Встреча омоньера и далака — не частное свидание переговорить и разойтись, бывшему ученику и бывшему наставнику найдется, о чем перемолвиться, но не в этот раз. Солано прибыл из столицы в свите короля, а Мюрис, весьма нежданно, прислан Орденом ,,...наблюдать исполнение закона, всячески пресекая его неправедное толкованиеˮ. Пространная формулировка подразумевала широчайшие полномочия, вплоть до вмешательства в ход судейства. Не все достойные петли её обретали, далеко не всех обласкивала ,,сосновая толстухаˮ. Орден заинтересованно нуждался в должниках. Не денежных, хотя и в них тоже, но подушных. Однако на этот раз у омоньера возникли большие сомнения о причинах присутствия в замке далака. В Чедвиге ему ничего... вернее никого не заполучить, а раз так...
ˮЛокли знал, что пришлют далака...ˮ, — заподозрил Солано. Впрочем, к чему пенять на подчиненного? Сам должен давно сообразить. То обостряющийся, то вялотекущий конфликт с приором и пробстом не мог закончиться ничем иным кроме вмешательства в его дела, полной подконтрольностью и, не исключено, показательной поркой. Что собственно и предстояло.
— Объяснения нужны? — первый вопрос далака.
— Какие уж тут объяснения.
— Тогда жду их от тебя.
— Могли бы проявить терпение, — укорил омоньер.
Намек далаку понятен. Он и не скрывает инициаторов проверки.
— Обсудишь с самим пробстом. И с приором.
ˮЗначит инициатор Брадарˮ, — заходил желваками Солано. Последнее время старик сделался невыносимым. Ни шагу без его дозволения. Все подгребал под свою руку. Непонятно, отчего приор Эверт смотрит на происходящее самоуправство сквозь пальцы, позволяя дружку вторгаться не в свою зону ответственности. Цена дружбы? Или цена старческого спокойствия, досидеть в приорах до почетной кончины. Еще один ˮвеликийˮ сиделец в бессмысленном пантеоне Ордена?
Омоньер открыл ладонь получить тессер*. Свинцовый кружок с оттиском символом Храмна-ворона. На грубой тесьме восемь узелков-напоминаний о смертных грехах. В каких обвинят его? Нелюбовь к ближнему не вчиняется в вину Святым Писанием.
— Согласно уставу Ордена, у меня есть право покаяться брату.... Но я не воспользуюсь им.
— Настолько безгрешен или настолько уверен в себе?
— Уверен, — тверд Солано. О грехах лучше с далакам не заводить разговора, верный проигрыш. — Мои дела и помыслы во благо Ордену! И пусть хотя бы половина братьев из Фрисса скажут о себе тоже самое.
— Гордыня, — не проникся пониманием к радетелю за Орден фра Мюрис. По-паучьи цепкие пальцы отпустили первый узел. Тессер слабо качнулся.
ˮТолько-то?ˮ — озлобился Солано. Предстать перед Капитулом Ордена он не боялся.
— Тогда..., — омоньер не убирал руку, ожидая тессер.
То, что далак, здесь и сейчас, применит к нему данную ему власть, омоньер не очень-то верил. Или не хотел верить. Или не допускал подобных мыслей. Или заблуждался, как всякий определивший цель, но не разборчивый в средствах её достижения — победителя не судят! Не обязательно судят.
— Омоньер ничем не лучше других, — отказал ему Мюрис.
Все оборачивалось к худшему. Обязанности далака не предполагали рассмотрения в миру каких-либо иных ценностей, кроме ,,Бог есть Истина, Истина есть Богˮ. Что может быть выше? А человеческая жизнь? Что она? Песчинка в песочных часах.
— Но ничто не помешает мне его выдать... и забрать*.
Солано невольно вздрогнул, утверждаясь, его разлад с пробстом и приором зашел далеко. Слишком далеко!
У Западной Башни шумное движение. Развод сервиентов во главе с винтенаром прервал обход стены. Встречаться с омоньером? Не приведи Господи! С далаком! Спаси-сохрани!
По ступеням бодро задробили башмаки. Умудренный винтенар повел людей окружным путем.
— Шевелись, свиньи непоросные! — подгонял он служивых убраться поскорей.
На стене вновь тихо. Сумерки, ветер, фра Солано, фра Мюрис и тусклый блеск раскачивающегося свинца.
— С чего начать? — омоньер сделал над собой колоссальное усилие остаться спокойным. Его усилия далак также не оценил, как и радения во благо Ордену.
— С чего пожелаешь. Ты ведь ознакомился с буллой приора?
Не услышал ни да, ни нет. Солано хватило на три верхние строки, дальнейшее сообщение проигнорировал.
Тессер слабо качнулся на короткой тесьме. Как же! Гордыня!
— Я наблюдаю, — напомнил Мюрис.
— Наблюдают за тем, кто вышел из доверия, — крайне недоволен омоньер.
— Утрата доверия, — Мюрис расправил оставшуюся часть тесьмы, пропуская узелки между пальцев. — Здесь нет такого греха.
На Висельном Холме оживление. Человеческая фигура, скорее всего винтенара, в окружении суеты и факелов.
Далак подступился вплотную к прорехе в стене — зубец вывалился наружу. Под ногами обрыв в двадцать ярдов. Потревоженный камешек бухнул где-то далеко внизу.
ˮНе вводи меня во искушение, ибо слаб дух мой и смятение сердца моего великоˮ — припомнил Солано строфу псалма, но не увидел ничего крамольного в действиях строфой предупрежденных. Проявил бы он стойкость, находись здесь с ним пробст или приор? Вот это было бы воистину подлинное искушение? А сейчас? Разве нет?
— Меньше всего я желаю чтобы наблюдали из-за моей спины, — признался Солано.
— Придется потерпеть, — все так же сдержан далак. Пожелание омоньера значат для него еще меньше, чем усердие и радения. Он здесь и этим сказано достаточно.
— Да, уж как-нибудь, — согласился выносить тяготы неприятного разговора Солано.
Далаку на его тяготы плевать. Ищешь утешений, исповедуйся.
Омоньер сосчитал бегающие огоньки на Висильном Холме. Нечетно — к добру, четно — к худу. Огней пять.
ˮВспомнил....ˮ
Суеверия слабость, омоньеру не пристало её позволять.
— Начни с Аерна, — отвлек от раздумий Мюрис.
Говорить Солано вовсе не желал, ни в такой обстановке ни при таких условиях. Сам по себе разговор ставит его в подчиненное положение, каждое произнесенное слово ляжет на чаши весов его дальнейшей судьбы. Её будут решать за него. Скоро ли, долго ли, но решат.
— Он болен и он в Ольбре, — обошелся Солано скупыми подробностями.
— Что из этого правда? — не удовлетворился краткостью Мюрис.
Солано внутренне подобрался. Но от него требовалось отвечать и быстро.
ˮВрать надо легко! Как дышишь!ˮ — мысль насколько мерзкая, насколько и справедливая. Ею и напутствовался. И еще... Ложь не включена в списки смертных грехов. Наверное, потому что присуща всем. И грешным, и праведным.
— Все. Аерн болен, а в Ольбре помещен по просьбе короля...
— А король знает о своей просьбе? — тут же перебил далак. — Держать наследника в замке, куда никого не пускают.
— Это его просьба, ограничить круг контактов Аерна.
— Из-за болезни?
— Болезнь не позволит Аерну прожить долго, но пребывание в замке гарантирует, срок его жизни не станет меньше отпущенного.
— А зачем королю сифилитик? Зачем он тебе? Зачем он Ордену? Зачем с ним возиться? — сыпались вопросы Мюриса.
Отвечать на все? Или что-то пропустить?
— Предлагаете прикончить? — Солано умышленно употребил множественное число. Далак не приходит сам по себе. Его присылают! — Пока он жив, порядок наследования не нарушен. А это время!
— Я ничего не предлагаю, — напомнил ему Мюрис, с кем тот разговаривает. Солано от извинений воздержался. Он их и не мыслил. Он омоньер.
— Тщеславие! — скользнул второй узелок на тесьме.
У Солано сбилось дыхание. Рука легла на пояс, не вцепиться в рукоять баллока.
— Что насчет слухов? — требовал объяснений Мюрис.
— Слухи это только слухи. Их всегда много.
— По поводу способа лечения Аерна, — потяжелел голос далака.
Нельзя сказать, что Солано испытал страх, но в возникшем чувстве явно присутствовал его привкус. Холодящий привкус, вызвавший желание плюнуть на все, хватануть горячего глегга* и завалиться в кровать. Задрав ноги на спинку, слушать тишину и сверчков. Ну, их всех! И далака в том числе! И его расспросы. И ответы на его расспросы.
— Шесть, — далак сделал паузу, ожидая продолжения от Солано.
— Чего шесть?
— Шесть девочек. Не достигших зрелого возраста. Тебе назвать их имена?
Наивно полагать, что тайное навсегда тайным и останется. Но так скоро? Впрочем, немного найдется молчунов перед далаком.
— Если имена понадобятся, их назовут. И среди них нет детей. Они все даровали первую кровь пашне*. И сниться мне они тоже не будут! Тот, кто стыдиться трудов своих, вкусит горечь их плодов, — закончил Солано строкой из Писания.
— Хочу понять, ты искренне заблуждаешься или веришь в то, что делаешь?
— А я хочу понять, почему вас так волнует судьба Аерна?
— Она волнует тебя, а Орден то, что ты делаешь? Ведь не говорят об омоньере, но говорят об Ордене!
— Пусть говорят.
— Тебе пересказать что именно и в каких выражениях?
— Я делаю то, что необходимо. В данный момент и ближайшее время.
— Дурная слава, что дурная болезнь, не проходит и не скоро лечиться. Если лечиться вообще. Добавь теперь назначение риагов. Была ли в том нужда?
— Аерн себя не оправдал. Поднять Кайона, надо быть политиком, а не полководцем. Аерн никудышный политик и посредственный полководец. При том, что он на голову выше Дуанна и остальных. Ни происхождение матери, покойная Гвиннет родом из Рагама, ни деда — он тан Гаеэля, не помогло ему. За исключением Хюлька остальные туаты не поддержали мятеж.
— Противостояние не состоялось, — согласился далак.
— Потому и назначены риаги. Королю нужен покорный Кайонаодх.
— Ты сказал королю. А тебе?
— Нам! Я не отделяю себя от Ордена!
— Вот в это я и хотел бы поверить более всего.
— У тебя есть сомнения? Или у кого-то есть сомнения?
— Человек слаб духом и порой легко ищет собственной выгоды там, где следует блюсти общую. Ты — человек.
Далак ощущал, его собеседник буквально пропитан жгучим нетерпением закончить разговор. Солано терпеть не мог держать ответ перед кем-либо. Но гордыню уже прошли.
— Так же как и ты.
— Сейчас речь не обо мне.
— Я служу Ордену! — рыкнул Солано.
Запоздалая волна холода прокатилась по спине омоньера.
— Гнев! — качнулся тессер на третьем узелке.
Далак выдержал паузу, позволяя Солано прийти в себя.
— Чья идея с наследниками? — продолжил Мюрис.
— Высказал её Гильф, но принадлежит она Амюсу. И возникла, полагаю, когда канцлеру не удалось реформировать налоги. В Старом Королевстве не смотря на разногласия, не приняли нововведений. Не ровняйся туаты друг на друга, реформа могла состояться.
Но далака интересовала совсем другая подробность.
— Ты в этом уверен, что это Амюс а не другой?
— Да.
— А в причинах столь рискованного решения?
— Да.
— На чем основана твоя немногословная уверенность?
Солано на мгновение задумался. Семя быстрее произрастает только в подготовленной пашне... Значит ли что на Гильфа влиял кто-то еще? Не бывший канцлер?
ˮНе поздновато ли?ˮ — укоротил собственные сомнения Солано. Да и разве в том его... Ордена интерес.
— Мотивы. Королю нужны деньги... все деньги и армии Кайонаодха. Только так.
— Посыл короля мне понятен. Но следовать совету бывших друзей, все одно, что потакать собственным врагам.
— Король знает что делает.
— С какой поры король делает то, что хочет?
— А разве в его деяниях нет заинтересованности Ордена?
— Интересы можно реализовать по-разному. И с меньшей кровью. Для чего тебе понадобился бастард? — Мюрис без особого труда установил авторство омоньера.
— Швальб ослушается короля, не примет риага и прольет королевскую кровь. В данном случае законных наследников не поставить.
— А почему именно Эерих Гашш?
— Он рос при дворе. К тому же зрелый мужчина. Не заскулит, когда ему станут ломать кости и окунать в кипяток, — признался Солано.
— Думаешь, жизни одного бастард окажется достаточно запустить новый мятеж?
— С удовольствием бы послушал от кого-нибудь, что будет достаточным для этого. А что касается Эериха... Одним больше одним меньше, разницы нет, важен успех в начинаниях.
— Парень не так прост, — предупредил Мюрис. — Он привык добиваться своего в жизни. Без чьей либо поддержки.
— И многого он добился? Винтенар!
— Зато сам.
— Пусть пробует, кто против. Но вполне достаточно, если достойно умрет.
— Как понимаю слова короля о короне пустой звук.
— Не всем и не все обещания обязательны для исполнения.
— Тем более бастардам. Любопытно проследить, — ответил Мюрис. По его опыту полукровки дееспособней чистокровных.
— Первоначально Аерна хотели заменить Дуанном, — продолжил омоньер без принуждения. — Он конечно не ровня Аерну и остальным, но у него у него есть Веронн. Фрайх сам по себе мятеж. Против всех и против себя самого. В его возрасте трудно переменить характер или пересмотреть убеждения. Он и не будет, — Солано говорил о фрайхе с уважением. Чего удостаивались не многие, не только в миру, но и в Ордене. Человек делал то, что считал нужным, ни на кого не оглядываясь, и ни с кем особо не считаясь. Как не позавидовать!? — Но потом рассудили, лучше задействовать всех. Никого не оставлять за спиной.
— Слишком легко и складно.
— Нелегко и не складно, — выразил несогласие Солано.
— И избыток действующих лиц. Можно запутаться.
ˮКажется, это намек получить подробностиˮ — догадался Солано. — ˮПолучит!ˮ — Желание отвязаться от далака, подгоняло.
— Вижу, не все разъехались? — спросил он Мюриса.
— Риаг Дуанн, — будучи человеком старой закалки, Мюрис не пренебрег официозом. — Добивается пересмотра своего назначения. И денег. В кредит войны не устроишь, а его собственные карманы пусты.
— Ты обратил, сколько с Дуанном людей?
— Десяток-полтора, — не увидел ничего необычного в малочисленности свиты далак. — С ним редко бывает больше.
— С Пустоглазым почти тридцать. И еще добрая сотня ждет в Шантале. Известно доподлинно. В Пфальце, не смотря на ограниченный круг знающих людей, предупредили Киффа. Как видишь, борьба за Кайонаодх началась не в Чедвиге. В замке она получила лишь монаршие дозволение.
— И кто поделился секретом?
— Шенк Гибб, — щедро открыл тайну омоньер.— А ему проболтался, скорее всего, сенешалк.
— Ты не уверен?
— Скажем не на все сто.
— А зачем пьянице Кайду лезть туда, куда его, судя по всему, не приглашали?
— Добрые дела зачтут или заплатят.
— У него долги?
— У кого их нет, — уклончив ответ омоньера.
— А Гибб? Толстобрюхого потянуло интриговать? С таким же успехом он может пытаться петь!
— В пение главное не исполнительское мастерство, а аплодисменты.
— И кто же ему будет аплодировать?
— Новый канцлер, — порадовал учителя Солано.
— Весьма занятно, — призадумался Мюрис.
Солано позлорадствовал. Вопросы задавать легко, отвечать на них трудненько. И делать умный вид то же очень просто.
Тессер предостерегающе качнулся. Думай, о чем думаешь!
