— Неужели этот дурачок забрался сюда без снаряжения?! — никак не могла поверить она.
От них так и валил пар, а ее темные брови покрылись сединой инея.
— Представь себе.
— У-у-у! — усевшись на камень и сложив руки рупором, крикнула вниз Ормона. — Там елки как игрушечные! Вот бы полететь — вон туда, к бухте! Смотри!
— Ох, не надо! — хмуро отмахнулся Сетен, которому тошно было и думать об этой высоте, а еще хуже — представить, что она и в самом деле куда-то там летит.
— Дохляк!
— Отдохнули? — окликнули их.
И связка продолжила путь.
Прибор, закрепленный на почти плоской вершине скалы... работал. В нем покачивался какой-то серебристый рычажок, похожий на метроном, а внизу что-то гудело.
Сетен раскрыл запись и проделал все, что велел ему Ал, не задумываясь, что для чего нужно. Он знал только, что это необходимо для активизации приемников в городе: отсюда на них будет идти сигнал о сейсмической активности.
— Всё, — сказал он.
Ормона была разочарована. Она тащила сюда камеру и кучу съемных кристаллов, чтобы запечатлеть великолепную панораму Эйсетти и окрестностей, а ее уже торопили вниз...
Дома они грелись у камина, завернувшись в плед и глотая горячий травяной отвар. Повзрослевший Нат вдруг выкарабкался из-под ног Ормоны и потрусил к дверям: он почуял приближение гостя.
Волчонок не ошибся: к ним нагрянул с визитом сам Паском.
— Сиди, сиди, ничего не нужно, отдохни! — сказал кулаптр Ормоне, которая уже хотела встать с ковра ему навстречу. — Как все прошло?
Хозяева дома наперебой рассказали ему о недавнем приключении. Оба были оживлены и радостны, а на лицах еще алел румянец от мороза, глаза — темные и ярко-голубые — сияли, и древний целитель невольно любовался ими, счастливыми, не замечая — по своей привычке — некрасивости Тессетена.
— Превосходно, вы молодцы. Сумасшедшие, но молодцы, — Паском взглянул на Ормону, и Сетену показалось, что взгляд этот был немного озабоченным и странным: целитель то смотрел на нее, то что-то выискивал в воздухе у нее над головой и плечом: — Как ты, красавица?
Она развела руками, показывая, что иначе, чем отлично, быть и не может. Ормона и в самом деле была ослепительно хороша и женственна в последнее время. Иногда Сетен боялся вспугнуть прекрасный сон — ведь этого не могло происходить с ним на самом деле, столько чуда не дается в одни руки!
Паском не спешил и расслабленно уселся на ковре напротив ребят.
— Ну, спрашивайте, что хотели, спрашивайте, — добродушно улыбнувшись, дозволил кулаптр.
Видимо, это была награда за хорошо выполненную службу. Но Сетен был рад и малости.
— Объясните мне, почему вы тогда так настаивали, чтобы я принес волчонка в лечебницу? — Тессетен уютно обнял жену, закутываясь вместе с нею в теплую накидку, и Ормона тоже села поудобнее, опираясь на него спиной.
— О, это длинная и запутанная история, — Паском покачал головой. — И очень старая. Во всяком случае, старая для вашего понимания... Ну что ж, слушайте. Я поехал тогда в Аринору: стало известно, что в столице северян вот-вот должен родиться мальчик, в котором поселился "куарт" Ала и которого необходимо было привезти на Оритан...
Глава третья, где в качестве предыстории всех описанных ранее событий Паском вспоминает таинственные подробности рождения Ала
Зима. Аринора. За шестнадцать лет до падения Ала со Скалы Отчаянных
Молодой северянин у выхода из орэ-вокзала молча проверил документы целителя и указал крыло сектора, куда нужно было пройти для отправки в Аст-Гару, столицу страны.
Паском огляделся. Как давно он здесь не был! Столько светловолосых, белокожих людей и как мало женщин! Да, на Ариноре остались, по большей части, лишь ортодоксы. Половина, если не более, северян переселилась на Юг, в города Оритана, и произошло это в результате катаклизма. После падения расплавленных камней с небес прошло всего чуть больше четырехсот лет, сменив несколько поколений — а люди уже совсем иные... Дело идет к войне, но здравый рассудок древних "куарт" — личностей, сохраняющих себя после смерти в новом воплощении, — пока одерживает верх.
Как всё это шатко, о, Природа! Так же и человек: с виду бывает силен, словно тур, и живуч, а наколол занозой палец, пошло заражение — и вот нет человека...
— С какой целью вы к нам, господин советник? — с холодной приветливостью уточнил администратор у стойки регистрации.
— По предписанию Объединенного Ведомства, — не менее любезно и ничуть не теплее отозвался целитель, забирая карточку и опуская на панель для досмотра свой саквояж.
На самом деле у кулаптра Паскома была своя, очень определенная цель в Аст-Гару. Но не будет же он посвящать в нее посторонних!
Он уже очень долго не покидал родину, однако сейчас ситуация сложилась так, что его присутствие потребовалось здесь, у враждебно настроенных северян. Его последний, тринадцатый, ученик не успел "взойти" в День Великого Раскола — так называли день катаклизма, перевернувшего мир.
Ал... Самый близкий, самый лучший ученик. Его судьба оказалась очень тяжелой. Падший Ал... Падшими становились те, кем тысячелетиями гордились Оритан и Аринора, тысячи славных "куарт", но больнее всего Паскому было терять любимого ученика, да еще и всего в шаге от того, чтобы Взойти...
С тех пор кулаптру приходилось длить и длить свое земное существование...
— У вас есть разрешение на провоз в нашу страну колюще-режущих предметов? — нарочно усиливая диалектную раскатистость звуков (в аринорском наречии они звучали грубее и резче, нежели у южан), уточнил администратор.
— Если вы имеете в виду шприцы и скальпель, — усмехнулся Паском, — то разрешение находится в моем удостоверении личности.
Северянин непонимающе двинул бесцветной бровью и пошире открыл кроличьи глазки с невидимыми ресницами:
— Где именно, господин советник?
Кулаптр провел пальцем по графе, где указывалась специальность. Совершенно понятно, что аринорцу просто очень хочется найти какую-нибудь зацепку, чтобы потрепать нервы "политическому врагу".
— Я узнаю у начальства. Стойте, пожалуйста, за вот этой чертой!
И, подхватив карточку, администратор куда-то удалился. Паском взглянул на часы. Так-так, пожалуй, схватки у нее, у будущей матери нового воплощения Ала, уже начались...
Вся беда в том, что таков закон Природы: "взошедший" учитель ответственен за каждого из тринадцати своих последователей. Те, в свою очередь, в ответе за каждого из своих будущих учеников. И так — до бесконечности. Учитель и ученики — единое целое. Это больше, чем привязанность, взаимозависимость, дружба, любовь. Это данность. Это судьба. На Оритане и на Ариноре с древних времен говорили: "Человек волен в выборе всего, кроме своего "куарт", учеников и родителей".
И все-таки этот ученик был Паскому чуть ближе, чуть любимее тех двенадцати, которым удалось "взойти" еще четыреста лет назад, накануне катаклизма. Возможно, любимее оттого, что он сильнее похож на самого Паскома, нежели те, другие...
— Вы можете пройти, — прервал его раздумья вернувшийся администратор и был неприятно изумлен спокойствием южанина, который, по его расчетам, должен был все это время грызть костяшки на кулаках и метать громы и молнии с обещаниями жалоб во все инстанции. — Добро пожаловать в Аринору!
— Благодарю вас, — улыбнулся кулаптр. — Вы сегодня отлично выглядите, господин... — Он прочел его имя на значке, прикрепленном к отвороту камзола. — Господин Аррау-Турель. Да будет "куарт" ваш един!
Тому ничего не оставалось, как вежливо поклониться. Доброе слово и северянину приятно.
Паском ехал в большой просторной машине, в точности такой же, какие перевозили пассажиров на Оритане, смотрел в окно на сумрачные поля, покоящиеся под белоснежными крыльями зимы, и думал о неотвратимости войны. А она будет. Причем — уже на веку этого воплощения ученика.
Если бы можно было пройти чужую дорогу самому — со своими знаниями, со своими умениями! Ирония в том, что "туда" уже не вернешься. Пока ты чего-то хочешь, пока ты горишь и алчешь, ты не получишь этого. А посему — как заменить горящего и алчущего, который еще не готов? Ему даже и помогать нельзя... Лишь направлять, отслеживая событийную путаницу, выверяя возможные дороги и подталкивая к нужной тропинке — не рукой, не волею своей, но его, ученика, собственной энергией.
— Господа, с прибытием в столицу нашей страны! Просьба не забывать ваши вещи! И да продлятся дни нашего правителя!
Сонные пассажиры ответили нестройным хором и стали покидать салон, зябко сжимаясь на ледяном ветру.
"Куарт" был уже рядом. Он звал Паскома, как звал всегда. И не было теснее той связи.
Крупными хлопьями валил снег, усиливался ветер. Ночью будет вьюга...
Аст-Гару и в теплое время года не был самым красивым городом Земли. Нет, Паском оценивал его вовсе не с патриотическим чувством превосходства. Он давно уже видел этот мир совсем иначе. Но так получилось, что столица Оритана, Эйсетти, была красивее всех нынешних городов. В том числе — столицы Северной Ариноры...
Паском чувствовал направление, но все же дорогу к аст-гарской лечебнице ему пришлось узнать у припозднившегося прохожего. Тот оказался человеком лояльным, даже, насколько успел разглядеть целитель, наполовину южанином, и показал ему путь.
— Я по предписанию Объединенного Ведомства, — коротко повторил Паском при входе в кулапторий, на ходу снимая и перебрасывая через руку свой широкий черный плащ-накидку.
Теперь его уже никто не остановит. Она здесь, и зов Ала, тринадцатого ученика, совсем близко. Но кулаптр понимал, что это будет совсем не та женщина, у воплощений которой из жизни в жизнь рождались воплощения "куарт" Ала. Он теперь знал имя той, что вот-вот должна была стать матерью Ала ныне, однако не имел ни малейшего представления, как она выглядит. Все перепуталось за эти четыреста с небольшим лет... Все изменилось...
— Постойте, господин кулаптр! Подождите! — раскатисто окликнули его сзади.
Паскому не хотелось слишком долго объясняться с низшим персоналом, но ведь и младшие кулаптры имели свои амбиции и национальные предрассудки. Сейчас Объединенное Ведомство было чем-то вроде фикции. Департамент, номинально существующий, но мало кого способный напугать громким названием...
— Вы с Оритана? — тут же вопросил молодой целитель, дежурящий в холле и наконец его догнавший.
Целитель остановился, плавно развернулся на каблуках, нарочно окинул юношу взглядом с головы до пят, хотя и без того знал о нем уже все. Молодого кулаптра это смутило, и он слегка подался назад, чтобы сесть на место.
Паском улыбнулся. В раскосых черных глазах мелькнула хитринка, но обманчива была та хитринка, обманчиво было приветливое выражение.
— Неужели не видно? — поинтересовался он в результате долгой паузы.
Северянин сильно смутился. Все-таки, законы этики предусматривали хотя бы внешнее проявление гостеприимства, а он успел показать себя перед приезжим излишне резким. А южанин — о, Природа! — был такой силы и такого возраста, что молодому человеку даже и в грезах привидеться не могло.
— Простите, но... ваше имя, место проживания и, если можно, звание в иерархии Ведомства... Для отметки. Так принято... — забормотал юноша. — У нас... здесь...
— Духовный советник, кулаптр Паском. Эйсетти, Оритан. А теперь — тоже если вас не затруднит — сообщите обо мне вашему начальству. Как, кстати, зовут ответственного?
— Кулаптр Тэс-Нител.
— Кулаптр Тэс-Нител... — повторил Паском и, снова развернувшись, направился к движущемуся наверх спиральному эскалатору.
У аринорцев все настолько автоматизировано, что, как шутили остряки на Оритане, даже самостоятельно сходить в уборную им не удается, за них все делают умные механизмы.
Юноша-северянин проводил его растерянным взглядом, а затем связался с главным начальником кулаптория.
Тэс-Нител был ужасно раздосадован. И не стал скрывать этого перед незваным гостем:
— Что у вас?!
Паском протянул ему приготовленную для этого бумагу.
В кабинете Тэс-Нитела было тихо и хорошо. На стенах переливались громадные панно с изображением пейзажей Ариноры. Комнату, как водится, разделяла стеклянная "радуга": в одной части — рабочее место, в другой — место для отдыха. Там стоял низенький столик, а из стенной панели в любой момент можно было трансформировать небольшой диван.
Целитель-северянин носил длинные волосы, но, несмотря на то, что они были густыми и ухоженными, к его полноте такая прическа не шла.
Паском спокойно ждал, когда Тэс-Нител ознакомится с содержанием документа. Все-таки, плохо ли, хорошо ли, но Объединенное Ведомство еще заботится о гражданах обоих континентов и позволяет себе вмешиваться в дела государственных учреждений. Особенно когда речь идет о столь древних "куарт".
— Вы присаживайтесь, господин Паском...
— Благодарю, но некогда. Где я могу отыскать госпожу Туну-Мин?
Северянин, чуть смягчившись после прочтения, отложил свиток, подошел к пустой раме, что висела в нише прямо за его спиной, и нажал какую-то кнопку.
На прозрачной пленке высветилась схема помещения. Тэс-Нител проделал еще какие-то манипуляции, и одна из комнат высветилась ярко-синим полукругом:
— Это здесь, господин Паском. Четвертый этаж, второй сектор.
Отыскав нужное помещение, Паском увидел перед собой не очень молодую женщину. Если учесть, что северянки и ори прекрасно сохраняются до глубокой старости, то Туне-Мин было около пятидесяти.
Кулаптр, ничего не говоря, осмотрел пациентку. Судя по всему, схватки начались не так давно.
— Вашей старшей дочери двадцать три года, не так ли? — спросил он, строя свой вопрос на основании обследования.
— Двадцать два, — отозвалась женщина, недоуменно разглядывая Паскома.
Конечно, ее удивляло, что здесь хозяйничает южанин. Но злости и отторжения в ней не было: ее муж был ори, и национализмом она не страдала.
— Очень хорошо. Вы разрешитесь через два с половиной часа. Мальчика приму я.
Туна-Мин кивнула. У нее и в мыслях не появилось спросить, откуда же такая точность: уж о долгожителе Паскоме в ее народе, равно как и в народе ори не знал только младенец.
Случилось так, как сказал кулаптр.
Когда женщина увидела новорожденного сына, то тяжело вздохнула. В нем не было ничего от северянина. Типичный ори, как и его отец. Черноволосый, темноглазый младенец. Тяжело ему придется в Аст-Гару...
Паском тоже вздохнул, но про себя и по другому поводу. Ибо шесть лет назад на противоположном континенте с такими же нерадостными думами смотрела на своего сына другая мать — южанка, роскошная брюнетка, дальняя родственница Туны-Мин. Мальчик ее, получивший имя Тессетен, родился светленьким, да еще и настолько безобразным, что женщине было неприятно прикладывать его к своей груди. Да что там: временами она испытывала необъяснимый страх перед родным сыном!
Но кому, как не Паскому, было знать, что все это внешнее безобразие Сетена — не более чем иллюзия: ведь это он был акушером при рождении мальчика, его позвал такой знакомый "куарт" мятежного тринадцатого ученика, не показывавшегося на этом плане бытия уже много лет. Но увидел он тогда совсем не того Ала, какого ожидал увидеть, привыкший к неизменному облику, диктуемому душой.
