— Они поссорились?
— Её непорочность осталось на его пальцах.
— Вы рассказываете о мессире Дуанне?
— Я рассказываю тебе о том, что не всегда наши мечты оказываются безобидными. Надо трезво смотреть на вещи. Надо стараться увидеть грань возможного и невозможного. Как единорог. Не составит труда прочесть о нем сотни книг, но следует помнить, он мифический зверь. И его не встретить ни в дальних странах, ни у нас в лесах. Проявляй трезвомыслие. Именно этого я тебе пожелаю, прежде чем попрощаюсь на сегодня.
18. Пфальц. Алое крыло.
— У меня впечатление, она видит нас насквозь! — пожаловалась Киттин, в тот момент, когда Кэрэн вернулась.
ˮТеперь эта взялась конючить!ˮ — негодовала Дафна. Страхи этой дурочки ей понятны, но не интересны. За то ей крайне интересно, о чем секретничали фратта и Кэрэн.
Адди сразу поняла, монахиня сказала нечто важное. Но как спросить? В другой раз Дафна не отстала бы, не выпытав всей правды. Сейчас же вынуждено отложила на более поздний срок. Но чтобы не наплела вечная дева, ход сегодняшних событий не изменить. От того что подготавливают долго и упорно, не отступаются в одночасье. Не позволяют себе отступиться!
— Хуже, чем на исповеди! — вздыхала Киттин. Пощечину она не забыла и серьезно побаивалась монахини.
— Боишься — промолчи! — неосмотрительно присоветовала Дафна.
Девушки с удивлением возрились на нее в некотором ужасе. Как это промолчать?
Дафна с запозданием сообразила, сказала лишнего. Пришлось изображать из себя оторву. Ножку вперед, руки в боки, подбородок кверху, уголки губ вниз...
— А то нет? Скажите, все вчистую выкладывали?
По себе не суди, никто не заявил. Каждая робко, но играла в кошки-мышки с духовником. Наивные забавы ума и души. Но куда без них? Привкус греха, сластит пресную жизнь!
— Рта не раскроешь, она все знает! — продолжала сокрушаться Киттин.
ˮЗаткнись ты уже!ˮ — готово вырваться у Дафны.
— И что за обряд макрума? Никогда о таком не слышала.
ˮНе иначе у нее сложности со своим пучеглазым,ˮ — поостыла Дафна, отложив на память разузнать. Сейчас ей не до этого. Ни Киттин, ни Эттейн по всему не интересует, что наговорила фратта на прощание их драгоценной лэйт.
— Ерунда какая-нибудь! — отмахивается Эттейн. Сказанное фратта ей не нравилась. Ей вообще все не нравилось. И ранг адди прежде всего. Впрочем, не сам ранг, а место (грустно и нудно) и человек (пфф!) — лэйт Кэрэн, при которой не веселишься, а выслушиваешь постоянные нравоучения. Они ей и дома до изжоги надоели. — За то про даяков...., — девушка озорно глянула на дверь, не войдет ли кто?
И сразу сделалось легко. Минуту назад подавленные девушки теперь веселы и беззаботны. Все о чем толковала фратта Деринн, обыденно и приземлено, а они желали возвышенного. Серость и будничность не сравнимы с яркими праздниками. А праздника хочется всем. Причем каждодневно.
— А вы слышали, что написал негодник Жош? — нашла более занимательную тему для разговора Эттейн.
— Нет! А кому? Лоури?
— Карой! Карой Лехель! — поразила она подруг новостью.
Дафна готова пришибить трещоток! Но лучше пусть судачат, чем ахают о фратта Деринн. И все-таки о чем они говорили, лэйт и монахиня?
— Он с ней? Почему я ничего не знаю? — подзадорила Дафна.
Эттейн, не всякий раз случалось оказаться в центре внимания, окончательно расхрабрилась.
— Послушайте! Послушайте, что он выдумал к первому свиданию...
Не наряжайся
И не суетись.
Короче раздевайся
И ложись!
— Ах! — осуждение, восхищение, изумление, зависть. Все уместилось в одном коротеньком ах!
Слушая восторги подруг и, принимая в них скромное участие, Кэрэн пыталась одновременно спокойно размышлять. Для чего фратта вспоминать забытую историю с Медани и Дуанном? Или семейная тайна открытая многим, но старательно замалчиваемая, извлечена ей в назидание? Неужели фратта видит в ней Медани, а в Мэйве — Дуанна? Вздор! Она ничего про него не знает. Мэйв не Дуанн! Мэйв другой! Когда сказано слишком много, до истины еще предстоит докопаться. Вопрос чаще всего не в том, что сказали, а для чего? И почему сейчас, а не в другое время? Мудрец вздыхал — Легче получить из горы щебня фунт золота, чем из ста слов крупицу истины! Но мудрые не в фаворе у простых смертных. Никто не станет мордоваться с истиной, когда ей в противовес золото. И совсем не плохой вариант, когда от истины можно отказаться в пользу презренного металла. Вот от фунта золота в пользу истины гораздо сложнее!
— Кэрэн, для чего тебя вызвал сир Гильф? — перехватила нить разговора Дафна. Так-то оно надежней.
О посещении короля Кэрэн рассказала едва не сразу по возвращению. Ужели Дафна забыла? Дафна не забыла, как вполне была осведомлена о шашнях Жоша и Карой. Но иногда выгодней побыть незнайкой.
— Неужели о приеме посольства? — ввернула Киттин. Она умела быть расторопной. Когда хотела.
— О наследнике Ногра, — не сделал тайны Кэрэн, но благоразумно опуская подробности разговора с королем.
— И!!!! — чуть ли не хором выдохнули девушки.
— Что и? — не поняла Кэрэн.
— Ты видела портрет? Видела?
— Видела, — призналась Кэрэн. Показывать портрет на миниатюре не отважилась. Будущий супруг ей не нравился. Не понравится и им.
— И как он? Смуглый? Говорят все ногрцы смуглые. Высокий? А бородка? Длинная? Короткая? — тарахтели Киттин и Эттейн. Вопросы спались с такой скорость, словно задавать их являлись сутью нетерпеливых речей. Ответы не важны!
— Обыкновенный. По портрету не скажешь. Борода (можно ли считать бородой жиденькую поросль?) короткая. Нос — такой..., — изобразила Кэрэн нечто среднее между клювом грифона и новогодней сосулькой.
— Твоя мантель*? Когда можно посмотреть? Кружева из Фароза? Нет? Почему? — ускорялся треск вопросов.
— Все хватит-хватит, — замахала на подруг Дафна. — Между прочим, никто не должен видеть мантель невесты до дня скрепления союза церковью.
— Ууууу! — заныли в голос обе девушки. — Ну, хоть одним глазком. Мы никому не скажем!
— Платье еще не готово, — ложь во спасение обиды подруг не уменьшила.
Отведенные пол час пролетели незаметно, когда в комнату вошла пожилая служанка в сопровождении хмурого монаха. Сдвинутые брови и чело в морщинах должны означать нисхождение небесной благодати. Но святой брат скорее выглядел лесным татем, чем скромным обитателем келлии.
— Лэйт и адди, — указующие кивки кто именно, — время вечерних молитв!
Перепираться и спорить с ней бесполезно. Будь здесь сам король, его бы тоже попросили выйти. Быть может чуточку вежливей, чем адди лэйт.
ˮВедьма!ˮ — вздохнула Дафна. Время осязаемо уходило. А ей еще столько всего надо успеть.
Иттейн и Киттин наскоро попрощались и ушли в сопровождении монаха. Служанка бесшумно притворила двери. Тоже своеобразный ритуал. У Дафны остались считанные минутки посекретничать.
Адди сунула Кэрэн записку.
Пока лэйт жадно читала, Дафна покусывая губу, продолжала гадать, что наплела монахиня. Могло ли сказанное помешать её затее? Если да, то, каким образом?
Записка прочитана и скомкана в кулачке.
— Тебе будет лучше не ходить, — перешла на шепот Дафна.
— Не ходить? — не поверила Кэрэн. Её адди проявляла живейшее участие в их встречах. Неужели она настолько серьезно восприняла слова фратта Деринн? Или она тоже вспомнила забытую историю Медани?
— Раньше король... теперь фратта, — смутилась Дафна. — Будет ли уместно отвечать на знаки внимания мессира?
Принцип ,,от обратногоˮ, срабатывает не всегда, но достаточно часто. Для этого нужно острое понимание сложившейся обстановки, терпение усиливать внутренний раздрай и смятение, и главное не напирать, не подталкивать, а вовсе даже наоборот. Принцип-то ,,от обратного!ˮ
Нерешительность Дафны пробудили в Кэрэн противоположный порыв. Она пойдет! И сразу в груди маята, и абсолютная неготовность воспринимать доводы против. Ничьи.
ˮЯ пойду! Я пойду! Пойду!ˮ — держало круговую оборону сердце не согласное слушать увещеваний. А как иначе, если памятный волшебный поцелуй в сгиб локтя, все еще волнует.
— Может позже? — уговаривала Дафна. — В следующий раз?
— Прибудет посольство, мне шагу не дадут ступить, — не поддавалась сомнениям Кэрэн. Ей очень хотелось увидеться с Мэйвом. Она об этом мечтала две последние недели! Каждый прошедший день. Загадывала на каждый будущий.
Если тебе открыты слабые стороны человека, не ошибешься, заставишь подчиниться. Если ведомы сильные стороны характера, его поступки открытая книга. Дафна знала, о чем сказать лэйт. Изолированность, обособленность, граничащая с одиночеством не только у Кэрэн, у любого, предполагает склонность к болезненной и острой честности. Еще одна черточка в характере, за которую обладательницу или обладателя, столь положительного и редкого качества, следует любить, любить, любить....
— Будет НЕЧЕСТНО, но лучше не ходи...
— Вот именно нечестно! — ухватилась за подсказку Кэрэн. Убедить себя, сделать половину дела!
— Может, я схожу? — настаивала Дафна.
Чисто женский трюк. Срабатывает гарантировано! Чувство собственника у женщин заложено природой. У влюбленных граничит с манией. Расстаться с Мэйвом, уступить его кому-то!!!
— Я сама!
ˮОтлично сказано!ˮ — похвалила адди решимость подруги.
— У меня голова кругом идет от всего этого, — пожаловалась Дафна и направилась к высокому гериону, разлить вино.
И опять время... некогда бояться, волноваться, раздумывать... Рука тверда и действия выверены. Профессиональные отравители нашли бы Дафну талантливой.
В кубок для лэйт, последней каплей, падает маленькая янтарная горошина. Мэтр Эйнин содрал за алеколу безбожные деньги, но уверял в ее действенности.
Кэрэн, впервые, от треволнений не иначе, протянула записку прочитать. Раньше она их бережно убирала в шкатулку, в потайное отделение. Для Дафны любовные послания не представляли откровения. Некоторые диктовала сама. Случалась и писала тоже.
Сонет обошелся в два грота, но был хорош. Сочинить такой в Кэффа мог не каждый. Но Дафна знала кто.
Как тяжко мне, в пути взметая пыль,
Не ожидая дальше ничего,
Отсчитывать уныло, сколько миль
Отъехал я от счастья своего.
Усталый конь, забыв былую прыть,
Едва трусит лениво подо мной, —
Как будто знает: незачем спешить
Тому, кто разлучен с душой родной.
Хозяйских шпор не слушается он
И только ржаньем шлет мне свой укор.
Меня больнее ранит этот стон,
Чем бедного коня — удары шпор.
Я думаю, с тоскою глядя вдаль:
За мною — радость, впереди — печаль.
— Он что? Уезжает? — сообразила спросить Дафна и, уловив замешательство лэйт, пояснила очевидное. — Здесь говориться о разлуке. Вот я и подумала. Можешь не отвечать, если не хочешь.
Кэрэн от нахлынувших чувств чуть не брякнула — куда? Но ведь Мэйв её тайный воздыхатель, а не Дафны!
— Нет, он ничего такого не говорил, — смутилась лэйт.
— Многие сейчас хотят попасть в Кайона. — высказала Дафна нужную догадку. — Всех так и тянет воевать. С ума посходили!
Война это подвиг, разлука и смерть. Увидится то, что пожелаешь. Или боишься.
— Я иду! — полна решимости Кэрэн и не раздумывая выпила вина. Больше обычного, на глоток или два. Вино показалось безвкусным. Скатилось по горлу, не привнеся и малой толики удовольствия.
— Пожалуйста, верни мне ключ, — попросила Дафна.
— Он мне пригодится.
— Кэрэн! Не ходи! Фратта Деринн! Она... все узнает.
— Пусть узнает!
— Будет скандал!
— Из-за свидания? — расхрабрилась Кэрэн.
Адди не случайно искушала подругу отказаться. Лучше сейчас испробовать разные варианты, нежели потом отыщется повод и разрушит её начинание.
— И из-за него тоже! Меня посадят в Брюхо!
— Ты причем?
— А записка?
Кэрэн не задумываясь бросила записку в жаровню.
ˮЩедро!ˮ — подивилась Дафна жертвенности лэйт. Её порой умиляло, некоторые из записок, лэйт таскала с собой, спрятав за лиф. Адди едва не закатилась смехом. Писанное её рукой грело сердце Кэрэн.
Бумага легко занялась игривым огоньком. Завился дымок, скрутился пепел. Вот и все!
— Кэрэн! — умоляюще взывала адди.
— Я иду!
— Лучше напиши, а я отнесу.
— Правду надо говорить, глядя в глаза, — не поддавалась сомнениям и уговорам Кэрэн.
ˮ Не пропустить бы этого волнующего моментаˮ
— Не выдумывай. И отдай ключ! — повысила голос Дафна.
— Адди! Кажется, вы забываетесь! — прикрикнула Кэрэн.
— Простите лэйт, — сникла Дафна, исторгая вздох сожаления и грусти. Теперь не лгали даже её глаза. Она великолепно справилась с волнениями. Великое искусство скорбеть в минуты торжества освоено отлично!
Пререкания прекратились. Вошла служанка и Дафна без напоминаний покинула покои лэйт.
Закрылась дверь, успокоились и замерли тени, растворились в неярком свете звуки. Гнетущее ощущение тесноты и сдавленности, покинутости и брошенности..
Что остается в минуты душевного смятения? Где искать опоры? В чем? В молитве...
Путаются и теряются слова, заученные и сотни раз повторенные. Прежде ясный смысл укутывается в туман и уже не понятно, о чем молишь. И молишься ли? Или собственные желания преобразились в бессвязный набор слогов.
Кэрэн пробовала молиться. Снова и снова, всякий раз скоро сбиваясь...
Не убоюсь я гнева Господня, ибо чиста в вере и в помыслах ...
Так ли это? Правда ли? В чем обман? Его нет! Не может быть. Раз его нет в сердце!
Время летит быстро. На дворцовой церкви сонно отбили повечерие. Последняя возможность пересмотреть принятое решение и отказаться от него. Все еще можно уладить, оставить, как есть, в стадии прекрасной незавершенности и недосказанности, хлипким мостиком к мечтаниям и грезам! Но на тысячу доводов против, легко отыскивается один единственный, который перевесит остальные. Он отыщется этот довод. Непременно отыщется. Отыскивается всегда, иначе откуда столько разбитых на осколки судеб?
Кэрэн задула свечи. Одну за одной. Оставив лишь крохотный огарок. Убрала в жестяной короб фонаря. Он будет гореть ровно столько, сколько потребуется дойти и вернутся. Она так себя пообещала. Пообещала клятвою клятв, зная, что нарушит её и любую другую, какую придет на ум произнести. Клятвы имеют над нами власть лишь там, где в них нет необходимости, где же необходимость присутствует, власть их ничтожна!
В ночном Пфальце потаенная жизнь не останавливается никогда. Не может остановиться. В залах слышны быстрые приглушенные шаги и шажки, легко скрипят двери, звякают открываясь-закрываясь задвижки и запоры. Впускают и выпускают. Черные тени выдают посетителей. Заблудившимся светлячком мигает робкий огонек и тут же гаснет. Обладатель света не рассчитывает быть увиденным и узнанным, так же и свет наблюдающий. Зачем осложнять жизнь себе и остальным?
Из коридора Кэрэн свернула к ближайшей лестнице. Для посторонних она отправилась на кухню. Поверят? Во дворце верят всему что видят и что рассказывают. Усомниться, нажить врагов. А первое правило придворного? Не быть врагом никому, как никому не быть другом.
