Коротко свистнула стрела. Здоровяк опрокинулся за борт вместе с фонарем.
— Вот ты молодец, Джог! Как я теперь обратно? — проворчал фонарщик, приглядываясь куда ступить. — Ни хера не видно!
Стоило ли говорить об этом? Стрелок пустил стрелу на голос.
— Хккк! — осеклось дыхание фонарщика.
Следующая стрела сбила его с пристани в канал.
Шел дождь, подвывал ветер. В разрыве облаков проглядывала звездная сыпь. Мучной кляксой выделилась луна.
— Ну и ладушки, — тихо произнес стрелок, не скоро покидая схрон.
Черные волны не отдали обратно ни фонарщика, ни здоровяка.
5. Приграничный септ в Бахайи. Замок Брух.
В подвале темно, сыро и холодно. По западной стене сползают капли грунтовых вод, просочившихся сквозь гранитную кладку в ярд. Факел воткнут не в гнездо у двери, а в специальную треногу. Пламя горит не ровно, рассержено шипит и истекает смольем. В помещении двое. Девушка и мужчина. Между ними толстая решетка.
Сидя на скрипучем табурете, мужчина разглядывал пленницу. Пленница, поджав ноги и обхватив их руками, втиснулась в самый дальний угол. Она боялась. Она смертельно боялась мужчину. Она хотела его в этом убедить. Мужчина не верил страху пленницы. Он наблюдал и размерено раскачивался вперед-назад, табурет столь же размерено скрипел. Не отвлекаться на противный скрип, не выйти невзначай из образа, нужны железные нервы и стальная выдержка. Пленница на скрип не реагировала, испугано моргала и обиженно шмыгала носом.
— Кто ты? — спросил мужчина не переставая раскачиваться.
Скр-скр... Скр-скр...
Девушка выразительно не понимала заданного вопроса.
— Кто ты? — терпеливо повторил мужчина.
Скр-скр... Скр-скр...
Не естественно испуганный взгляд.
Скр-скр... Скр-скр...
Мужчина ждет ответа. Он может позволить ждать.
— Балжан..., — сообразила девушка.
На лице мужчина хитрая гримаска легкого удивления.
— У! Сладкая, как мед? Интересно, кто-нибудь уже попробовал... сладость?
Скр-скр...скр-скр...
— Балжан бент Архи, — без принуждения разоткровенничалась пленница. К шмыганью добавился блеск слезинок в больших глазах.
— Я не спрашивал, как тебя зовут. Имя не важно. Совсем. Я спрашивал кто ты? Песчаная Рысь? Огненная Ласка? Дочь Зари? Взнуздавшая Ветер? Кто?
Балжан замотал головой. Она не понимает, о чем её спрашивают.
— Я из Худдура, — не отвечает, блеет она жалобно-жалобно.
— Как думаешь, для чего я тащился в такую даль?..
Мужчина склонил голову, устало потер лоб. Сколько это заняло времени? Почти ничего! Острая булавка упала на его тень. Прямо на левую сторону груди.
— ...Пять суток в седле слишком даже для выдубленной конским потом задницы степняка, — мужчина тяжко несколько раз вздохнул, прижал руку к сердцу. Заныло чего-то.
Он привстал и передвинул табурет вперед, почти к самой решетке, и левее, в бок. Вперед — лучше видеть пленницу, в бок не заслонять свет. Блеску он ,,не заметилˮ.
Девушка сжалась еще больше. В рваный рукав куртки видно круглое предплечье. В разорванные шалбар крепкую ляжку.
— У тебя есть семья? Муж?
Мужчина продолжал скрипеть табуретом, испытывая выдержку пленницы.
— Отец, мать, братья, — перечислила она и, смутившись, договорила. — Мать-поле приняла хэйз*.... мою кровь только два года назад.
Кивнул головой, понял. Девушку отдают замуж не раньше истечения трех лет со дня появления первых регул. Ранние не рожают крепкого потомства. А слабаки дохнут в степи быстрей мух.
— А жених? Ээээ.... махтуб?
Она энергично замотала головой.
— Мало лошадей... нет приданного...., — подбирая слова (уж слишком старалась) дополнила Балжан. — С крепким родом не породниться, а связываться со скудным — уравняться с ними!
— Но шашбау ты носишь.
Девушка обиженно потупилась.
— Позор отцу если у его дочери в косах нет серебра.
Краткая тишина. Шипит факел, капает вода, скачут и ползают по стенам тени.
— Так кто ты? — подался вперед мужчина, почти коснувшись лицом решетки.
— Бент Архи, — девушка принялась всхлипывать и прятать лицо в колени. Впрочем, щель подглядеть оставляла. — Отец не даст выкупа.
— Напрасно упрямишься, — произнес мужчина.
Балжан изобразила извинение. Она не виновата, что не может ответить на его вопрос, как он этого хочет.
— Что же...
Мужчина поморщился, помял левую сторону груди. Сердце. Должно быть устал. По-стариковски, медленно, поднялся с табурета и повернулся уходить...
Дальше и мужчина, и пленница действовали вместе. Мужчина резко скакнул к двери, избегая цепкого захвата сорвавшейся с места Балжан. Оказавшись в недосягаемости, одним движением сорвал с пояса кинжал и, разворачиваясь, бросил. Не в пленницу. Пленнице. В руки. Та, сходу, поддавшись импульсу, схватила оружие и, широко расставив ноги, присела в низкую боевую стойку.
— Значит Песчаная Рысь, — рассмеялся мужчина.
Балжан свирепо зарычала. Она выдала себя, враг перехитрил её. Но теперь у нее оружие!
Мужчина прочел её решимость сражаться.
— От того что у тебя в руках железка, твоя шкура не стала дороже. Она, как и раньше, дешевле некуда. Если мне вздумается тебя прикончить, я справлюсь сам. Если возникнет желание развлечься — кликну спарсов. Не забывай о лучниках. Их у тана Лэдда полно. Но есть и отличные новости. Для тебя. Больно хорошо врешь. А играешь? Куда там Кабушу!
— Ррррр, — скалилась Балжан. Гнев и ярость горячили кровь.
— Кс-кс-кс! Хорошая киса, — поддразнил мужчина пленницу. — Думаю, нам есть о чем договориться. Я хочу пригласить тебя на Великую охоту... Нет-нет... Королевскую охоту! А лучше сказать... Охоту на короля! Что скажешь?
6. Кэффа. Апостольский Дворец.
Ему нравилось находиться ЗДЕСЬ. Особенно в солнечные дни. Из узенького оконца рыжий свет границей ложился на мраморный пол, разделяя квадрат помещения. Из комнаты специально убрали лишнее: армуар, бомбе, герион, кассоне*, не заслонять грань медного и серого, отчего контраст достигал максимума. Он всегда располагался в глубине тени. Не из-за боязни быть узнанным — не знавшие его сюда не вхожи. И не скрыть эмоции — ему ли стесняться своих чувств и порывов? Отсюда, из старого, от древности черного, и жесткого кресла, под фреской Начал Сотворения*, покрытой сетью трещин, лучше слышались пения хора. Чудесные детские голоса, волнующие и чистые, похожие на весенний ручей, исповедально-пронзительные и высокие. Кроме этого удобней наблюдать. Допущенные к нему всегда... всегда! будь-то новости дурные или добрые, оставались на засвеченной половине, в шаге от рубежа с тенью. Отчаянные подходили чуть ближе. Если разговор затягивался, свет, повинуясь движению солнца, отступал к ногам посетителей. Те, начинали нервничать и пятиться. Все без исключения! Отчего так? Вопрос давно перестал его занимать. Он допускал, для всякого из визитеров ответ на него будет различен. Сколько людей, столько и ответов. И не всякий узнаешь или угадаешь. Да и нужно ли ему знать и гадать? Какие бы они ни были — ответы, ОН призывает людей сюда! Зачем? Прозвучит грубовато, но... Псов надо обязательно кормить и обязательно стравливать! Обязательно!
7. Из миссионерских заметок Иво Фрашери. ,,Воинские напутствия-заклятья горцев Майгара.ˮ
ˮ...Вступая в чащу лесную, бойся хищника таящегося! Клыки и когти его против тебя. Преодолевая водную ширь, стерегись гадов глубинами сокрытых. Вода стихия изменчивая и слаб в ней ею не порожденный. Взбираясь в высокие горы, помни о тварях парящих. Не тягайся с ними! Лишенному крыл, полет заказан от роду и до кончины. Но более всего опасайся встретить зверя лютого в чистом поле, что не таится и не бежит от тебя прочь. Ибо сей зверь в хитрости, в силе, в ловкости многих лучших превосходит. И встреча с ним гибельна. А обличьем зверь — Человек....ˮ
Ad rem.
1. Левый берег Плейсы. Висельный Холм у замка Чедвиг.
— Сдается мне, опять к войне оборачивается, — произнес Кейдж, вглядываясь в противоположный берег.
Повернуться сервиента побудил звук. На всю округу лязг цепей — запоздало поднимали герсу. Герольды звонко дунули в медь. По мосту, громыхая в настил дерева, пронеслась кавалькада и, пригибаясь под зубья решетки, въехала. Королевский замок, перенесший двухнедельную осаду, напоминал тулью судейской шляпы, сильно побитую молью. Прореха на прорехе!
— Может и так. Тебе что за печаль? Скажи спасибо, нынче свезло, — ответил ему напарник нимало не интересуясь суетой.
— На дожде мокнуть повезло? — не оценил Кейдж выпавшего воинского счастья.
Он поправил на плечах куцый плащик, сбил на груди и животе с жака* дождевые капли, притопнул ногами согреться. Осень ети её! Совсем не жарко!
— В замке сейчас винтенар три шкуры дерет, да приговаривает. Не там стоишь! Не там сидишь! Морда опухшая! Оружие не чищено! Пояс не по уставу! Я вас сволочей! Я вас сукиных детей...
Кейдж согласно ухмыльнулся. Винтенар горазд собачиться. Бывают же такие люди! Не поцапался — день зря прожил! А налается, вроде сладкого поест до отвала иль наеб...тся до судорог. Улыбается, что блаженный подаянию!
— ...от него крику больше, чем от товарок на овощном рынке. А здесь мы как у бога за пазухой. И компания у нас не шумная, — Кессер, так величали второго сервиента, хохотнул.
Кейдж полностью разделял мнение старшего приятеля. Уж от кого-кого, а от покойников ни какого беспокойства. Висят дружненько. Пить-есть не просят. Попахивают, но терпимо. На вонь воронье привадилось, ближайшие ветки позанимали, ждут. Клювами черными крутят, глазками круглыми блымают. Кыш, картавые!
Висельников пятеро. Обычные мужики. Деревенские. С голодухи и отчаяния подавшиеся промышлять на большую дорогу. А куда деваться? Нынче пахари, печники, плотники без особой надобности. Война мирную жизнь с ног на голову поставила, им применения не нашлось. Не прижились стало быть в войне.
Нудно поскрипывала перекладина под раскачиваемыми ветром телами. Намокшие от дождя одежды... одежды? ремуги несчетно чиненные! капали водой. Черные Братья полным составом. Спасибо бейлифу. Расстарался в коем веке!
— Потерял чего? — подивился Кейдж приятелю.
Кессер ковырял в земле под висельниками.
— Дружок у меня в школярах ходил. Сказывал, здесь корень должен чудной расти. Мандрагора. Аптекари да лекари, из образованных, по пять гротов за штуку покупают.
— Под висельниками растет? — не поверил Кейдж.
— Ага. Под мужиками только. Когда вздернут, они и обтрухаются. Не видел что ли ни разу?
— Да, как-то...
— Во. А от семени удавленников корень и произрастает, — вещал приятелю Кессер с умным видом.
— А под этим-то чего рыть? Он ведь в сапогах? — закатился Кейдж над незадачливым добытчиком.
Кессер с досады помянул святых. Нехорошо помянул!
— Корешок-то аптекарям для чего? — выспрашивал сервиент у старшего, расхаживая вокруг него кругами. Надо же время занять.
— Лекарство всякие делают, — не уверенно ответил Кессер. Дальше оплаты его интерес к диковинному растению не распространялся.
На стенах опять завывание труб. Шумно клацает механизм подъема. Всадники, пролетев мост, сбились в кучу, ожидая открытия въезда.
— Четвертые за день! Точно к войне...
— Не выдумывай, — Кессер сковырнул из-под земли невзрачный корешок. Обтер о штаны, рассмотрел, забраковал и выбросил.
— К тану Инхорна три дня съезжались-разъезжались, а потом на мятеж сподобились!
Заслышав кряхтение, Кейдж глянул назад. Не уж то нашел?
Кессер почесывал в паху.
— Тан не причем. Риаг* Аерн смуту учудил. Решил старшенький батюшку своего поторопить, престол освободить. И то верно, зажился старый хер на белом свете.
— Э, ты бы язык не распускал, — предостерег Кейдж.
— Услышит кто?
— Услышит кому надо.
Кессер отмахнул от предупреждения.
— А! Братству вздернутому все едино кто при короне. Старина Гильф, баба его придурочная, от нее прижитые выблядки или сиротка Аерн. Воронью пожрать бы, а ты не трепливый. Да и должен мне.
— Это за что должен?
— О! Обеспамятовал?! А кто тебя откупил, когда ты жалование просрал в мечи и чаши? И как повелся-то?
— Лишка хапнул, — сознался Кейдж.
Сервиент подошел ближе к берегу, надеясь увидеть, кого же на этот раз принесло.
— Кифф Пустоглазый, — определил Кессер. — У него штандарт с золотым полем. И корона малая намалевана.
— Вижу, — согласился Кейдж, хотя последней подробности не различил. Спалил зрение в подмастерьях у сапожника. Науки никакой, одно битье. Хорошо дочка у мастера безотказная, утешала его горькую ученическую жизнь по мере желания и отцовского отсутствия.
— Ты лучше не коней считай, а к реке спустись. Лесу кинь, повезет, сома зацепишь. Их нынче развелось, сами в руки просятся. Перри на прошлой неделе — во! с мою ногу вытягнул. Ему винтенар полпенса отвалил за добычливость. Два дня королем в шинке сидел, шлюшек спаивал.
— Буду я такую пакость жрать! Сомы трупятину по дну собирают.
— Охо-хо-хо! Трупятину. Скажешь тоже.
— А что нет?
— Откуда трупятина? Мертвяков из замка в поле зарывали. Двести девяносто два отважных воя. Чин по чину яму вырыли, освятили, голышом покидали, — Кессер прихлопнул в ладоши.
Коль не знатен, не богат,
Для тебя дорога в ад.
Похоронят под вербою,
Ссыкнут-перднут над тобою!
— Ой, как весело! — передразнил певуна Кейдж.
Приятель любитель глотку драть. Спьяну заведется, не переслушаешь.
— Сходи не рядись! — не отступается от напарника Кессер.
— Это здешних зарыли, а ниже по течению? — не внемлет уговорам Кейдж. — У Ланта с полтыщи потопла в своих железках. Рассказывают, тех кто от спарсов* Гильфа спасался, на другой берег переправился, маршалк* Фригг обратно в воду загонял и из луков приказал бить без разбору. Как в мишени садили.
Со стороны замка долетел неуверенный звон малого колокола. Отбили полуденную. Не по уложению, но большой-то из катапульты разнесли. А раньше как бухнет-бухнет, ясные небеса вздрагивали!
— Половину отмучались, — вздохнул Кейдж.
Согласно распорядку, все же к воинству приписаны, один из сервиентов обошел периметр охраняемой территории виселицы. Двадцать на двадцать ярдов. Немного, но за целый день маршировки ноги в кровь собьешь!
— Вот объясни для чего их стеречь? — спросил Кейдж старшего товарища.
Мертвяков он, в общем-то, не боялся. Но неприятно, на синюшные морды смотреть и вонь вдыхать. Воронье еще. Кра-кра! Кра-кра!
— Как для чего? Глазом моргнуть не успеешь, снимут. Веревка сказывают, удачу в игре приносит. Только я тебе скажу — брехня. У меня знакомец, грот отвалил за фут пеньки, думаешь, помогла? Наследство спустил в один вечер. С утра в кармане золотую марку грел, а к вечеру уже и выпить оказалось не на что.
— Может обманули? Не висельная была.
— Не. Ему верный человек продал.
— Откуда известно, что верный?
— Уж известно. А еще такую веревку вокруг головы повяжешь, моментом болеть перестанет. Потом одежка с них. В полночь рубаху с повешенного наденешь, вокруг себя по три раза в обе стороны повернешься, невидимым станешь. Собаки и те на нюх не возьмут.
