Кифф Пустоглазый городские красоты не углядел. Его мало занимали храмы, лавки и шлюхи. Прибывая в некоторой отстраненности от происходящего, он рассеяно слушал вещавшего ему нунция Фирша, человека словоохотливого, вольного в речах, потому собственно и отправленного в ссылку, в Гейб. Да кем!? Самим Великим Викарием! По слухам, нунций имел трех любовниц, презирал деньги, не воспринимая их за мерило счастья и наделал ошеломляющее количество долго!
Сегодня, наслаждаясь ролью сопровождающего, Фирш забавлялся сам и забавлял рассказами Киффа. О замечательном граде Гейбе. Риаг откровенную ,,лапшуˮ пропускал мимо и лишь по упоминанию великой радости горожан его приезду, заметил на суесловие.
— Не наблюдаю ликующих.
Фортуна помогла нунцию выйти из неудобного положения. Из подворотни выплеснули содержимое помойного ведра.
— А разве нет? — нашелся с ответом Фирш. Не припомнить случая, чтобы старый пройдоха не выкрутился. Даже Орден Св. Храмна не смог к нему подобраться. А шептались было за что!
Нунций продолжал заливаться соловьем, а Кифф не обращать внимание. Полно нищих и увечных. На папертях битком, честным людям в храм не пройти. У ворот монастыря раздают хлеб. Давка, крик, драка! Прокаженные трясут колотушками и тянут изъеденные болячками руки за подаянием. С настырными попрошайками справляются сервиенты, кому вменено ограждать риага от нежелательных встреч. Бегают псы. Из сточных канав немилосердно воняет. В них всякий сор и нечистоты, протухшая требуха и дохлятина. На Водовозной, монахи выуживали распухшее тело ребенка, придать должному погребению. По-людски чтобы.
За двумя поворотами праздник. Гуляли Святого Килиса — покровителя ткачей, меховщиков, сукноторговцев. Воют трубы, гремят литавры, бухают барабаны. По периметру акробаты на ходулях с гирляндами цветов. Первыми — первые богатеи Айкоки и Брандты, разодетые в парчу и атлас. За богатеями, не намного скромней, Шаффены, Кьюссы, Харги. В горностаевых мехах, в шапках с собольей опушкой, в тяжелых медвежьих шубах В такую-то теплынь!? За ними, уж не рядами, а бестолковой толпой, пошивщики одежды с флагами из разноцветных тканей: бархата, шелка, виссона. Златоткачи в плащах из дорогущего люстрина с висюльками из яшмы, аметиста, янтаря и жемчуга. Кружевницы в черных юбках и накинутых на голый верх кружевных накидках. Кружева что паутина. Видны плечи, груди, животы. За кружевницами торговая мелюзга с бурдюками, кувшинами, бочками на тележках. Наливают всем, лишь бы громко орали.
— Славься Святой Килис! Славься!
Крикунам радостно и возбужденно вторили обитательницы Голубятен. Шлюх в торговых рядах — Боже мой! Им любой праздник в приработок!
Людской поток не пересечь, потому свернули на Богоявленную к собору, а оттуда к ратуше, зданию помпезному, не по разряду сверкающему новыми витражами и позолотой шпиля. В соседях у ратуши базилика Святой Аюн, буднично серая и невзрачная. Не символично ли! Торжество материального над духовным!
Риага встречали. По ранжиру. Местные таны — знатные в первом ряду, худородные в тылах. Выборные от Гильдии купцов. Сказывают, передрались и изорались избираться. Представители цехов, разноцветные, что бойцовые петушки и столь же гонористые. Само собой духовенство. Эти скромно, по-простому. Лишних ротозеев оттеснили за площадь.
Фогт, бледный и взволнованный, мощно откашлялся, одернул одежду, готовясь произнести яркую и значимую речь.
— Гоните всех в шею! — приказал Кифф бейлифу Макгилу, чем вызвал у последнего определенные симпатии.
Макгил с самого начала противился ненужной суете. Суета мешала пониманию остроты ситуации. В Бахайи смена власти! Совет туата рассуждал схоже. Не тот случай гульбища устраивать. Ежели изъявит риаг охоту потешиться, к сукноторговцам пускай присоединится. А специально... обойдется! Не до веселья. Всякая власть над Советом туата противоречит сути Совета, ибо он сам властью в туате и является. Корону не нацепишь на две головы. Одна непременно или склониться или окажется на плахе!
Кифф безразлично миновал фогта, в растерянности разинувшего рот. Уклонился от приветствий танов. Не заметил дары цеховых и едва не въехал в ратушу верхом. Конь, будет ли в его жизни подобный момент, прошелся по дорожке из рассыпанных роз добрый десяток ярдов. У самой лестницы Кифф, без посторонней помощи, спрыгнул с седла и не дожидаясь сопровождения устремился вверх, войти. Перед ним экстренно распахнулись двери.
Солнечный свет, пронизав витражное стекло, разноцветно пятнал клетки мраморного пола. Зал отзванивал эхом шагов. Под крышей хлопали крыльями и летали голуби. В воздухе, в потоках сквозняка, в радужной пыли, кружились легкие перышки сизарей.
— Сир, добро пожаловать в Бахайю, — рявкнул эрл Мирчэ мар-Редда.
Быкоподобный глава Совета туата загромождал проход новоявленному риагу Киффу. Им уже тесно, а что будет дальше?
— Не удачная шутка, — остановился Кифф. Не обегать же препятствие.
Из-за могучей спины эрла выглядывал весь состав Совета.
— Шутка? Вовсе нет. Гостеприимство Бахайи общеизвестно, — не стал молчать эрл. Ему и не положено — молчать.
Кифф дернул щекой. Мимический тик мог означать что угодно. От недоверия до желания закончить прения по вопросу хлебосольства принимающей стороны.
Эрл отступил, но не пропустить, а представить риагу уважаемый Совет. По едкому замечанию нунция, уважение являлось исключительно внутренним делом высшего руководства туата.
— Грен мар-Раас....
Тан почти зеркальная копия самого Киффа, с той разницей, что оба глаза зрячи. Человек серый, во всех значениях и смыслах данного слова. В одежде предпочтения отданы мышиному и серому. Серый цвет лица не признак хворей, а некий маскирующий окрас. Невнятные эмоции слабое отражение серых чувств и серых желаний. Преобладание нездоровой тяги к уединению и фантазиям.
— Хью мар-Дагю....
Неприятный тип, даже нет — слизняк! с которым противно... мерзко находиться рядом. Тан отличался ядовитым характером, деспотизмом, самодурством и отменными воинскими талантами. В мятеже дважды помог Аерну. Не деньгами и не войском. Дельными советами. Один из них, поставить над лансерами Дуанна, Аерн счел желанием потрафить ему в устранении брата. Оказалось, Дагю углядел в Дуанне задатки военачальника.
— Шейн мар-Ской...
Человек-тень, человек призрак. Талант выпадать из поля зрения. О нем забывали, находясь в шаге. Он не стеснялся напомнить о себе шепотом на ухо. Интриган до мозга костей! Единственный выбранный в Совет двадцать лет назад и не разу из него не выходивший. Даже когда в войне с Голаджем, Совет туата доблестно пал в последнем бою. Погибли все кроме Скоя. Он доблестно не получил ни царапины.
— Берд мар-Жежи...
О жадности тана ходили легенды, а его дворовые ходили в обносках и рванье. Сыновья служили у него за обыкновенное жалование сквайра — два пенса в неделю. Приданное дочерей таково, что мешок с прошлогодним снегом весомей богатства невест. Исполнения супружеского долга рассматривал в разрезе экономии на визитах в бордель. Впрочем, жену не бил, являя предосудительный пример. Никто не знал, сколько у него в мошне, но полагали значительно. Никто не брался угадать, сколько тан вообще хотел иметь, наверное, не придумана такая сумма. Он не раздавал милостыни, не содержал богадельни и презирал меценатство. Жежи любил деньги, деньги любили его. Счастливый тендем... союз... брак..., и заметьте, не на Небесах!
— Дасс мар-Майл.
Его столько раз ловили на измене, что перестали обращать на это внимание. Он столько раз предавал, что сам запамятовал, кому служит и за кого выступает. Он не делил друзей и врагов, поскольку менял их чаше, чем зубочистки. Очень неохотно брался за меч. Война требует выбора стороны, а тан всегда держался своей и только своей. Он походил на сгнивший зуб отравляющий дыхание. Где бы Майл не объявился, смердело изменой и предательством. Однако обилие родни, которой позавидовал бы и король, позволило прожить тану долгую жизнь. В смутные времена (т.е. всегда) родственники цепко держались друг дружки. Никто не желал связываться с трясиной рода Майл.
— От своего имени и имени Совета и народа Бахайи — добро пожаловать, сир! — через силу, со скрипом, но кратко приветствовал Киффа эрл.
Мар-Редда напоминал театральную бутафорскую булаву. Видимость не соответствовала подразумеваемой функциональности. Готовность сокрушить, не означала способность воплотиться в действие. И уж тем более достижения мизерного, но результата.
— Я услышал вас, мессиры. Остается поверить, что это действительно так.
— Желаете отобедать? — уточнил мар-Редда, согласно регламенту.
В воздухе не пахнет съестным и не наблюдается снование слуг с блюдами.
ˮКто же такой умный?ˮ — напрягся нунций. Дагю? Он?
Формальность приглашения соблюдена. Остается услышать отказ.
— Нет, — отклонил риаг предложение.
Кифф не любил чужих застолий по простой и объяснимой причине. Будут угощать, чем захотят угостить. Навяжут свою волю. Чего Пустоглазый не терпел и не потерпит! От танов Бахайи уж точно!
— Тогда прошу в зал Совета, сир, — пригласил мар-Редда широким жестом.
Насколько ратуша поражала великолепием снаружи, настолько удручала аскетизмом во внутреннем убранстве. Камень, свет и эхо. Ничего более. Тот же аскетизм и в зале Совета. Голые стены, голые лавки, древний стол который в пору иметь захудалому шинку, но никак месту проведения важных встреч государственных мужей. Камин затянут паутиной и обжит крысами. Острую мордочку видно из-за решетки. Пыль на подоконниках, на полу. На Святом Писании её с палец! Люди клялись без привлечения в свидетели Небес. Если не игнорировали эту надобность вообще.
— Сказано и увидено достаточно, — произнес Кифф, когда двери в зал закрылись. — По большей части мое время потрачено впустую. Вы в своем праве, я в своем. Никакие заверения непотребны. Вы не уступите мне, а я не позволю забрать мое. Так что давайте пока договариваться.
Прозвучавшее ,,пока договариватьсяˮ очень не понравилось танам. Очень. ,,Пока договариватьсяˮ означает, если не договорятся, риаг предпримет непопулярные шаги. Какие? Очевидно, разгонит Совет и назначит выборы нового. И не потерпит в нем ни единого человека из предыдущего состава. Заволновался даже мар-Ской.
— Чего вы хотите, сир? — спросил мар-Редда.
Откровенность требует откровенности. Киффу повезло. В Бахайе оговорок и ограничений слову и воле риага гораздо меньше, чем в том же Хюльке, Рагаме или Голадже. Про Швальб и говорить не приходилось.
— Лафию, — назвал Кифф. — Мне нужна Лафия, — и дополнил, — Для начала.
Конкретика танов не обескуражила. Насторожило дополнение. Сынок Гильфа собирался воевать и воевать долго и как загадывал, успешно. Последнее явно из разряда заблуждений прыщавой юности. Но кто об этом растолкует риагу? Дагю? Пожалуй, смог бы. Но Дагю не полезет вперед. Для этого есть глава совета — эрл.
— У вас далеко идущие планы, сир? — попросил уточнений мар-Рэдда.
— Достаточно далеко.
— И каковы они?
— Я же сказал Лафия!
— Разногласия с Советом Лафии у нас давно урегулированы и претензии друг к другу сняты!
Внешне все правомочно. Желаете воевать, сир? Дайте разъяснения. Внутренне эрлу начхать на затеянную риагом возню с соседями, но не начхать, кто останется в Совете.
— Теперь разногласия есть.
— Каковы они и какова их составляющая? Финансовая, территориальная, пошлинная, административная, — топил риага в бюрократической терминологии мар-Редда.
— Я желаю видеть туат под своей рукой. Чем скорее, тем лучше.
ˮДля насˮ, — верно определил недосказанность Дагю.
— Сир, инициирует войну? — добивался эрл озвучивания сути пожелания Киффа.
— Осуществляю собственную волю.
Кифф не питал особенной неприязни к Элори. Он вообще не питал к сестре чувств. Ни братских, ни человеческих, ни покровительственных. Не грезил кровосмесительством и не желал спровадить в монастырь. Возможно, считал её убогой. Да, да, да! так он и считал. Убогой. Из-за её ненормальной набожности. Обладая физическим недостатком, Кифф искал нечто подобное в других. Элори сверх меры набожна. Для него что юродивая.
— Вы созываете Щитовую Службу? — уточнил Дагю.
Самый легкий способ уступить и не испортить отношения с риагом. Щитовую службу туат обязан нести. А вот после... возможно и придется договариваться.
Киффу понятно, ему предложат то, что и так в его праве. Сорок дней службы! В чем подвох? Если представить, как долго таны начнут собираться, согласовывать места проезда и лагерей, рядиться о поставках и оплате провизии, срок можно урезать в половину. Оставшуюся половину времени будут сознательно состязаться в беге с черепахой. И проиграют! А потом с легким сердцем потребуют с него денег. Надо отметить, не малых денег.
— Мессир Жежи, — назвал имя Кифф. — Полагаюсь на ваш опыт воина.
— С чего начать сир? Выдвинутся к Фроппу? Или к Раггету? — скучен тан. С Щитовой никаких особых преференций, он не ждет.
— Ни то, ни другое. Монастырь Святого Идрака, септ Местад.
— Мы давно решили этот спор! — вмешался эрл. — Он по праву...
— У вас не хватило оснований его забрать? — легкие морщинки покрывают венценосное чело Киффа. — Теперь они у вас есть.
Дагю понятно, очень скоро Мирчэ мар-Редда сложит свои полномочия. По всей видимости, сложит вместе с головой. Можно ли винить главу совета в следовании букве закона? Нет, конечно. Но нужно понимать, что и кто теперь закон в Бахайи. Все короли одинаковы. Великие и мелкие, деспоты и реформаторы, гонители веры и ревнители традиций. Они хотят слушать только то, что хотят слушать.
— Какие?! — продолжал спрашивать мар-Редда, прекрасно сознавая, ему следует заткнуться. Но он обязан спрашивать!
— Мое слово.
Мар-Жежи правильно понял своего риага. И угадал за эрла. Место вот-вот освободиться.
—...Мессир Майл вы выдвигаетесь три дня спустя, поддержать мессира Жежи. Если он испытает трудности в ратном деле.
Лис Дагю с некоторым удивлением слушал Пустоглазого. Риаг не так прост и не так наплевательски равнодушен, как желает показаться. В Бахайе Щитовое войско не может превышать пяти тысяч человек. Жежи в одиночку способен выставить половину. Но в случае удачи, поделят добычу не на всех. Достанется риагу и тану. Наблюдатели не получат ничего материального. Разве позже, пройдутся в одном строю с победителями. Жежи из кожи вылезет, но подгребет монастырь под себя. Не плохо риаг пришпорил скрягу! И вряд ли тот позволит себе медлить, когда ему будут наступать на пятки.
Не все в Совете обладали проницательностью Дагю, потому и не заострили внимания или не захотели заострить, монастырь — святое место и брать его штурмом святотатство! А без штурма не обойтись, как не крути — Жежи расстарается. Скряга не удовольствуется мирной контрибуцией в двадцать пять процентов, а наложит лапу на все без остатка! За штурм Великий Викарий предаст виновных анафеме! Но собравшихся отлучение волновало меньше всего. Есть повод для более насущного беспокойства. Совет, за исключением Жежи, обнесли трофеями!
