опасайся Солнечных Призраков*. Встретишь, и память твоя станет памятью младенца, — Пельин оборвал речь, набраться уверенности. Скользнул взглядом по ломаной линии гор, сощурился на блеск льдистых пиков, почувствовал теплоту заката. — Раздобыв серебро, спустишься на равнину и будешь держаться левого берега Бесконечной Реки. Они называют это место Киардха. Что значит черный. Камень Тысячи Дланей. Следы тех, кого не помнит само время. Мы же знаем его как Перимана.
Мужчина не выказал страха, а в глазах отразилась хищная готовность к битве.
Пельин призадумался. Предстояло внятно сформулировать своему посланнику задачу.
— Я должен убить? — потерял терпение пленник. — Кого? Скажи имя!
— Прежде наблюдать. Наблюдать за происходящим вокруг и не отмахиваться от мелочей. Их не будет в твоем походе. Что потребуется, поймешь сам. И вот тогда-то...
— Я убью стольких сколько потребуется..., — пообещал пленник с жаром. Предложи ему сейчас встать в одиночку против армии, согласился бы. За свою женщину и свое дитя, он не побоится бросить вызов Небесам. Людям тем более! Люди не боги, они смертны!
— Мне сокрыто его обличие. Мне не доступны его помыслы, и я не уверен в его целях. Он Алуэ, если ты понимаешь, о чем я говорю. И возможно, как раз наоборот, тебе придется помочь ему, — предостерег опрометчивость и поспешность действий Пельин. — А возможно убивать тех, кто станет Алуэ мешать. Ты не должен совершить ошибку в выборе. Иначе...
Мужчина в ярости натянул сковывающие его узы.
— ...Иначе тебе лучше отказаться и принять здесь легкую смерть. И ей тоже!
Тысячная попытка разорвать путы закончилась ничем. Как и все предыдущие.
ˮОн принял условия,ˮ — сокрушался жрец. — ˮНо ничего не понял... Не уподобился ли я ему в тщете своей? То чему суждено погибнуть — погибнет...ˮ
Пельин закрыл лицо ладонями и раскачиваясь из стороны в сторону принялся читать заклятье. Монотонно, гнусаво и не внятно. Женщина и раб в страхе притихли. Мужчина подался вперед, сколько позволяли путы.
—...Вступая в чащу.... бойся... клыки и когти... против тебя.... водную ширь.... гадов сокрытых... Взбираясь.... о тварях парящих... Но более.... зверя.... в чистом поле.... А обличьем зверь...., — гнусил жрец.
Позади него, за заснеженные пики, скоро падало солнце, а черные тени крались в обжитые долины Майгара.
3. Шинок ,,Королевский шлюшельникˮ.
От Абони, светлого города соборов и храмов, до Чедвига, королевской крепости, можно добраться тремя дорогами. Двумя точно! Чедвигский тракт для тех, кому не жалко ни себя, ни лошадок, ни груза, если таковой перевозится. Чего уж таить, тракт место разбойное, лихим людом давно и надолго облюбованное и, как поговаривают, в своей лихости и наглости не приемлющих не только закона божьего и королевского, но и власти Соломенного Венца*. Плевать они хотели (и могли!) на всех!
