— Для чего обычно нужен масочник? На паперти постоять? — изъяснился Зонг понятным всякому городскому босяку языком.
— На паперти? — изумился Клембо. Сильно изумился. Разговор со сквайрами набирал вес. Золотом! — В монастыре что ли? Такой вряд ли найдется.
— Мы же о деньгах говорим, не так ли?
— О них родимых, — согласился пиллард.
— Потому и нужен масочник.
— Комедь ломать? — все никак не верил пиллард. Обычно масочника искали вздернуть.
— А для чего же еще!
— Можа конопляную косу примерить!
— Можно и примерить, — согласился Зонг обмениваясь взглядом с Дезли. — Смотря к кому только.
— С кого начнем? — готов действовать тот.
Клембо очень не понравились молчаливые переглядки сквайров. А уж слова чисто нож под сердце!
— В одного или кумпанством? — бросил набивать цену Клембо и перешел к конкретным вопросам. Нюх на злато-серебро его никогда не подводил.
— А когда масочник один работал?
— Про деньги что?
Дезли кинул Клембо пустой кошель. Тот в недоумении потряс. Не звенит, не болтается. Шутка?
— Сколько влезет МАРОК, столько получит сверх доли.
— Неее. Надо бы наперед. Вдруг чего, — не согласился старшина. Сразу, в здравом уме, никто не соглашается. Подпишешься, а потом оно боком вылезет.
— Если вдруг и чего, ему и вдвое больше не пригодиться. А так, знает, за что рискует.
Пиллард деловито поскреб заросший подбородок. Изобразил сомнения, размышления над сомнениями, сомнения о пользе размышлений над сомнениями, сомнения по поводу сомнений о пользе размышлений над сомнениями.
— А когда надо-ть?
— К вечеру.
— Пошукаем до вечера.
Зонг кинул пилларду грот. Свои деньги сквайр тратил в исключительных случаях, при условии покрыть прибылью затраты.
— Кто с масочником? — спросил он у приятеля, отъехав от лагеря пиллардов.
— Или ты или я. Второй присмотрит за маршалком.
— Присмотреть, конечно, следует.
Дезли достал пенс. Показал Зонгу. Предложил выбор.
— Нос или Корона?
— Корона. Верх идет, низ остается.
Монета легла ,,носомˮ вверх.
— Если везет-то по крупному, — засмеялся Зонг.
— Бывали и удачней дни, — не очень огорчился Дезли.
Заложив полукруг осмотреть еще разок дорогу к монастырю, повернули к шатру маршалка. Поставить в известность о сделанном выборе.
— Переговорю с Борво, — вызвался Зонг. — Кажется он не плохой парень.
— Здесь все поголовно из Жития Святых. На подбор!
Лагерь согревался дымом костров, тревожился голосами. Ширыкали точилом, наводя бритвенную остроту на оружие. Постукивали молотки — чинили броню. Досматривали и обихаживали лошадей. Большинство бездельничали, резались в кости в счет будущей добычи или жалования, ставили на кон личные вещи. Проиграть меч или щит — повесят, расстанешься с сапогами или со штанами, твое дело. Босого и с голым задом из строя не выгонят.
— Так что? — путаясь в шапе, вышагивал Ив. — Каков окончательный план компании?
— Штурм сегодня, — объявил Зонг. — На закате. Когда часть братии отправиться стоять вечерю.
— И в чем хитрость? А фактор неожиданности? — допытывал Ив подробности.
— Атака вызовет суматоху. В обороне ведь монахи, — брехал Зонг не очень стараясь выглядеть убедительным. -Массовый штурм они не выдержат.
— Пока успешно отбили два. Думаете, дрогнут на третьей? — немного растерялся Ив.
— Они уповают на бога, а мы на сталь!
— И что?
— На войне бога нет!
От таких слов Зонг сильно себя зауважал. Даром грамоту освоил через пень — колода, а сказанул как по написанному!
— Но и сталь не всесильна! — испортил торжество момента Ив.
— А безделье не приносит результатов! — уел маршалка Зонг.
— Есть ли иные соображения или предложения? — обратился Ив к васлету, не столько за идеями сколько за поддержкой.
Борво мужественно закусил губу не влезать в разговор и промолчал. Как его о том просили. Маршалк подивился. До сего момента васлет буквально фонтанировал планами и прожектами.
— Так тому и быть, — выразил готовность действовать Ив. — Преступайте, мессиры!
Предложение Зонга определенно не нравилась маршалку. Совершенно надо сказать не подходило к обстоятельствам! Во-первых она, идея, была не его. Во-вторых как ему командовать?!
После объявления подготовки к новому штурму, неповоротливое и неторопливое время закончилось. Оставшиеся часы понеслись вскачь.
Обязанности драть глотку возложили на васлета. Борво развернулся, раздавал оплеухи никудышным воякам живее трясти задницами. Нерадивых подгонял, словесами изысканными, снискав признание отъявленных богохульников и матерщиников. Маршалк не вмешивался — не зная, как подступиться, а наблюдал, монументально красуясь в шапе.
Зонг и Дезли успели распить кувшин вердеша, инструктируя масочника. Все на контрасте. Вино паршивое, масочник толковый и расторопный.
— Справишься, любая вещь твоя, — пообещал дополнительный бонус Дезли.
На войне обещания стоят дешевле, чем в миру. Добрая половина обязательств не исполняется. Не перед кем.
К закату, как только солнце стало падать за край пашни, началось скорое выдвижение на позиции. С шага на легкую трусцу, с трусцы на бег.
— Мессир, вам лучше снять шап, — предостерег маршалка васлет. — Монахи хоть и никудышные лучники, но береженого бог бережет.
— Следуя вашей логике Борво, в битвах вообще не следует участвовать! — преисполнен сарказма Ив. Кому-то сладки дымы отечества, а ему шлепанье солдатских сапог по лужам.
— По возможности, мессир, по возможности, — поддержал васлета Зонг. — Вы представляете собой желанную мишень. К тому же ваша жизнь принадлежит рийа Элори, но никак мистресс Печальный Случай.
— С каких пор? — Ив приятно удивился заботой соратников.
— С тех самых как вы стали маршалком туата!
Главное правильно расставить акценты и оппонент поверит в то, что он хочет верить.
Руарх Ив поломавшись, позволил себя уговорить и с сожалением поменял шап на обыкновенный солдатский плащик. Вид не столь впечатляющ, но что поделать!
— Мессир, согласно планам и диспозициям, вы возглавите арьергард, — уведомил Зонг, — Мессир Дезли свяжет врага схваткой, а вы поддержите его. Внезапная атака ошеломит поповских прихвостней.
Маршалк согласился. Не соглашаться поздно и урон чести! Благородному человеку нельзя уклонятся от битв!
Передышка, подровнять строй. Все на нервах. Кашляли, переговаривались, переминались. В задних рядах подальше от глаз васлета, пустили по кругу кувшин с вином. Доведется ли еще?
Вместо горна взмах меча — пошли! Воины в молчании двинулись вперед, вытягивая строй в змею. Тишина переполнена молитвой и учащенным стуком сердец. Она неприкосновенна до последней минутки.
Дзинь! Дзинь! Дзинь! — сходил с ума колокол у дозорных в надвратной башне.
— Идут! Идут! — возбужденные крики на стенах.
— Джииии! Джииии! — посыпались стрелы, вразнобой и редко.
— Уфффф! Уфффф! — били полиаркеты. Веера больших стрел рассерженными шершнями прогудели в воздухе.
Звякнул пробитый металл, захрапел и завалился мечник, другой. Строй запнулся, выровнялся и перешел на бег.
— Ровней! — командует вентинар и падает с пробитым горлом. Словил хлебалом саженный срезень. Чего раззявился?
Колышется строй, шлепает грязь, хрипят глотки, втягивая холодный воздух и выбрасывая горячий выдох, оседающий влагой на усах...
— Ничего не выйдет, — пророчествовал маршалк. Без шапа и не в победной атаке. Так воевать ему совершенно не нравилось.
— Они еще не успели добежать, — показательно спокоен Зонг.
— Вы думаете, добегут? — изумился маршалк необоснованной уверенности сквайра.
— Добегут, — стоит на своем Зонг.
Стрелы похожи на дождь.... Какая-то сумасшедшая гармония... Осень, дождь, закат и смерть... Во истину в увядании своя, изысканная, красота.
Штурмующие продвигались вперед к стенам и воротам. Передних подпирали задние, не позволяя повернуть в отступление. Лансеры (последние они) честно отрабатывали горький солдатский хлебушек.
Миновали подъем, пробежали под галереей. Закрываясь щитами, вскинули устанавливать штурмовые лестницы. Лезли на зубцы. Сверху опрокинули бочку с гашенной известью. Обжигающая каша выедала глаза, обваривал лица и руки. Подгоняемый эхом раскатился вой и крик.
— Не вижу таран, — наблюдает маршалк безумие штурма. Без тарана план окончательно разонравился Иву.
— Обойдутся и без него.
— Ваш друг бездарно положит моих людей! — сумел повысить голосок маршалк.
— Мертвые сраму не имут, — лаконичен Зонг.
Сквайр ловит восхищенный взгляд старого лансера. Как сказано!
— Вы правы, — согласился маршалк. Похоже мессир Дезли словил стрелу и упал в грязь.
Атака бурлила под стенами, жиденькими протуберанцами выплескивалась вверх. В двух-трех местах удалось подняться на зубцы, но не сумели закрепиться. Лязгала сталь, живые надрывали глотки, мертвые молчали. Воинов сбивали со ступеней, камнями крушили дерево лестниц или сдергивали на сторону крючьями. Бой не долог, поскольку безнадежен. Уцелевшие отступили. Поражение выглядело до омерзения неприглядным и тотальным.
Прикрывшись щитом, Дезли вполглаза наблюдал за угасающей атакой. Жалел ли он тех, кем пожертвовал для осуществления замыслов? Нет. Жалостливые не воюют. Во всяком случае, долго. Или бросают ремесло, или спиваются, или скурвливаются, или погибают. Каждый выбирает сам. Но это не его выбор.
Рядом, дотянуться рукой, задыхался раненый. Стрела глубоко сидела в шее. Кровь сбивала дыхание.
— Хы...хы...хы..., — тянул раненый. Ритм замедлялся и замедлялся, пока не прекратился вовсе. В изумленных глазах вопрос — неужели все? С таким делом обращайся к богу, приятель.
Еще раненый. Прошитый полиаркетной стрелой лансер. Он загребал и шевелил руками-ногами, пытаясь ползти, но лишь месил пропитанную собственной кровью грязь.
В куче нападавших со стены тел шевелятся двое. Не жильцы. У одного торчит обломок берцовой кости, кровь хлещет фонтаном. Второй почти перерублен ребром сброшенного сверху щита. За кучей тел затаился пиллард. Такой же мертвец, как и Дезли.
Бриган с поврежденным позвоночником удивленно лупает глазами, не ощущая собственного тела. Он натужно экает, пытаясь говорить. Полуоткрытый рот полный грязи выдает только низкое ,,Эˮ.
Дальше, двое пиллардов. Рядом с лестницей. В неестественных позах.
На стене радостно улюлюкали и ликовали!
— Что бэзбожники зьилы! — надрывал голос монастырский келарь Нилий и грозил кулаком, отступающим и павшим злодеям. — Так вас псов поганых! Так! В Божье место с оружием!
Келаря ничуть не смущало, он сам минуту назад в Божьем месте стрелял из лука. В божьих чад. Пусть и заблудших!
Крик Нилия поддержали десятки глоток.
— Псы! Псы! Пошли прочь! Еще вам? С нами Господь! — раздавались радостные вопли. Кто-то затянул молитву. Её не подхватили.
ˮСвяты, кто верует,ˮ — пожалел Дезли наивность монастырских сидельцев. Кто часто воюет, знает, сколь изменчив нрав Вседержителя.
— Дядька Нилий! Дядька Нилий! Сколько же их! Убиенных! — молоденький монашек, боязливо высунулся за стену. — Ужас! — Он еще буквально принимает великую заповедь ˮни убий!ˮ
Земля усеяна телами. Пилларды, бриганы, несколько лансеров, спешившихся для боя. Поднявший меч, меча да убоится!
— Отвел Господь, погибель, — вытер со лба пот Мартин. Старый монах гордился. Не забылось прежнее умение. Вспомнилось! — Весь запас высадил в паскуд!
— Сяго добра для них не жалкуй! Не жалкуй! — подбодрил келарь стрелка. — Получили свое, взкормыши песьи!
— Смерти-то сколько! — робел монашек, просидевший всю схватку за бочкой. Но и его вклад в победу весом. Не делом — молитвой!
— Аз воздам! — грозен келарь и был по своему прав.
— Глянь-ка, дядька Нилий! — острый молодой глаз высмотрел раненого. — Шевелиться! Шевелиться!
— Где? — келарь потянул стрелу добить врага. — Ну, я его!
— Да, вон! В шапе с малиновым капюшоном.
— Ну-ка, ну-ка! — присмотрелся Мартин. — Маршалк! Как есть маршалк! Живехонек гаденыш.
Человек шевельнулся и попробовал встать на четвереньки.
— К настоятелю его надо! Спрос учинить! — возрадовался Нилий. — Ужо спытает с него! Прот Арисий умеет спрошать!
Маршалк привстал на колено, повалился и пополз вниз по дороге.
— Уйдет ведь! — встревожился монашек.
— Не уйдет! — погрозил Мартин.
В считанные минуты ворота приоткрыли и, пятеро монахов по-здоровше, заспешили пленить раненого. Маршалк тщетно пытался уползти. Нашел силы встать и проковылять несколько ярдов. Не успели возбужденные удачей монахи настигнуть и подмять беглеца, за их спинами поднялись мертвецы. Те, у ворот, впихнули лестницу между створин, теперь не закрыть. Остальные тихо кинулись в монастырь. Запоздалый крик, шум и захватчики внутри.
— Хо! — орали пилларды, без всякой пощады пуская в ход длинные ножи. Воскресшие в основном они.
Раненый маршалк вывернулся из захвата растерявшихся ловцов. Воровским приемом перебросил нож из руки в руку, пырнул монаха в грудь. Изогнувшись полосонул другого по горлу. Остальных добил чудесно воскресший мессир Дезли.
— Сигнал! — рявкнул сквайр. Погибший сигнальщик, не вставая, выдул высокую ноту.
Через двадцать минут Зонг привел в монастырь арьергард и Руарха Ива.
21. Туат Лафия. Монастырь Св. Идрака.
В покоях настоятеля настоящий разгром. Расшвыряны стулья, опрокинуты лавки, вывернуты дверцы шкафа. На крошеве стекла калачиком лежит мертвый ризничий. Темными пятнами выделяется кровь множественных ран. Мертвые занимают немного места. Тело обходят, переступают, не замечают. Оно не мешает никому. В углу, в тугом узле из Святой Плащаницы собрана утварь: потир, дискос, блюда литейные и всенощные, водосвятая чаша, звездица... много чего. Повсюду на полу листы из поруганных истоптанных святых книг. Оконные занавеси порезаны и оборваны. Гобелен, вытканный не менее пяти веков назад, попорчен. Шальная стрела влетела в окно, ткнулась в ткань и повисла в дырке.
Пока сквайры Дезли и Зонг возились с настоятелем и казначеем, маршалк Ив прохаживался по комнате. Он, то останавливался, привлеченный заметной безделицей, то переминался у рипиды — большим опахалом из золота. Как истинный любитель прекрасного (или дорогого) отступал, любуясь тонкой работой и цветом камней. Рубины были особенно хороши. Рубины! Выше всяких похвал!
На чудом не опрокинутом в схватке герионе, три кубка с подобранными по размеру шпинелями. Камешек к камешку, будто в сосуды насыпали крупной вишни. Зеленого стекла бутылка высока, тонка и выглядит цельной свечкой из изумруда. А может она таковым и являлась! Под герионом, закатан в фарозский ковер епитроп*. Еще минуту назад монах шевелился, теперь затих. Сквозь ворс и основу пропиталась кровь.
На специальном поставце доска для игры в шахматы, инкрустирована обсидианом двух контрастных цветов. Фигурки из кости (белые) и из полированного гагата (черные). Работа аккуратная, выполненная до мелких черточек. В костяном короле нетрудно признать самого прота.
