— Лэйт Кэрэн под надежным досмотром, сир, — заверил омоньер. Прозвучало не убедительно, на ,,отвалиˮ.
— Бросьте! Досмотр за бабой никогда не может быть надежным! — опять неймется Херцлу. — Достаточно надежным.
— Орден примет во внимание все складывающиеся обстоятельства, — отвлекся от созерцания дверей и стен Солано.
Злые глаза омоньера. Прибил... распял... растоптал шута.
— Ох, сердце вещует — оконфузимся! — простонал Херцл.
Король глотнул вина. Поплямкал губами, пробуя вкус. Асберро выше всякой похвалы, но слабоват.
— Сколько у нас времени? Прежде, чем империя встанет у нашей границы.
— Дакс ей не соперник, — веско выразился Эклер. Как прозвучало! Сейчас он нравился самому себе!
— Я буду молить Всевышнего за короля Бирра, — съязвил Херцл.
Державного соседа Гильф терпеть не мог. Впрочем, зануду Бирра невозможно долго выносить. Он все время пытается рассказать, какой он славный король и как его любит и боготворит знать и народ. За три последних года, славный король, подавил два мятежа своих лордов, а уж крестьянские волнения не прекращаются в Даксе ни на миг. Столь безжалостно своих подданных не рисковал обдирать ни одни известный Гильфу монарх. Бирра риск не пугал. В его понимании любовь это прежде всего терпение. Ослиное.
— Меня срок интересовал?
— Два года, — назвал канцлер срок. Он загодя переговорил с сенешалком Кайдом. Тот склонялся к тому же. Канцлер не хотел подставляться с пророчеством и повторил.
— Солано? Что скажешь?
— Три.
Херцл тряхнул бубенцом. Дзинь-дзинь... Врешь-врешь!
— С чего? — поддержал неверие шута король.
— Империя не просто подгребает под себя чужие владения, она их вживляет в себя. Налоги, землепользование, конфискация маноров, раздача их бывшим врагам и т.д. Два года это войны. Плюс год переварить и усвоить добычу.
— Насчет войны... — Херцл погрозил пальцем, ай-яй-яй! — Не лишка ли отмерил?
Гильф выразил согласие с шутом, кивнув.
— Территория Дакса на половину в горах. Империя не сунется к нам, не обеспечив себе спокойного тыла. Полгода равнинные марки, полтора лэндлордства предгорий. Беллегуард особенно силен. Они бы давно послали Бирра с его властью, но у того в руках торговля страны. На собственных харчах горные лэндлорды недолго протянут.
— А что мешает им принять власть империи добровольно, коли Бирр у них не в чести?
— Не повоевав? — удивился омоньер.
— Не получив как следует по зубам, а потом жирной подачки в оставшиеся зубы, они не утихомирятся, — согласился с храмовником Херцл.
— И следом мы, — признал неизбежное король.
— Такова политика империи. Им нужен выход к морю.
— А нам союзники!
Король с омоньером переглянулись. Канцлер дорого бы отдал узнать, значение обмена. Судя по событиям, это как-то связано с замужеством лэйт Кэрэн. Брак состоится, он общеизвестен, а что осталось вне внимания? Ногр сомнительный союзник. Значит что-то помимо союзничества? Что?
— Прежде всего, нам нужны деньги, — напомнил канцлер. — Пришлось значительно потратиться на подавление мятежа. Если не предпримем усилий...
— Война вообще штука затратная, — согласился Гильф. Кому как не королю об этом знать. — Никто не предполагал, что псы начнут сбиваться в стаю, вместо того что бы сцепиться между собой.
— Должно быть Аерн устраивал их больше нежели ты, — дерзит шут.
— Они мне тоже не очень нравились в последнее время, — в тон ответил Гильф.
Порой оба, король и шут, выказывали удивительное единодушие. Сегодня не тот случай!
— Теперь, когда в Кайонаодхе относительный порядок..., — вернулся к теме налогов канцлер, вступив на твердую почву. Уж про деньги он знал все!
— Да откуда там порядок возьмется? Не было и нет, — сердиться Гильф.
— И еще вопрос будет ли?
Нет, шут сегодня определенно несносен. Хотя чего от него и требовать?
— Но ваши наследники...., — решил польстить канцлер.
Непростительно. Уж от кого-кого от канцлера меньше всего ждут лести. Если все лизать будут, кто правду скажет? Херцл если только.
— Вот именно. Мои! — кривиться Гильф.
Шут подыграл монарху, сплюнув.
ˮАмюс сразу бы все понял! ˮ — с этим не поспорит ни король, ни кто-либо из присутствующих. Разве что сам Эклер.
— Сколько Кайона приносит в казну? Десятую часть! — пошел в разнос Гильф. — А сколько бы могла? Треть? Коснись войны, за пределы туатов не выделят и сопливого бригана, под руководством столько же сопливого тана. А если решат, выделить, срок службы у них сорок дней и не днем больше. Дальнейшее, только исходя из личного желания! Их личного желания, а не моего! Откажутся, не помогут и деньги! Надавить? Они что гадюки, тут же сплетутся в единый ком. Начни я войну с любым из моих соседей, танов Кайонаодха не созвать и трубам Страшного Суда. Они платят мизерный налог и чеканят собственную монету! Стоит заикнуться о новых законах, вопят о нарушении их истинных свобод и привилегий, — поворот королевской головы к графу-палатину. Начинает раздражать болтание. — Они помнят обиды со времен Объединения, а их родственные связи подобны тысячи узлов на одной веревке. Мне как королю не очень потребны подданные, которые обсуждают мои решения и отменяют их, сочтя вредными. Они худая лошадь в упряжке. Тянут в сторону и мешают остальным. Вспомни, что произошло, когда попробовали отменить Щитовую Службу и ввести денежный налог. Иметь дело с наемниками много проще. Платишь деньги, они воюют. И что получилось? Таны воспротивились. Мол, от веку заведено служить королю сорок ден. Сорок дней пройдут и они, со спокойной совестью, отправятся по домам. Даже с поля битвы. Не веришь? Поспрашивай у Аерна. Но хуже того, они подают опасный пример другим. Если один может не подчиниться, значит и другому не зазорно. И я надеюсь, очень надеюсь, то, что задумано перетряхнет туаты и переломает, перемелет кости и хребет Кайонаодха. Так что или это норовистая лошадка повезет своего нелюбимого короля куда он захочет или её шкура украсит мою спальню греть ноги!
— Сир, их Великие Свободы и Вольности существовали исстари, — подал голос болтающийся граф-палатин. Его не особенно волновало мнение кого-либо из присутствующих, даже Гильфа. Он представлял ЗАКОН. — Свободы и права Кайонаодха прописаны. И под их хартиями скрепляющие подписи ваших предков и большие королевские печати.
— Ну, когда-нибудь все хорошее заканчивается. Собирая по крупицам Асгейрр, мои предки слишком щедро раздавали привилегии, что сегодня поспособствуют краху их детища. Я этого не хочу и не допущу. Все слышали, скоро война. И мне нужны деньги и люди, без оглядки на какие-то, столетней давности хартий вольностей, из-за которых таны не считают себя обязанными поддерживать мои начинания. Поэтому, ничего из перечисленного, я не получу, если не выбью дурь из Кайонаодха. Не позволительная роскошь попустительствовать одним подданным жить по другим законам, нежели прочим. И не смотри на меня Ариас! Да, я заплачу кровью моих подданных за прочность державы врученной мне во власть божьей волей и предками. И если я не прав, отвечу пред Всевышним. Перед ним и не перед кем другим! А если ты печешься о моих наследниках... Я готов внести и такую плата за единство страны.
— Королевской кровью? — не поверил граф-палатин, прекращая болтанку.
— А вы предполагаете задницей сира? — хихикнул шут. Слушок по поводу Горруса, он конечно слушок. Но уж больно вонючий пропустить его.
Гильф глянул на побледневшего блюстителя закона, потом на Солано.
ˮТы не знаешь, почему мой шут до сей поры, жив?ˮ
ˮПоправимо.ˮ
Молчание целое искусство. У придворных оно должно быть красноречивей слов.
— Пусть вначале докажут, что она у них королевская, — выдавил из себя Гильф.
Канцлер первым склонился в поклоне в знак понимания и уважения неслыханной жертве короля.
— Это все?
— Да, сир.
— Нет, не все. Ты тут намекал о деньгах....
ˮХо! — изумлено вытаращился шут. — ˮНамекал? О деньгах не намекают! О них лгут.ˮ Вдохновенно и много! Лгут когда их нет. Ни ломаного гроша! И еще больше лгут, когда они в наличие!
— Я рассматриваю переуступить сборы налогов в Клейбше и Сневе на последующие три года. Ряд торговых домов выказал по этому поводу значительный интерес, — сообщил Эклер. Когда королю потребны деньги, бездействие опасно для карьеры.
— Еще бы им не выказать! Золотое дно! — мрачнее тучи сделался Гильф. — Переуступить не мудрено. А потом что с ними делать? С Клейбшем и Сневе? Выгребут под чистую!
— Они предлагают хорошие условия.
— Предлагать одно, а выполнять эти живоглоты их собираются?
— Но в казну нужны деньги...
— А когда они не нужны!
— Возможно, в качестве временной меры наполнения казны стоит ввести новый налог? — предложил канцлер. — Вряд ли она будет популярной, но деньги соберет.
— Популярной? Я не акробат с рынка гоняться за популярностью. Главное слупить с моих подданных деньжат и побольше. Но платят поголовно! И тан, и шорник, и поп, и шлюха.
— Без различия сословий? — подивился канцлер. В налоговые силки угодят все. Но все ли согласяться с ролью добычи? Особенно когда разброд в Кайонаодхе.
— Подданные одинаково подданные для короны! — подтвердил Гильф.
— За исключением конечно, короля, — вставил словечко шут. — Состояние личных средств нашего любимого монарха не позволяет уплачивать в казну ни фартинга*!
Канцлер оценил шутку кривой улыбкой. А чему веселиться? Шут прав!
— Соль, сир, — великолепен в своей находчивости Эклер. Эту идейку он обдумывал и держал про запас при случае протолкнуть. Наличие денег в казне это его уверенность в дне завтрашнем. Тунор Амюс сумел продержаться двадцать лет! Чем он хуже?
— Что соль? — не понял Гильф.
— Налог на соль. Ею пользуются от нищего до дворца.
— Дрянь тут же перестанут жрать, потом покупать, а потом и продавать, — раскритиковал идею шут. — Не пройдет и полгода и невостребованной солью можно будет посыпать улицы и солить воду в каналах. Прикажите ходить по дворам и совать язык в каждую кастрюлю, выявляя обманщиков.
— Но полгода!
— За пять грот в день* можно и лучше выполнять свои обязанности, — поддел канцлера Херцл.
— Налог должен пригодиться и в будущем, — предупредил король.
Обиду Эклера можно понять. Вместо триумфального успеха такой конфуз!
— Я подумаю, сир, — пообещал канцлер. — И изложу свои соображения к концу недели.
— А чего тут думать! — состроил рожицу шут. — Налог на двери. Уж подобная конструкция есть в любой коморке. А еще лучше на проем для входа в помещение и перемещения между ними! А то ведь найдутся хитрецы дверь снимут, натянут тряпку или шкуру. А то и вовсе оставят лаз. А так, любая дыра — дверной проем.
Лицо канцлера пошло красными пятнами. От досады. Он издевается?!
— Молодец! — похвалил Гильф находчивого шута.
— Я стараюсь, сир. Общее благо прямая обязанность шутов, ну и разумеется иногда королей.
— Может, еще что предложишь?
— Сколько угодно! — кривлялся шут. — Налог на королевское посещение. Каждый подданный платит за то, что в любой момент его может посетить монаршая особа. Это великая честь. Отказаться от нее, нанести оскорбление Величию короны. Что же он не пустит к себе на порог короля?
— Ну, с этим ты загнул! — рассмеялся Гильф находчивости своего шута.
— Главное деньги. Для этого все средства хороши. Ого, слышали как тонко, — Херцл поднял палец вверх и щелкнул по колокольцу. — Средства для пополнения средств!
— Хочешь мятежа в стране?
— Ты в Кайонаодхе, я в Асгейрре. Чем я хуже?
Шут мог быть очень злым, когда постарается.
— Готовь бумаги, подпишу, — махнул король канцлеру.
Эклер поспешно раскланялся и удалился с каменным лицом. Какие именно готовить бумаги? О налоге на двери? О монаршем посещении? О переуступке налоговых сборов? Какие?
Но ведь никто не обещал, что канцлер это легкая должность.
6. Пфальц. Гостевой зал.
— Мы не скоро найдем замену шалунишке Амюсу, — Херцл помахал Эклеру колпаком. — Как Великий Викарий впарил такое сокровище Большому Совету? Мучайся вот!
Слышал ли его Эклер? Шут не очень таился. Но при дворе уметь не слышать ора в ухо и наоборот слышать о чем шепчутся в другом конце дворца, ценный талант придворного. Ценней разве что физиогномика и чтение мыслей.
Следом за канцлером откланялся граф-палатин. Мысль поменять ,,шатающегося пняˮ витала в воздухе. И вреда особого нет, но и пользы ощутимой тоже. От, в общем-то, здравой мысли, Гильф всякий раз отмахивался. За Горрусом такая родня!...
Камерарий и кубикулярий скорее из разряда мебели, чем живых людей. По присутствовали и хорошо, незачем держать. Дебрей и сам радешенек покинуть короля. Умаялся длинной дорогой. Кубикулярия Гильф отправил пригласить лэйт Кэрэн и заодно распорядиться приготовить ему ушат с горячей водой.
— Только траву не бросайте (это о лепестках роз и георгинов). Воняет потом бабой! — наказал король верному слуге.
Херцл откровенно тяготился опустевшей залой и ну и заодно омоньером. Король еще куда ни шло, но два вершителя людских судеб на одного шута явный перебор!
— Если я не нужен, сир? — спросился Херцл, размахивая дурацким колпаком.
Он вежлив. Слишком вежлив. Приторно вежлив, что ему не свойственно. Быть вежливым.
— Куда собрался?
— К мистресс Лисбет, — скакал Херцл в поклонах и коленцах. — Мне назначено.
— Не желаешь остаться? — спросил Гильф. Шут собирался удрать, когда нужен. Действительно, нужен!
— Принести лэйт Кэрэн свои извинения за вас? Впрочем, короли, ломая чужие судьбы, не имеют привычки извиняться.
— И правильно делают, — согласен Гильф. — Если своя через колено, почему с чужой сдувать пылинки?
— Дряхлеешь дружище, — пришел в ужас шут. Но шутовская рожа говорила совершенно обратное. Скалился, поганец!
— С чего ты взял? — возмутился Гильф. Короли не стареют и тем более не дряхлеют!
— С того... Раз допускаешь рассуждения о чужой и своей судьбе. Это определенно мудрость. А мудрость приходит как правило, когда от нее нет ни малейшей пользы. Она сродни половому бессилию. Когда усвоишь все тонкости как, уже не на что не способен.
— Ладно, ступай. Сегодня ты ядовит больше обычного. Ляпнешь непотребное при девице. Отпаивая её потом холодной водой!
Херцл раскланялся, расшаркался, изогнулся словно его изломали на дыбе.
— Проблей лэйт Кэрэн о её великом долге.
— Каком еще долге?
— О таком.... Чтобы оплата союзнических услуг Ногра выглядела презентабельно. Никогда бы не подумал, что расчетная единица может быть столь приличной. Приличной в смысле достаточной, а не большой. В остальные ваши с омоньером затеи лэйт не стоит посвящать.
— Что в остальные? — не понял Гильф. Вернее понял, но откуда пронюхал шут!?
Херцл крутанулся на одной ноге.
— И не проговорись о той маленькой подробности.... малюсенькой.... , — попятился шут к дверям. — Омоньер, разрешите и с вами попрощаться!
