— Ххххыыыы, — заскрипели легкие. Не вздохнуть, не выдохнуть! — Ххххыыы!
Сползая, Эерих задержал падение, вцепился в прожилину. Снова мелькнул сапожище. Буцкнул по пальцам. Не цепляйся!
— Хк! — дернувшись всем телом, бастард отпустился.
Запоздалый выпад сорвал наплечник. Оторванная вязка стегнула по щеке до крови. Эерих перекатился вперед, пнул нападавшего в голень. Воин, заваливаясь назад, швырнул в него меч. Сталь грохнула об дерево над головой. Попытка потянуться и подхватить второй клинок грубо пресеклась. С лесорубским размахом горизонтальный удар в шлем, в околышек. Голова больно дернулась, хрустнуло в шее.
— Поккк! — лопнул подбородочный ремень, и шлем улетел в огуречные плети.
Уворот, еще... Бастард, с перехватом рукояти за навершие, достал врага в незащищенный пах. Свиной визг раненого!
— Ыыыххх..., — Эериху, с надрывом, удалось втянуть воздух в отбитые легкие.
Рядом уже двое. От укола первого откинулся вбок и на руку. Боль прострелила до локтя. Вражеский броард задел волосы. Второй нападавший, пинком подмышку, показалось, оторвалось плечо! подбросил Эериха подняться.
— Ыыыххх..., — натужно тянут воздух горящие огнем легкие. Бастард, спасаясь, нелепо оседает.
Вжихххх! — секущего удар вражеского меча крошит верхушки штакетин. Щепки и обломки в стороны!
Дзыкк! — лопнул перерубленный гвоздь.
Буххх! — содрогнулся оградный столбик.
Шиииххх!
Бастард ужом извернулся от падающей вертикали. Под убойным железом хрястнула располовиненная прожилина ограды.
ˮДобьют!ˮ — воет прощальная мысль....
Отчаяние вскидывает Эериха в стойку. Ноги не держат, и он проседает в коленях. Краем сознания, ловит выпад, поворачивается на мысках, пропускает удар мимо и бьет сам. Бьет!? Отмахивается. Вяло и вполсилы. Зацепил!!?
Сквозь затуманенный разум слышит свист и сигнал горна. Скоргочащий звук огромного точила. Эерих наугад, в глазах пульсирует красная пелена, тычет клинком навстречу предполагаемой атаки. Никого не достает. Хватается за штакетину, удержать равновесие. Пальцы липнут в крови или смоле. Боль окутывает кисть в свинцовый кокон. Бастард сглатывает стон и пытается проморгаться, отдышаться, прейти в себя. Окружающее плывет и качается. Надо опереться. Приваливается к забору. Порывистое дыхание рвет легкие. Эерих тратит время на яростные быстрые короткие вдохи, согнать муть и увидеть врага.
Эрл Лоэр Марч. Солидная квадратная фигура. В нарушении традиции батард не на боку, а торчит за спиной. Шлем с позолотой и сканью. На щите — цапля. Родовой знак.
Марч медленно, словно в раздумьях, не продолжить ли бой? опускает вскинутую руку.
ˮНу, вот... ну вот... сейчас...,ˮ — гудит в голове Эериха. Взбодриться, прогнать усталость, нужны эмоции. Злость, ярость, желание победить, выжить, в конце концов. Ничего не осталось! Что имел в душе, выплеснул наружу, словно воду из ведра. Выложился полностью!
Новая атака не начинается и это радует. Эерих кряхтит — не рассыпаться бы! и встает ровнее. Здорово приложили. Левая рука отказывает, в плечо, будто гвоздей набили. Бастард покосился на ладонь. Пальцы посинели, с безымянного сорван ноготь, мизинец изуродован, остро торчит кость. Дистальная* фаланга болтается на перебитых жилах. Просто замечательно! Но это не все! Бок простреливает острой болью. Эерих шикая сквозь зубы, сдерживает стон. Не зачем неприятелю знать о его ранах и ушибах.
ˮДобьют,ˮ — объективно оценивает бастард недолгое окончание проигранной им схватки.
Еще десять минут назад он в компании бейлифа Лудэна, нунция Рейсберга и десятка воинов охранения, спокойно въезжали в деревушку. Мшец.
ˮТочно Мшец. Не все мозги вышибли,ˮ — порадовался бастард.
Въезжали, коротая время беседой. Вернее беседовали бейлиф и нунций, он слушал. Не будь разговор для него столь значим, конечно, углядел бы засаду. Её слепой не углядит! Но он сидел в седле, раззявив рот голодным птенцом. Атаковали неожиданно, по проезду русла ручья. Сразу с двух сторон. Спереди, из проулка, не различимого за кустами черемухи, выскочили всадники. Сзади, из-за перекрестка, высыпали пешие, отрезать путь к отступлению. Нападали люди ратные, к грабежам не склонные. К переговорам тоже. Пришлось экстренно спасаться. Пригнуться от броска копья. Кувыркнуться из седла, осевшей на подрубленные ноги лошади. На опережение швырнуть щит в одного из противников. Пятиться, отмахиваясь от мечников. Забор крестьянского огорода не вовремя отступлению помешал.
Сперва вчетвером, он и бриганы отбивались против всех. Потом уже управлялся в одиночку. На дороге, под копытами лошадей остался лежать нунций. Рейсберга достали отменным броском франциски. Узкое лезвие угодило в голову, раскроило лоб, вошло в мозг. В пару к нунцию, спеленованный в плащ бейлиф. Этого срубили мечом. Ну и охрана. Трое недвижимые, четвертый с копьецом на вылет, все еще слабо ворочался. Голова пятого подсматривала из лопухов. Тело лежало в ручье. Других ему не видно. Королевский баннероль, обеспечивающий им неприкосновенность, неизвестно где. Утерян в запарке боя.
— Следовательно, ты и есть Эерих Великий Бастард? — спросил эрл. Голосище — гром! Лошадь в испуге присела под тушей Марча. — Ублюдки выживают во всех битвах. А если и мрут, то последними. Отчего так?
Эериху не до разговоров. Бережет остатки сил для последней сшибки. Такие дела разговорами не сладишь.
— Подай сумку бейлифа! — приказал эрл одному из своих людей. Васлет*, ловко, свесившись из седла, подобрал кожаный мешок, подал Марчу. Тот растянул вязки, запустил лапищу, достал свиток, сорвал печати.
Бастард встал прямее. Боль в боку тянула и скрючивала. Плечо горело огнем, кисть слабо слушалась. Не подал виду. Терпел... Терпел!!! Выглядеть жалким перед смертью... за ради чего? Лишней минуты?
Эрл пробежал королевскую бумагу, скомкал и швырнул на тело нунция.
— У нас риага выбирает Совет туата. И никогда не назначают. И ни от кого подобного назначения мы не примем. Если нам потребуется риаг, мы уступим доверенному человеку часть своих полномочий. Ровно столько сколько потребуется и ровно настолько насколько надобно. В Асгейрре вольны поступать по-своему, но у нас здесь так.
Эерих резким выдохом сбил капельку пота с кончика носа. Он только-только отдышался.
— Я не сам себя назначил, — произнес он. Прозвучало плохо, вроде оправдывается перед эрлом. — Воля короля.
— В Швальбе, — Марч посмотрел по сторонам, — нет воли ардриага! Это не его земля! Моя!
— Земля — да, а нунций и бейлиф люди короны.
Слова бастарда прозвучали дерзко. Эрл предупредил взглядом — не перегибай! Эерих взял меч удобней. Поискал глазами щит. Далековато. И поднимет ли? Удержит? Не стоит и пробовать. Потянулся к поясу за кордом. Едва не взвыл. Плечо!
— О мертвых только хорошее, — продолжал говорить эрл. — Живые они не заслужили и плевка. Но речь о тебе. Твой папаша решил избавиться от собственного ублюдка нашими руками? Или вознамерился стравить нас с остальными туатами? Смерть риага, чем не повод дружно взяться за мечи против Швальба.
— Откуда мне знать, кто чего решил или решает, — просипел Эерих.
— Ты не умен.
— Мечом махать ума много не требуется.
Бравада бастарда Марчу понятна. Уступившему в схватке ничего и не остается, как хорохориться и выказывать гонор.
— А почему ты? У Гильфа полно ублюдков и родовитей.
— Очевидно я самый ублюдок! Или ему жалко должности сотника, — нашелся с ответом Эерих. Он не собирался сдаваться ни в драке, ни в разговоре с эрлом. Да и обидно. Проигрывать всегда обидно. В игре, в бою, по жизни...
— Пожалуй тут ты прав, раз выстоял против бывших спарсов. Не знаю, за что ты получил винтенарство, но Бирюзового торквеса* стоишь.
— Буду гордиться.
— Будешь. Если уберешься из Швальба немедленно.
— А как с этими? — Эерик кивнул на мертвых.
— Пустое. Мы объявим катэль*. Пришлют других. Мы их вздернем. Король снизойдет до переговоров. Договоримся. Так уже было. Традиции никто не нарушает.
— Ловко. Но я, — бастард, наконец, высмотрел что искал, — про королевский баннероль. Пусть я по вашему закону не риаг, однако представляю здесь интересы сира Гильфа Второго Амаля, — Эерих мысленно поблагодарил Рейсберга за те отрывочные и неполные, но полученные сведения о порядках в туате. — Объявите катэль?! Не поторопились? Туат задолжал королю Щитовую. Откажетесь от нее... Жив я или мертв, с вас спросится. Найдут как. Сам же сказал, традиций никто не нарушает.
После долгого молчания, которое, кажется, не решались прервать даже вездесущие птахи, и долгих переглядок бастарда и эрла, последний заговорил.
— Ты в своем праве, — признал Марч справедливость требования. — Щитовую отслужим. Так же передадим пять тысяч грот, что собраны и предназначались сиру Аерну. Можешь воспользоваться на свое усмотрение.
Эерих кивнул соглашаясь. Глупо не соглашаться. Быть мертвым героем слишком долго. Оставаться бастардом какой-то срок, предпочтительней.
— Так же ты волен без чьего бы то ни было дозволения, — эрл повысил голос в конце, — самостоятельно изыскивать средства на собственное содержание, но не более десяти грот в месяц.
Несостоявшийся риаг моргнул — услышано!
— Все причитающееся получишь в течение недели, — пообещал Марч. — Срок знаешь. По его окончанию туат ничем не обязан ни представителю короля, ни самому королю! Мы объявляем катэль!
Эериху удалось окончательно выпрямиться и не опираться на забор.
— Как блюститель королевского баннероля, я удовлетворен. Как бастард нет.
Лучше сразу оговорить острые моменты. На будущее.
— Когда станешь таном. Или хотя бы кем-нибудь, — отказался Марч. Он был в своем праве. — Гейнс!
На зов эрла вперед выехал воин. Пожилой дядька сильно сутулился в седле и напоминал вымокшего ворона.
— Останешься. Проследишь за порядком. Передашь шинкарю, выделить помещение, — и уже Эериху. — Согласно закону туата, представителю короля отводится территория в двенадцать миль от места пребывания. Вот и прибывай. — И опять Гейнсу. — Павших обиходить за счет осеннего налога и только моих. Со своими пусть возится сам, — снова очередь бастарда. — На всякий случай запомни. У нас лежачих не бьют. Придется плохо — ложись!
Надо ответить! Как? Чем? Злость плохой советчик, но бастард разозлился. Нашел силы! Наскреб! Пожертвовал тем малым, что накопил за пять минут передышки.
Эерих, стараясь не морщиться, вцепился зубами в поврежденный мизинец...
Если хочешь открыть в боли неизведанные доселе грани, расширить представление о ней, познать её оттенки и полутона, испытай её на собственной шкуре.
... скрипнув зубами, перекусил кожу и жилы...
Познав боль, непременно выяснишь что-нибудь хорошее про себя. Нет, совсем не то, о чем подумал, цепенея от чудовищной муки. Набор сумбурных коротких слов и мыслей, конечно, охарактеризует тебя как личность, но не только это! Ты не слабак! Не слабак! Ты можешь этим гордиться! Можешь думать об этом в возрастающей степени! Но думается совсем о другом.
ˮХорошо, сзади забор. Поддержит.ˮ
...и далеко сплюнул откушенную фалангу.
По бледному лицу бастарда, расползается улыбка. Кровь на губах, кровь стекает по подбородку, капает на грудь. Никогда победитель не выглядел столь отвратно. А выглядел он соответствующе своему прозвищу и статусу — ублюдком!
Марч рыкнул успокоить возмущенно загалдевшее сопровождение. Эрл (с его-то опытом!) просчитал ситуацию правильно. Но ставить точку в конфликте в данный момент, признать за противником превосходство духа и мужества. Мир одинаково любит победителей и мучеников. Но последним ко всему прощают любые слабости. Даже то, что они убл.... бастарды.
Звучит сигнал и через пять минут на улице остались только мертвяки, полудохлый Эерих и Гейнс.
Сделал себе уступку, бастарда, обессилено привалился к забору.
Мечник недобро посмотрел отъезжающим во след.
— Променял бы остаток жизни на возможность прикончить заносчивого гада, — с удивлением услышал Эерих из уст воина.
— Тогда второй после меня, — еле расцепил зубы бастард. Мог и промолчать, но так легче перетерпеть боль.
Гейнс криво сощурился.
— Будешь ли ты первым. Неуверен.
Эерих только теперь осознал скорую ненависть к эрлу Марчу. Те, кто разрушает наши судьбы худшие из врагов. Замирения с ними не бывает.
— Подбери баннероль, — попросил бастард. — Должны же мы хоть что-то собой представлять, коли в риагстве отказано.
Королевский символ дело хорошее, но для начала мечник по-хозяйски осматрел убиенных. Срезал кошели и выворачивал карманы.
— Доспех не пропадет, а деньги зевнешь и под пыткой не вернуть.
Один из лежащих слабо застонал. Живой?
— Извиняй, парень, — Гейнс выдернул из-за голенища шабер, подбросил, переменил хват и ударил в незащищенную шею. Придержал, пока тело не прекратит дергаться. Эериху объяснил. — Эрл завсегда раненых бросает. Невместно ему возиться. Поранили, не поднялся, сам виноват. Пройсса, старшего моего, так же вот бросил.
Следующего, лежавшего вниз лицом, перевернул ногой. Нагнулся, сдернул с шеи мешочек. Высыпал земельную пыль на мертвого.
— Мать дала. С отцовой могилы. Теперь ни мужа, ни сынка. На тлен для последнего в роду заговор делают. Он последним и был.
Гейнс двинулся дальше, попутно объясняя бастарду.
— С нунцием они давно не в ладах. Рейсберг хоть и поп, за интересы короля стоял. Эрл свое гнул. Кто кого? А тут такая возможность. Жаль попика. Честно жаль. А бейлиф — сука! У кого сила тот его и покрывал... — Гейнс вернулся на несколько шагов. — Знатно ты Гернота приложил. Сразу и не признать, морда всмятку. Видишь, на запястье шерстяную нитку повязал. Говорил из плащаницы Святого Иеримии. В бою охранит. Чего только людишки не удумают.
Эерих понял, речь о воине, сбитым с коня броском щита.
К мародерству эрлова назначенца, Эерих отнесся с созерцательным равнодушием. Человек делает свое дело и пускай. Шарит по карманам, монеты выгребает. Лезет за пазухи, обереги и амулеты снимает. Содержимое кошелей пересыпает себе. Полчаса назад благородно возмутился бы, а сейчас даже не стыдно. Сейчас так тихо, так покойно... лишь острая иголка пульса в висках и в травмированных пальцах.
Новый взмах шабера. Выверенный, поставленный удар.
— Чего ж мучился? — посочувствовал Гейнс убиенному им. Не звучало в его голосе ни наигранности, ни ерничества, ни злорадства. — Мыкнул, я бы к тебе первому подошел.
Раненый с развороченной брюшиной цеплялся за жизнь до последнего. Оно и понятно, подыхать даже в такой слякотный и паршивый день не хочется. Подыхать в любой день не хочется. Это понимаешь только, когда смерть тенью накроет. Раненый завозился. Засопел. Попробовал поднять руку защищаясь.
— Поглянь, дурья башка, у тебя весь ливер наружу. По земле валяется. Мухи ползают. Огневица пойдет, сутки мучиться будешь, пока отмучаешься. Все одно помирать.
Умирающий согласен страдать и терпеть оставшееся ему время. Он сипит, перебирает пятками отползти.
