Мыслишка про Викария показалась Дагю не пустяшной. Святого старца побаивался Гильф, с ним не очень-то связывались, а тем более ссорились, храмовники. Почему Пустоглазый решил ему можно начхать на слово Святого Престола? Или ему разрешено? Или откуплено для него?
ˮНадо оглядеться,ˮ — выразил опасения Дагю принимать чью-либо сторону, риага или Совета. Денег, конечно, хотелось, но свяжешься с Матерью-Церковью, икнется не раз!
Тан Берд Жежи склонился в знак готовности действовать.
— Я выступлю через пять дней.
— Через три, — поправил Кифф. — Через три и не днем позже. Если вы нуждаетесь в помощи и укреплении, мессир Майл вас догонит.
— Согласен, сир. Через три. И помощь мне не требуется! — отказался Жежи. Майл не тот человек брать с собой в компанию.
— Я мог бы выступить к Фроппу, — предложил тан Ской. Он не любил когда о нем забывали, тем более когда собирались обделить!
— Обещаю подумать, — уклонился Кифф от заманчивого предложения. — И мессиры, позволю напомнить, мне нужна Лафия. По кускам или сразу целиком. И в любом виде, — подсказал риаг собравшимся. — Даже если от нее только и останется, что земля.
Взаимное понимание, трудно ожидать подобного от первой встречи, достигнуто в течении получаса. Бытие держится не на трех слонах, не висит на нитях дождей, как многие заблуждаются, оно прочно сидит на мешке с золотом, опираясь на сталь. Владеющий и тем и другим Бытием управляет, если не сказать понукает.
Кифф покинул зал, оставив танов судить и рядить, чего ожидать от него в дальнейшем. Впрочем, мар-Дагю знал наверное. Войны. Большой Войны! Самый простой способ, и действенный, добиться желанной власти и богатства. Ему начинал нравиться ˮкривой риагˮ, уловивший суть Бытия.
Пустоглазому сущность миропорядка открылась совсем недавно. Сталь, и это очевидно, штука предательски обоюдоострая. И не всегда на нее следует рассчитывать. Иногда предпочтительней денежки. Денежки, в свою очередь, обладают низменным свойством исчезать в самый неподходящий момент. Но соедините не соединимое, запрягите своенравных ,,рысаковˮ в повозку своей судьбы и заставьте тянуть! Деньги привлекут на вашу сторону сталь, а сталь добудет больше денег. Сейчас нужда в деньгах. Ведь обоз, разграбление которого Киффу вменили в вину, на самом деле ничегошеньки не вез для армии короля. Воздух. Пустые бочки и корзины. Ни крупинки каши, ни зернышка пшеницы, ни шмотка сала, ни капли масла! Ничего, что можно положить в рот, чем одоспешить и вооружить рутьеров, чем починить и зарядить катапульты и эвфитоны! А вот деньги за якобы оплаченные товары ушли на погашение долга. А долг, в свою очередь, образовался.... Хорошо, деньги не пахнут. Иначе бы вонь выдала истинную подоплеку падения канцлера Турома Амюса.
Ужинал Кифф в одиночестве. Десяток свечей в подсвечниках на столе составляли ему молчаливую компанию. Иная и не нужна. Как-то Гильф, движимый великим отцовским чувством, вздумал поучать. Дескать, желая приблизить кого, всегда приглашай такого человека на ужин. Болтайте о пустяках, о чем угодно, но не о делах. Подчеркни приятность общества приглашенного. Прислушайся к его словам, спроси совета. Советам не обязательно следовать, но обязательно выслушать. Ничто не скажет о человек больше, чем данные им советы. Глупы они, корыстны, или человек блюдет твои интересы. В дальнейшем, если это стоящий человек, он сделает больше, чем от него ждешь или попросишь сделать. Кифф проигнорировал поучения отца, как, впрочем, и многие иные родительские поучения, вкупе с поучениями многих других доброжелателей. Пустоглазый всегда ужинал в одиночестве. Не потому что оно ему надобно или он придавался сокровенным мыслям и размышлениям о грядущих свершениях. Его давно и строго предупредили — думать будут другие, но предоставят свободу действий. И уж точно Кифф не готовился к молитве, он их попросту не выучил. Ни одной! Пустоглазый не терпел смотреть со стороны, как едят. Выбирают куски получше. Отламывают лапки. Отрезают порции, боясь испачкаться. Жирными губами льнут к кубку. Пытаются шутить и говорить с набитым ртом. Жуют, глотают и все никак не набьют брюхо. Их взгляд остается голоден и рыскает, и скачет от блюда к блюду. Чего бы сожрать еще? Кифф допускал, и он выглядит не лучше, но терпеть себя, не то же самое, что терпеть других. Он и не терпел.
Горели свечи, скрипел нож по фарозскому фарфору, брякала вилка, пилось вино. Заканчивался день. Один из многих. Один из тех, что забудется, сотрется в памяти. Ибо памятным будет только тот, когда он наденет корону Асгейрра. Он не грезил, не фантазировал, не томился в пустых ожиданиях чуда. Он уверовал, однажды так и произойдет. Корона достанется ему! И не существует ничего, что помешает заполучить желаемое.
Нарушать свою трапезу Кифф не дозволял. Не делал исключения ни людям, ни делам, ни событиям. Но как только звякнул о пустую тарелку нож, и было отставлено вино, в дверь просочился белесый призрак. Не буквально, но очень похоже. Человечек столь невзрачен и мелок, не заметишь под самым носом. Но замечать его все же, следовало.
— Сир, — склонился человечек, отчего показался еще ниже своего и без того лилипутского росточка. — Ваш брат выбрал другую дорогу. Его не встретили. И..., — человечек умышленно потянул с речью, — сквайр Деро, больше не с нами.
Кифф многозначительно молчал, человечек не выпрямлялся.
— Нужен хороший стрелок, — наконец вымолвил Пустоглазый.
— Сир, говорит о ком-то конкретном?
— Тот, что присматривал за гостинцем.
— Джог?
— По-твоему, я должен помнить его имя?
— Его помню я, сир, — спохватился человечек. — Но хороший стрелок и королевская кровь обойдутся очень дорого. Еще дороже обойдется отвести подозрения.
— Все не так. Королевская кровь не причем. Мне нужен Глен Веронн. Мертвым.
— Глен Веронн? — яко бы уточнил человечек.
— Глен Веронн, — не погнушался повторить Кифф.
— Хорошо, сир, — выказал понимание и повиновение призрак. — Вы отпишите в столицу?
На этот раз человечек ответа не дождался. Отпущенное время истекло, и он выскользнул за дверь.
За окнами торопливый закат угасал за черными крышами. Вселенский ритм. На смену дню приходила ночь. Ночь уступит новому дню.
ˮЧетвергˮ, — вспомнил Кифф. Мюринг Гахх осталась в столице.
14. Пфальц. Алое крыло.
Ассаф с настороженностью вступил в покои Лисбет Безумной.
ˮС замиранием сердца,ˮ — поэтизировал свое состояние взволнованный астролог. Очень неверно! Сердце у него учащенно молотило под ребра. Он шумно сопел, не шел — крался, почти уткнувшись носом в спину служанке. Так велики его переживания.
Парадная зала. Стол для игры в карты. Зеленый бархат протерт локтями игроков. Крошки мела в серебряном блюдце и на полу. В центре высокий светильник о двух десятках свечей. Вокруг стола табун креслиц и стульчиков, прайд подставок, границы шелковых ширм, отгораживающих от чужих глаз непонятно что. По стенам гобелены с растительным рисунком. В угол задвинута и забыта корзина с клубками для вышивания. Рама со свинцовым невнятным рисунком на серой ткани мешает пройти.
Более ничего Ассаф рассмотреть не успел. Очередные двери распахнулись и астролога впустили в следующую комнату. Предположительно библиотеку. Солидный шкаф с книгами в том убеждал. Феофрас ,,Исследование о растенияхˮ, Буруни ,,Познания драгоценностейˮ, ˮБестиарий любви в стихахˮ Анонима... Бессмертные творения Ассаф узнавал по обложкам. Издания редкие и явно антикварные.
— Подождите нас мэтр, — произнес голос с хрипотцой и придыханием. — Мы заканчиваем наш спор.
Астролог вздрогнул (подпрыгнул!), повернул голову и вздрогнул повторно.
Мистресс Лисбет полулежала в высоком кресле. Напротив нее, подложив подушечку под колени, стоял Херцл, поддерживал королевскую ступню за пятку и!!!!!!....
...и сосал мизинец королевской ноги!!! Херцл дегустировал его, как дегустируют тончайший аррабиду, выявляя нюансы купажа, наслаждаясь каждой молекулой винного вкуса. Вкушал, как вкушают янтарную халву, где сладость меда гармонично соперничала с горечью семян кунжута. Втягивал в себя легчайшим дымом опиумной смеси, применяемой в южных странах для созерцания истинной сути вещей и тайн мироздания.
ˮЭто Херцл!?ˮ — вылупился в немом изумлении Ассаф. — ˮХерцл?! Человек, переспоривший сначала самого Киркла Эйба, непревзойденного ритора столичного университета, а затем и всю университетскую коллегию? И в чем? В извечном вопросе, является ли человек божественным творением или же он есть часть самого Создателя! Ум, первенствовавший в решении квадратуры круга и трисекции угла, введший в математический обиход понятие квадратриссы! Единственный, кроме короля, конечно, кому прежний канцлер Тунор Амюс сердечно пожимал руку и справлялся о здоровье! Это Херцл?!ˮ
— И что напоминает? — не спускала глаз с шута королева.
— Право я в затруднении...
— И в чем же затруднение?
— Затруднение обычное для всякого истинного ценителя прекрасного. Выразить ощущения! Согласитесь, зрение и слух дают несколько поверхностные восприятие, а вкус... вкус познание нечто сакрального и потаенного!
— И что ты ощущаешь сакрального, мой храмовник? — пальцы Лисбет до побеления впились в подлокотники кресла.
Херцл опять взял мизинец в рот. Ни тени брезгливости или душевного смятения. На этот раз он дегустировал плоть... Презренную и Святую плоть.
— Ты определился? — пыталась насмехаться над шутом Лисбет.
— Конечно, — уверен Херцл.
ˮКто из них безумен?ˮ — пребывал в полной растерянности Ассаф. — ˮОна или он?ˮ
— И...., — щеки Лисбет зарумянились от волнения.
— Вашу муху Венеры*, — употребил шут термин, приписываемый знаменитому медику Реальдо Коломбо*. Говорят, они были дружны.
Лисбет удерживала улыбку, сколько могла. Достойное поведение проигравшего. Похвальное самообладание. Безукоризненное.
— Откуда тебе знать! — срывается тихий голос королевы... женщины.
— Нет? — искренне удивлен шут. — Стоит сравнить, чтобы быть точным.
Лисбет убрала ногу. Ей хочется сердиться. Хочется наорать на шута. Ей хочется...
— Вы позволите? — Херцл поднял с пола белый чулок.
На лице Лисбет мелькнуло сомнение, дозволять ли? Правильно ли будет не отказывать? Как всякой женщине, которой срочно нужен реванш, мааааленький реванш, она откинула сомнения, вытянула ногу, едва не угодив шуту в лицо.
Херцл обращался с королевской ступней, будто она одновременно из хрусталя и льда. Он не позволил драгоценности разбиться и растаять.
— Подвязку? — спросил шут.
Ему бы рукоплескала столичная публика, его бы обожали завсегдатаи театра. В одном слове уместить манерность куртуазности, необузданность похоти и мастерство соблазнения.
ˮУ него глаза цвета гречишного меда...,ˮ — разглядела Лисбет, но спохватилась.
— Я сама, — отказала она, приложив усилие, говорить спокойно. Невозможное возможно! Изредка. Голос не выдал её смятения.
ˮГосподи! Шут совратил королеву!ˮ — обомлел от догадки Ассаф. — ˮОн её совратил!ˮ — Сердце астролога перестало биться вовсе, — ˮСовратил!ˮ
Херцл поднялся с подушечки.
— Надеюсь, величайшая из мистресс простит мне, недостаточность учтивости в поступках и мыслях?
— Уходи, — Лисбет на миг смежила веки, осознавая и признавая свое поражение, и свою слабость.
Шут беззаботным облачком проскользнул мимо растерянного астролога. Озорной блеск в глазах... гаденькая ухмылочка... тихо хлопнула дверь.
О Лисбет Безумной болтали разное. Что собственно не удивляло. В Пфальце болтали обо всех, не пропуская ни кухарки, ни священную особу короля. Порой болтовня обретала некие умозрительные подтверждения и сплетники вкупе со слушателями начинали безоглядно верить рассказанному и услышанному, сколь бы неразумной их вера не выглядела. С королевой подобное происходило чаще других. В молодости Лисбет являлась особой весьма своевольной и своенравной. Единственно к кому она прислушивалась, её духовник. Кроме власти Бога, молодая лэйт ничьей более признавать не желала. Отец, поставленный перед угрозой ухода единственной дочери в монастырь, недолго размышлял, когда Гильф овдовел. Тур скорых переговоров завершился успешно. Посмотрев на избранницу и потискав её, танцуя гавот, король одобрил кандидатуру Лисбет.
— Есть за что подержаться! Надеюсь сие утлое судно* после того как я проделаю в нем дырку продержится дольше предшественницы, — пожелал Гильф, похлопывая будущего тестя по спине.
Король не требовал многого: денег, земли и войска. Он по обыкновению воевал. Священники настаивали на смирении и virgo intact*. Пескары и Баталли возражали в пользу своих дочерей и родственниц. Но все устроилось. Как только король снял траур, состоялось венчание. Лисбет оправдала ожидания короля и родни. С удивительным упорством она посещала королевскую опочивальню, изгоняя оттуда приблудных девок, дворцовых служанок, местных приживалок. Досталось и собственной сестре. Супружеское ложе она не уступила никому, ежегодно рожая королю наследников обеих полов. Из двенадцати выжило пятеро. После появления Элори, Лисбет объявила Гильфу.
— Теперь вы вольны таскать в постель кого вздумается. С меня довольно!
После чего, еще не старая женщина целиком посвятила себя себе любимой и всячески чуралась общения с супругом. Они порой не виделись неделями, а встретившись, обходились дежурными.
— Сир...
— Мистресс...
Раскланивались и расходились. Первоначально к обоюдному удовольствию.
Свое прозвище ,,Безумнаяˮ Лисбет получила разрешившись одиннадцатым ребенком. Мальчик родился крупным. Пробиваясь на свет, дите значительно травмировало материнское лоно, уморив роженицу, повитух и себя. Не смотря на предпринятые многоопытными бабками старания, было ясно, новорожденный, если и выживет, не будет полноценным человеком. Лисбет накрыла младенца подушкой и удушила.
Прозвища она не стеснялась, даже гордилась им. Смотрите, с кем имеете дело!
С лихвой исполнив долг перед супругом и страной, ныне Лисбет делила свое время между игрой в карты, в чем была мастерица не из последних, и турнирами в кегли. Азартно ставила деньги, столь же азартно влетала на крупные суммы, столь же скоро их отыгрывала. Когда выигрыш был особенно хорош, сорила деньгами на право и налево, одаривая встречных-поперечных. Не от щедрот, от осознания зыбкого превосходства. В деньгах. Иногда, разнообразить досуг, совершала выезды на охоту в качестве зрителя. Любила зрелища лицедеев. На все старания уличить ей в супружеской измене ни разу не попалась. Толи не имелось любовников, толи связи были мимолетными, быстротечными. Разобиженный отказами в супружеской близости, Гильф пообещал.
— Поймаю, разводом не ограничусь. Вышвырну весь твой выводок из дворца!
Она ему даже не ответила. Пренебрежительно фыркнула в лицо.
К собственным детям Лисбет относилась по-разному. В любимчиках ходил Кифф, и за него она всегда готова вступиться перед королем, богом и белым светом. Она искренне считала, более подходящей кандидатуры на трон в государстве не сыскать. Экрута не замечала. Был и ладно. Авось пригодиться. Старший хоть и не был красавцем, но голову на плечах имел и варила она как положено. Ни единому успеху сына Лисбет не порадовалась. Дуанн вызывал у нее выматывающую мигрень. Лисбет настоятельно подыскивала ему пару, руководствуясь правилом, ,,женится — остепенитсяˮ. В будущей невестке видела лишь одно качество, называемое в народе и обиходе ˮебли...остьюˮ. Дочери её раздражали. Когда Лисбет пытались сообщить или поведать о Элори или Медани, слушала невнимательно, если вообще не прерывала.
