К Скале Отчаянных они прибыли позже медиков из лечебницы: те избрали воздушный путь и уже суетились вокруг уложенного на носилки юноши. "Паском!" — послышался шепот среди расступавшихся перед ним кулаптров.
Корэй наконец-то увидел Ала. Мальчишка был забинтован с головы до пят, примотан к выпрямляющим шинам и не подавал признаков жизни.
— Да не иссякнет солнце в твоем сердце, — пробормотали возле них, и советники обернулись.
Тессетен смятенно взглянул в глаза Учителю друга, надеясь услышать ободряющие слова и одновременно страшась роковой вести. Корэй очень редко видел сокурсника сына, он помнил Тессетена еще совсем мальчонкой, страшненьким одиночкой, каждую секунду готовым к агрессии окружающих и отпору. Надо сказать, возраст не сделал парня хоть немного краше, совсем наоборот. А сейчас, взволнованный, он и подавно выглядел устрашающе.
Но ничего оптимистического, осмотрев Ала, кулаптр Паском не сказал, только посмотрел на старого волка, с которым прибежал сюда Тессетен и о котором в суматохе все забыли. Серебристый зверь, обессилев, лежал поодаль и, почувствовав внимание Паскома, в знак приветствия с трудом поднял большую голову.
— Волка не бросай! — приказал кулаптр Сетену. — Вези следом!
Винт орэмашины из лечебницы завертелся. Паском запрыгнул вслед за носилками, а Тессетену и Нату в перелете отказали из-за возможности перегрузки, и те, смятенные, остались на земле.
— Ничего, ничего, — чтобы приободрить юношу, Корэй слегка похлопал его по плечу. — Обойдется. С ним ведь теперь Паском, а тот за здорово живешь воплощению ученика прерваться не позволит! А ты все сделал правильно, тебе не в чем укорить себя.
— Да не возьму я в толк, что его туда понесло! — досадливо выпалил молодой человек. — Нат? Что это с тобой, старина? Ты подняться не можешь, что ли?
Лапы волка в самом деле подгибались, словно он был тяжело ранен. Корэй ощутил, что зверь близок к смерти.
— Давай перетащим его ко мне в машину, — сказал советник. — Паском ведь велел забрать его в город...
— Эй, бродяга, чего это тебе приспичило занедужить? Кто сейчас станет с тобой возиться? Ну, крепись!
Сетен подобрал волка с камней и на руках перетащил в машину. Он был крепким парнем, а вот Корэю такую тяжесть уже и с места не сдвинуть, не надорвавшись.
По пути они молчали, а Сетен часто оглядывался и смотрел, жив ли Нат, уложенный на заднем сидении. Тот, как чувствовал, всякий раз приподнимал веко и косился на хозяйского друга мутнеющим зрачком.
По приезде они хотели оставить волка в машине, но тот из последних сил выкарабкался вслед за ними, и тем пришлось взять его вместе с собой в лечебницу, уговаривая персонал пропустить их в нарушение правил. Однако медики будто были предупреждены и не возражали против присутствия зверя.
Понимая, что опоздал уже повсюду, Корэй решил остаться с сокурсником младшего сына, чтобы узнать, чем все закончится.
Сетен сидел в кресле напротив и машинально поглаживал Ната. Парень по привычке прятал свой зловещий взгляд под густой гривой светло-русых волос и, сжимая непропорционально большие челюсти, катал под скулами бугры желваков. Да уж, подумалось Корэю, мало того, что приятель сына заполучил все приметы северянина — на современном Оритане это ему жизнь отнюдь не облегчит — так еще и уродился с такой внешностью, бедолага, что при первой встрече люди с непривычки шарахаются от его жуткого взгляда исподлобья.
— Когда ты его хватился? — прикинув, сколько могло пройти времени с момента падения и каковы шансы Ала выжить, спросил советник.
— Я? — будто очнувшись, тихо переспросил Сетен. — Я даже не знал, что он сбежал со свадьбы. Там такая кутерьма была... Ненавижу свадьбы! Расскажи мне кто заранее, что это такое, так мы с Ормоной удрали бы к дикарям и жили там, где никаких свадеб не нужно... А утром меня Нат разбудил... Если бы не он... — молодой человек смолк и покачал головой, а волк только дернул ухом.
— Господин Тессетен? — появившись из-за поворота в конце коридора, спросила женщина в целительской мантии с эмблемой кулаптория на груди — кристаллом, символизирующим чистоту родниковой воды. — А, советник Корэй! Пусть о тебе думают только хорошее.
— Да будет твой "куарт" един, — отозвался тот.
— Тессетен — это вы? — она снова перевела взгляд на юношу, и тот кивнул. — Вами интересуется господин, он представился вашим отцом и желает вас увидеть, — она слегка поклонилась Корэю как старшему и ушла.
Волк снова попробовал подняться, но уже не смог, только поглядел вслед другу хозяина и снова опустил голову на лапы.
Советник Корэй поглядывал на часы. Нет, пожалуй, он не сможет досидеть тут до развязки: дела не ждут, он не может отложить ведомственные обязанности.
— Что ж, пес... пойду я... не взыщи, — сказал он Нату. — Держись, свидимся еще.
Нат вздохнул. Советник скрылся за поворотом.
* * *
Паском один за другим просматривал снимки переломов, и с каждым разом лицо целителя становилось все мрачнее, хотя экран, куда вставлялись пленки, светился с прежней яркостью.
Ассистенты собрались вокруг него в молчаливом ожидании, а позади на операционном столе лежал, безжизненно вытянувшись, юный Ал.
— Кому и что ты хотел доказать, мой мальчик? — пробормотал кулаптр.
Так же, как Тессетен и советник Корэй, он не понимал, что загнало ученика на кручу, да еще и с утра пораньше.
Ополоснув руки, Паском промокнул их салфеткой, поднесенной одним из медиков, и погрузил в тонкие резиновые перчатки. На роду ученика значилась страшная насильственная смерть, и рисковать с такой судьбой ему было глупо. Алу просто повезло, что после падения он не повредил позвоночник и отделался лишь ушибом головного мозга — сильным, но не смертельным. Однако руки и ноги он поломал сразу в нескольких местах, и заживать все это будет долго, особенно открытый перелом у локтя...
— Приступим же, — негромко велел Паском помощникам, и все подошли к столу, а кулаптр первым делом склонился над выступившим обломком кости руки. — Анестезия ...
* * *
Учитель хозяина выглянул из комнаты, откуда сильно несло какими-то резкими и отвратительными запахами. Волк уже не верил, что доживет и дождется его.
— Теперь все решит только время, — сказал Паском, присаживаясь возле вернувшегося из приемной Тессетена. — Ты не знаешь, для чего он полез туда?
— Не поверите, господин Паском — для меня самого это загадка... — судорожно сглотнув после первой фразы кулаптра, ответил Сетен. — Он ведь никогда не увлекался альпинизмом, да и в горах мы бывали только на пикничках...
— Но что-то же его сманило? Или — что хуже — кто-то... А где была ночью твоя невеста?
— Причем же тут моя невеста?
— И всё-таки?..
— Со своими гостями у себя дома. Все в соответствии с этой глупой традицией...
Паском хмыкнул и зашел с другого бока:
— Неужели Ал не поделился с тобой своими планами? По-моему, он доверяет тебе, как самому себе... Был ли кто-нибудь в его окружении, чьим мнением он дорожил и кому подчинился бы в подобной затее — забраться на гору без специальных приспособлений?
Сетен поджал губы в попытке вспомнить и, поведя плечами, отрицательно мотнул косматой головой.
— Да н-нет... пожалуй... Во всяком случае, я таких не знаю... Он всю ночь забивал мне голову своей астрофизикой, какими-то терминами, экзаменационными делами... Мне пришлось попросить его заткнуться: право, я же не доканываю его словечками из области экономики! Только я сомневаюсь, что это моя просьба повергла его в самоубийственный шок и погнала на Скалу... Может, это его от учебы переклинило, а?
Паском озабоченно вперил взгляд раскосых черных глаз в волка.
— Очень плохо...
— Что именно?
— Что Нат умирает — плохо.
— Да уж... хорошего мало...
Но Нат ощутил легкое удивление друга хозяина: как может Паском сетовать о звере, когда неизвестно, выживет ли человек? Да это и понятно: Тессетен же не знает всего, в отличие от кулаптра...
— Сейчас же поезжай домой, Сетен, — Паском поднялся с корточек и положил руки на плечи Тессетену, — и неси сюда оставшегося в живых щенка своей псицы.
— Которого?
— Оставшегося в живых, я сказал! — жестко повторил кулаптр, не любивший непонятливых и тугодумов.
Значит, Бэалиа, подружка и сестра Ната, ощенилась. При воспоминании о ней волку стало тоскливо.
— Хорошо, — кивнул Сетен. — А вы уверены, что она... уже? С утра, кажется, не собиралась...
— Уверен. Его нужно выходить во что бы то ни стало — торопись, ты можешь опоздать! Бегом!
И, когда друг хозяина покинул лечебницу, Паском наклонился к умирающему волку:
— Ну что, Натаути, вот пришел и твой час... А помнишь, атмереро*, как я привез вас сюда от северян, из Аст-Гару — твоего хозяина, тебя, твоих брата и сестрицу?.. Вспоминай, тебе сейчас это очень нужно, чтобы ничего не забыть, Нат...
_______________
* Атмереро (др.-орийск.) — душа.
* * *
Одряхлевшая от старости волчица Бэалиа тоскливо выла в зимнем саду, покинутая всеми — хозяином, его свадебными гостями, преданным Натом. Прошедшей весной волчат у нее не было. Всё пошло не так, как всегда, и Бэалиа собралась щениться ранней осенью, загадочным волчьим чутьем ведая, что это будет в последний раз. Она уже знала, что ее Нат сейчас умирает, а умирая, зовет ее к себе. Значит, и ей осталось недолго. Волкам трудно привыкнуть к жизни друг без друга.
Она легла в теплую траву возле цветника. Еще вчера всюду было лето, а с первым же днем сезона умирания в эти края пришел серый дождь и холод. Но тут, в саду, тепло сохранялось круглый год.
Бэалиа застонала, когда напряглось тугое брюхо, отдавая мучительную боль каждой частичке тела. У нее едва хватило сил облизать единственного родившегося живым — точную копию ее Ната, с такой же темной тропинкой в шерсти вдоль хребта.
Волчица дождалась хозяина. Псовый век короток. Она чуяла, что Нат испустил дух в тот же миг, как на свет появился этот слепыш, и что теперь ей тоже пора. Страха не было — хотелось только напоследок лизнуть руку Тессетена.
* * *
"Принеси в палату оставшегося в живых щенка", — эти слова Паскома не шли из памяти молодого человека.
Сетен давно позабыл и о своей свадьбе, и о необходимости сообщить Ормоне, новоиспеченной жене, что веселье откладывается, и еще много о чем. Ормона поймет, ей передадут, а остальные... неважно.
Он завернул в плащ слепого волчонка, взял лопату, вырыл яму прямо посреди лужайки, где когда-то увидел волчицу в первый раз, и, коротко простившись, закопал остывающий труп Бэалиа и заодно ее погибший приплод.
Маленький слепыш тихонько повизгивал всю дорогу к кулапторию. Паском велел выходить этого щеночка во что бы то ни стало. Откуда он знал о щенке? Пустое, — на полумысли оборвал сам себя Тессетен, — Паском знает больше, чем мы можем даже подозревать... И если ему зачем-то понадобился этот щен, значит, так тому и быть. Сетен сейчас сбегал бы даже в жерло вулкана, скажи ему кулаптр, что это поможет троюродному братишке выздороветь.
— Принес? — Паском встретил его в вестибюле кулаптория.
Вместо ответа молодой человек приподнял край плаща, и женщина за стойкой регистратора вздрогнула от неожиданности, услышав резкий писк крошечного животного.
— Да, да, это он! Иди к Алу в палату и скорее. Положишь щенка ему на грудь, понял? Вот сюда, на сердце!
— Он проснулся?
— Не знаю. Это не имеет значения. Просто сделай то, что тебе сказано.
— А где Нат?
— У тебя в свертке.
— Я про...
— Да пойдешь ли ты, куда велено?! — нахмурился кулаптр, и, не желая сердить Учителя Ала, Сетен прибавил шагу.
На лестнице он встретил нескольких младших целителей, которые тащили что-то тяжелое, уложенное в простыню, как в гамак. Молодой человек проводил их пристальным взглядом и на повороте заметил, как с края "гамака" высунулся серебристый волчий хвост. Щенок снова пискнул, будто поторапливая.
Тессетен тихонько вошел в палату.
— Узнаешь меня, Ал? — спросил он, едва раненый приятель пришел в себя.
Бледно-серый, вокруг глаз синяки, лицо вспухшее, веки запали — но Ал внимательно глядел на посетителя. Он узнал Сетена, несмотря на сильное сотрясение мозга, и слегка улыбнулся ему мертвенно-бескровными губами.
Тессетен отбросил плащ и протянул ему на ладони новорожденного волчонка:
— Братишка, это Нат. Сын твоего Ната, который только что ушел...
— Ушел? — шепотом переспросил Ал.
— Этот щенок будет твоим, когда ты выздоровеешь...
Украдкою он взглянул на повязки, стягивавшие Ала с головы до пят. Если бедняга и выздоровеет, то на всю жизнь останется калекой. За что ему, мальчишке, такое испытание? Если бы Тессетен мог, он забрал бы у брата эту напасть — ему казалось, что старшему, взрослому, будет проще справиться и пережить, чем юнцу.
А губы тем временем продолжали что-то говорить через маску-усмешку, через нарочито-отстраненный тон:
— Бэалиа только что ощенилась, просила передать...
Лицо Ала расцвело улыбкой, едва щенок завозился на его перебинтованной груди. А Сетен подсел к постели:
— Как ты, братец? Живой?
* * *
Жена — так непривычно было называть эту красивую девочку женой! — ждала его возле лечебницы, кутаясь в длинный сине-зеленый плащ с оторочкой из чернобурки. Под плащом на ней, кажется, было праздничное платье, подол которого она уже безнадежно испачкала грязью, добираясь сюда по осенней слякоти.
Ормона взглянула на слепого щенка и кривовато улыбнулась:
— Преемственность поколений?
— Не обижайся, я не успел тебя предупредить... — он еще неловко, неуверенно ткнулся губами в ее щеку.
— Жив твой друг? — не ответив ничего насчет обид, спросила девушка. Она выпростала руку из меховой муфты и ласково провела узкой ладонью по его некрасивому лицу. — Он не умрет. Поверь мне.
— Паском наказал вынянчить этого щенка, а я понятия не имею, как это делается... Обычно этим занималась сама Бэалиа...
Они медленно побрели к шоссе. Ормона спрятала слепыша в свою муфту, а Сетен обнял ее за плечи, чтобы согреть.
— Я тоже не нянчила щенков, но подозреваю, что его можно кормить молоком из пипетки.
Звереныш согласно пискнул. Наверное, он уже основательно проголодался во время долгого путешествия. Люди засмеялись.
* * *
— Никогда не прикасайся к моим волосам! — велела Ормона во время их первой же ночи вдвоем.
— А что у тебя там? — попытался пошутить Тессетен и, потянувшись к ее прическе, вполне серьезно получил по рукам.
— Это моя просьба, — мягко объяснила девушка. — Маленькая, но ультимативная. Потому что хоть ты и познакомился с моей тетей, хоть и женился после этого на мне, убить тебя я все еще могу.
Это была их старая шуточка, смысл которой понимали только они двое... ну и, пожалуй, старый Нат, чей новорожденный щенок сейчас дремал на мягкой подстилке в коробке у печи и сквозь сон, сытый, слушал голоса людей. Малыш вспоминал перипетии всех прошлых своих жизней, поскольку так уж получилось, что был он не обычным волком...
