Йюхен направил короткую пику ткнуть молчалника. На крестьян угроза производила должное воздействие. Они или разбегались, или падали на колени, или начинали без умолка трещать и вопить, выпрашивая милости. Здесь же все обратно. Человек расслаблен и спокоен. Дыхание не участилось, а выровнялось. Крестьян не учат тонкостям боевой концентрации!
ˮСеверянин?ˮ — изумился Веронн. Но в Скарре нынче днем с огнем не сыскать доброго бойца. Повывелись. — ˮМайгар?ˮ — другая крайность, но тоже маловероятная. Чего горцу здесь делать? — ˮНе лапотники же из Кайона драться научились,ˮ — не поверил фрайх. В свалке они хороши, а нос к носу слабоваты. — ˮКто тогда?ˮ
Дальнейшие наблюдения вызвали у Веронна еще большее удивление. По человеку, сверху вниз пробежала легкая волна, будто он мысленно проверял готовность мышц к схватке. Дернулась шея, напряглись плечи, поджался живот, подогнулись колени. Затем волна пошла вспять. Перебрала пальцы левой руки — мизинец чуть отошел в сторону. На правой — пальцы поджались.
ˮИшь, шельма! — неосознанно восхищался Веронн, улыбаясь в усы. До чего приятно встретить толкового воя. С таким вот и сражаться не обязательно. Увидел стойку и движения, и сразу понятно кто кого. Ты или он!
— Оглох!
Пика чуть двинулась в сторону голого. Тот подался вперед, перераспределив опору ног.
В старой школе это называлось баланс мер. Ничего лишнего в ответ на угрозу. Ничего! Ни единого движения, ни единого вдоха.
Йюхен потянулся кольнуть пикой.
— Долго молчать собираешься?
Теперь человек не двигался вовсе. Не находил пику достаточным преимуществом перед ним?! Или пика таковым и не являлась. Мысли в голове Веронна закрутились быстрее. Почему босяк не боится вооруженного противника? Не потому ли что Йюхен его за противника не считает?
ˮЧто предпримет?ˮ — попытался угадать Веронн.
Фрайх железно уверен, человек безучастен только до той поры, пока угроза не обернется явной атакой.
ˮОн не позволит коснуться себя! Будет дорожить своей шкурой как самым бесценным сокровищем на свете!ˮ — открылось старому вояке. — ˮОх, курвец! Уклониться в развороте и пропустит укол! Перехватит ближе к руке и сдернет раззяву с коня!ˮ
Варианты множились и, Веронн путался в прочих возможных событиях.
Ударит в морду лошадь!? Нет! Нет! Скользнет между Дуанном и Йюхеном! Дуанн левша, ему неудобно рубить! Как узнал? Откуда? Меч ему не виден! А Йюхен? А что Йюхен? Где ему развернуться с пикой?! Если только подтоком? Бляжья рожа! Дуанн! У него к подседельной сумке цеп привязан!
ˮЗараза!ˮ — выругался Веронн. Человек ждет и не собирается уклоняться! Он будет атаковать! Безоружный!? Вооруженного? Фрайх не усомнился в наблюдениях — так и произойдет!
Веронн потратил драгоценные секунды оценить человека, узнать упущенное и важное. Крепкие кости спеленованы в тугую ткань мышц и сухожилий.
ˮДолжно быть вынослив как вол! И Ловок! — на ум Веронну пришло сравнение с ртутью, подвижной и неуловимой. —
И... И...ˮ
Качество цеплялось за качество. Одно вытекало из другого, переплеталось, суммировалось....
Разворот корпуса, положение головы, мягкость стойки. Все это не от заученных премудростей на тренировках, а от опыта, из пройденных боевых стычек. Подкачал только взгляд. Отсутствующий. Словно человек сквозь пелену каких-то далеких образов пытался разглядеть, сосредоточиться на настоящем. А так... Нет, перед ними не жертва грабежа! Кто угодно, но не жертва! Но почему здесь и в таком виде или лучше спросить зачем?
— Имя есть? — обратился Веронн к обнаженному бойцу. Спросил обыденно, как спросил бы примелькавшегося слугу.
Человек вздрогнул, будто ему неожиданно гаркнули в ухо.
— К..хан...., — первый звук получился разломанным. Толи К, толи Х, толи КХ, толи иначе — гадай!
— Как? — подивился риаг. Ему показалось, человек не договорил, сглотнул окончание. — Ты из Дакса? Кха? Небо? Или Кханга-дхага? Вооруженный? — спрашивал Дуанн и сразу переводил спутникам, не знавшим ни слова древнего языка.
Свита верноподданно захмыкала.
— ...Или просто Кханга. Меч, — дополнил Веронн. Он следил за реакцией человека. Реакции никакой.
— К..ха..н, — прохрипел человек со странной обреченностью в голосе. Одним коротким словом сказал о себе все. Все что хотел или все что знал?
— Может Ксан? Хенк Ксан? Нет? — посмеялись над беднягой свита риага.
Дуанн оценил шутку сдержанной улыбкой. Чуть уголками губ дернул.
— Пусть будет Кхан, — согласен Веронн и распорядился. — Бусси, отправь кого к маркитантам. Пусть захватят нашего Кхана и двигаются за нами в Довер.
В Довер это уже спутникам. Их курс менялся на этом развилке.
— Зачем тебе эээ... даже оборванцем не назовешь! — полюбопытствовал Дуанн.
— Для численности! — опередил фрайха с шуткой Бусси.
— Да-да! Самая пора обзаводиться шутами! — отпускает колкость Ло-Рю.
Есть люди чью сущность отражает их язык. Они будут дольше всех спорить в проигранных пари, будут многословны там, где необходима краткость, засыплют вас словами, что снег зимой, когда достаточно коротких да или нет. Они произнесут самый уморительный спич на собственных похоронах, скажут самый занудный тост на собственной свадьбе. Их признания в любви достойны пухлого романа, но выслушать их полностью сможет разве что глухая. Словесная невоздержанность послужит причиной их ранней смерти. Будь иначе, они бы пережили чуму, войну, и всю родню, но способностью говорить ненужности приобретут столько врагов, что пол мира встанет против них в качестве противника, а остальные в секунданты вызвавшей стороны.
Ло-Рю не следовало говорить подобного. Ему и по рангу и по роду полагалось помалкивать и сопеть. Но Ло-Рю молод и как и Йюхем мечтает ухватить удачу за скользкий хвост. Не много ли желающих на одну хвостатую?
Приказ отдан и его не отменили. Дуанн не воспротивился. В Довер так в Довер. Он научился чувствовать настроение наставника. Почувствовал и теперь, но не утрудился разобраться в подоплеке решения фрайха. Почему нет? С мар-Тонгом он не плохо знаком.
— Нам сюда, — Веронн указал дорогу вдоль сосен.
— Сир, разрешите проверить до реки? — наячился Деро в разведку.
Молодому сквайру не терпелось влезть в какую-либо передрягу. Не удивительно. Как еще он может восстановить расположение риага! Он был с Дуанном в заключении. Занимал соломенный тюфяк по соседству. Дружбу советуют подвергать испытаниям: добром, бедой и тюрьмой. Убедиться, дружба ли это? Между Деро и Дуанном дружбы быть не могло. Не преодолели заключительный отрезок. Последнюю неделю в камере они беспричинно дулись друг на друга как капризные дурнушки не поделившие перспективного женишка.
— До моста и обратно! — разрешил Дуанн.
— Проследи, чтобы маркитанты не забыли парня, — дополнил приказ Веронн. Выпытать, что насторожило Деро в Кхане, фрайх отложил на его возвращение.
Кавалькада свернула с развилка и заспешила наверстывать упущенное время. Сквайр Деро и с ним трое бриган в сопровождении, унеслись к реке. Еще один, живо обернулся к маркитантам, придержал коня на том же развилке и повернул за риагом.
Фургон тащился не столь быстро. Играть в догонялки с всадниками и со временем, коня изведешь.
— Чего уставилась, бесстыжая? — ругалась Аннис на девушку.
— А то я голого мужика не видела? — ничуть не смущалась Кензи. — Вот уж секретов! В пригоршню уместятся!
— А ты прикройся! — маркитантка кинула нежданному пассажиру скомканную тряпку. — Потом штаны тебе подыщу и рубаху.
— А он ничего..., — подзуживала Кензи наставницу. — Чем бы с него за проезд взять? С голого-то какой барыш?
— На колени ему сядь! О барыше она беспокоиться! — окончательно распалилась Аннис. — Ну-ка марш на козлы!
— Там дождь! — заканючила девушка. Внутри фургона много интересней.
— Не сахарная, не растаешь, — не потерпела возражений Аннис.
— Сама говорила, мне простужаться нельзя, — упиралась девушка.
— А на голых мужиков лупиться можно? Да, прикройся ты! — рыкнула маркитантка пассажиру. — Сидишь истуканом.
Кензи прыснула в кулачок, продолжая подглядывать, на что благовоспитанным девушкам заказано до замужества смотреть.
Увы, но пассажир не отреагировал на просьбу Аннис. Она сама натянула на него старую короткую тунику.
— Звать-то как? Не экать же тебе все время. Чего молчишь? Ладно, молчун, жрать запросишь, сам назовешься.
— Хан, — резко произнес пассажир.
— Ух, ты! Как о жратве вспомнила и имя нашлось. Это где ж так непотребно младенцев нарекают?
Тут уж она ответа не добилась.
Мерин приморился и фургон еле тянулся по раскисшей дороге. По-хорошему бы стать на роздых. Но где? Кругом грязь. А время? Светло еще! С такой скоростью до города за неделю не доберешься!
— И чего нам в Довере делать? — любопытничала Кензи не столько направлением и конечной точкой пути, сколько глянуть на попутчика.
— Город все-таки. Людишек больше. Найдется кому снадобья продать. После войны поди мужиков раненых полно. Опять же пошлину с нас за въезд не возьмут, поскольку мы по приглашению самого риага Дуанна.
— Риага?
— В давешние времена так в Койана выборных королей величали. Риаг Оффа или риаг Кедрик.
— А Довер большой город?
— Большой ли малый, любой сгодиться. Зима на носу. Надо куда-то притулиться, переждать. В замирье, скитаясь по дорогам, немного заработаешь. Да и не спокойно по округе. Лихого люда за каждым кустом трое. А уж в лесу! Пока еще бейлиф сподобится всех переловить.
— А куда это он так спешил, риаг?
— Так нам и скажут. Спешил и спешил. Пир или еще какое безобразие устроить. Турнир может.
— А этот ему зачем?
— Родственник, — пошутила Аннис. — Глянь, как сидит. Спину не гнет, глазами лупает и молчит. Вылитый риаг!
Обе, и женщина и девушка, рассмеялись. Кисло скривился и Хан.
— Ну, хоть так-то. На человека похож. А то морда, что у холощенного.
Тут уж обе хохотали в голос, от души. Успели разглядеть у Хана и тыл и фронт!
— А если войну затеют? — лезла с расспросами Кензи. Хитрила, потирая плечи — замерзла она!
— Зато мы уже и местечко застолбили. Солдатикам рубаху, штаны починить. Мази какой. Присыпки
— Особенно от мандавошек.
— И что? Военное дело такой. А фартинг что из рук полученный, что из говна выковырянный, фартингом и останется, — по-житейски наставляла Аннис девушку. — Чем захворают за то и заплатят.
— Проходу не дадут вояки окаянные. Лишний раз не нагнись, мимо не пройди. То за жопу ущипнут, то запазуху заглянут.
— А ты не выряжайся. Не на гулянье. Одежку поскромней, да погрязней. Говорить что будут, ступай себе, не слушай. Делами занимайся. Люди-то на смерть идут. В здравом уме под стрелы и мечи не полезешь.
— И потому все им дозволено?! — негодовала Кензи. Имела на то причины. Насмотрелась.
— Чего не позволишь, того и не будет.
— Ты это Мэгги расскажи.
— А то ей не говорено! А она, как и ты меня послушала. В одно ухо влетело, в другое вылетело. На кого пенять-то?
Отогревшись Кензи вернулась на козлы.
Возница ли ,,зевнулаˮ или проезду не было, но ухнув в жижу, фургон застрял намертво. От Аннис досталось всем. Кензи — безглазой вороне, непогоде что течет хлещи всяких женских дней, мерину — не зря с ним так, ну и Хану за компанию.
— Присмотрел бы за сикухой. Бабье ли дело конем править!
От причитаний и ругани живой пользы мало, пришлось вылезать под дождь и пробовать толкать.
— Чего сидишь? Помогай! Чай не тебя риагом назначили.
Хан спрыгнул на дорогу, половчее ухватился и рванул повозку вверх. Засевшие задние колеса чавкнули, отрываясь от грязи.
— Ополоумел! Надсадишься! Толкай! Толкай! Толкай!
Фургон покатился. Первая Кензи, потом Аннис, комкая подолы впрыгнули под тент. Хан остался стоять, где слез. Смотрел во след и не видел ни фругона, ни дороги. Только край далекого неба зачеркнутого горизонтом.
— Ты чего? Дождь ведь! Не мокни! Давай, скорее!
Очнувшись от её зова, Хан неуверенно пошел, мало помалу, сокращая расстояние.
— Полоумный честное слово!— вздохнула Аннис без всякого зла.
— Обычно ты не так говоришь? — поддела языкастая Кензи.
— Много знаешь, что да как, — осекла ученицу Аннис — На дорогу смотри. Опять в какую лыву въедем.
Бродячая жизнь научит внимательности и недоверчивости. Доверчивость по нынешним временам роскошество не позволительное, а вот суметь сходу, с первого взгляда, ˮщелкнутьˮ человека что орех, то не просто талант — жизненная необходимость! Бабий наметанный глаз увидел все что следовало. Силен. Невреден. Немногословен. Хе-хе-хе! И живое все при нем. Но и странный, непонятный. Не определишь кто и есть. Из знатных, или голь перекатная? Чего ждать от такого? За себя не переживала. За Кензи. Молодая. В голове ветер. Такую ласковым словом помани, пойдет, что голодная дворняга за подачкой.
Хан нагнал повозку ярдов через сорок. Ловко впрыгнул. Уселся на прежнее место.
Ехать долго и негоже время впустую тратить. Аннис практично использовала навяленного ей пассажира. Поручила перетереть в ступке коренья. Хан работал на совесть. С чем Аннис возилась по полдня, управился за час.
— Все польза. Не только глазами лупать, да девку в смущение вводить.
Подкинула еще работенки. Пока Хан трудился, Аннис экзаменовала Кензи в лекарском искусстве.
— Как волдырь лечить?
— Протяну сквозь него шерстяную нитку и обрежу кончики.
— А что лечит плакун-трава?
— Больные глаза. Промывают росой или водой из чашечек травы.
— А вот скажем голова у человека болит.
— Мох с человеческого черепа высушить и истолочь. Давать нюхать.
— А от желтухи как избавиться?
— Проглотить восемь вшей на куске хлеба.
— Аааааа..., — задумалась над очередным каверзным вопросом Аннис. — А вот отчего ты валериану за поясом носишь?
— Я??
— А у нас, что полный фургон Кензи?
— Я... ну... это...
— Давай-давай, поживей. Очень мне любопытно узнать, отчего это молодая смазливая девица еще и валериану таскает.
— Ни отчего! — отказалась отвечать Кензи, хотя ответ конечно знала.
— А хочет это девица быть еще краше и чтобы ухажеры вокруг нее роем вились.
— Где тут ухажеры! — отмахнулась и совсем уж раскраснелась Кензи.
Серый пейзаж расступался впереди, еще медленней тянулся пообочь дороги, и, не охотно прощаясь, отставал, бежал следом пузырями в лужах. Миля провожала милю, межевые столбы передавали друг другу эстафету. Старое кладбище сползло в овраг. В раскисшей земле серели кости. Деревушка, спасаясь от сырости из низины взобралась на бугор. Светлые квадраты окон в черных обгоревших коробках. Могильники печных труб. В сторонке догнивала никем не прибранная копна сена. Коровий скелет пророс щетинником.
Отъехав подальше, за деревеньку, место больно неприглядное там ночевать, остановились.
— Воды близко таскать и травы полно, — довольна выбором ночлега Аннис.
