"Ты забыл условия игры? Вы нападаете только на тех, кто может ответить. Что мог противопоставить тебе этот примат, дружок?"
— Ну-у... не знаю. Улепетывал он неплохо...
"Если ты что-то занимаешь у этого мира, будь готов отдать вдвойне. Таковы правила, дружок. Тот пастух не успел удрать. Он даже попытаться не успел, как и те, что были до него — которых не нашли. Что это ты устроил?"
— А кто постановил, что истребление диких тварей — преступное деяние?
"Кодекс жизни и смерти, дружок. Нападай только на того, кто может ответить. Не уничтожай впустую — жертву посвящают, а не бросают в обрыв на прокорм падальщикам. Это плата за полученное покровительство, а не забава".
— И что будет, если я все же продолжу поступать так, как считаю нужным?
"Я буду наведываться к тебе так часто, дружок, что вскоре ты начнешь считать меня альтер-эго и заработаешь манию одержимости. Я не дам тебе спать по ночам, ты потеряешь аппетит, а потом и желание жить".
— Сгинь!
"Это не тебе решать, дружок!"
Саткрону почудилось, что в зеркале-ширме у стены промелькнул женский силуэт, и тут он проснулся.
"Добро пожаловать в реальный мир. Продолжим беседу?"
* * *
Ал отлетел на ступеньки террасы и едва не выронил меч. Сетен перегнулся через перила и хлебнул воды из кувшина на столе, а потом, легко вращая своим мечом, вернулся на позицию.
— Вставай, хорош валяться!
— Загонял ты меня! — признался Ал.
— Лениться не надо было, братишка. Тебя сейчас и Танрэй загоняет. Вставай, говорю!
— Давай передохнём, Сетен.
Между ними, направляясь к коновязи, прошла Ормона, и бросила на ходу:
— Пощади дитятку, пока у него пупок не развязался.
Ал подпрыгнул, как на пружине, под провоцирующий едкий смех приятеля. Они снова скрестили мечи, осыпая искрами траву.
— Помнишь Огангу? — снова отбрасывая Ала на много шагов и на сей раз выбивая у него оружие, спросил косматый Сетен. Глаза его разгорелись.
Тот сплюнул в траву:
— Великана из Осата, друга Учителя?
— Да. Мы туда летали с Паскомом два года назад. Так вот, даже Оганга, братишка, дерется теперь лучше тебя!
— Некогда мне было! Да и не с кем...
Тессетен сделал внушительный жест и двинул головой куда-то в сторону:
— Да что ты говоришь? А как насчет Дрэяна, которого ты грозился вызвать на Поединок? Мог бы пригласить его. Вставай!
Он протянул Алу руку.
— Ладно, будет с тебя. Переведи дух, — и уважительно вложил меч в ножны.
Они ушли на террасу. Ал плеснул вина себе и другу.
— Давно хочу спросить: а что за уродцы у вас по всему дому, Сетен?
— Это ты о кхаркхи? Ну так, приходят иногда помогать жене по хозяйству, а что?
Ал засмеялся:
— Нет, я о тех глиняных фигурках, которые встречаются на каждом шагу!
Тессетен отбросил волосы со лба и собрал их на затылке в хвост:
— С чего это ты вдруг заинтересовался?
— Да так... потешные они...
— Ты находишь?
— Ну да. Ты их с Осата привез, что ли?
— Да нет, сам, бывает, развлекаюсь на досуге.
Ал изумленно покачал головой:
— Ты изменил своему стилю?
— Ну да. Или стиль — мне. Подглядел, как делают своих болванчиков сородичи Оганги... Проклятье, как летит время!.. Это ведь было уже два года назад, а мне кажется, будто еще вчера, — Сетен отпил из бокала и потер лицо ладонью, а потом сгорбился над столом, нахохлившись, будто старый индюк, и разглядывая свои узловатые руки с сухой загорелой кожей.
Да, не щадит его время, подумалось красавцу-Алу, которого годы будто обходили стороной. Но он тут же вспомнил о своем поражении и оставшемся валяться во дворе мече-подделке. Может, лицо его время и не щадит, а насчет всего остального этот "старый индюк" еще даст фору многим...
— Будет тебе, не кручинься! — сказал Ал и, поднявшись с бокалом в руке, гаркнул во все горло: — Варо Оритан! Варо Теснауто! За праздник!
Взнуздывая гайну для поездки, Ормона задумчиво посмотрела на него и на мужа, который, судя по виду, оптимизма дальнего своего родственника не разделял, а потом, покрутив рукой вокруг головы, запрыгнула на попону.
— Что происходит с твоей женой, Сетен? — садясь, спросил Ал, когда Ормона уехала.
— А что происходит с моей женой?
— Она словно не в себе. Я и прежде никогда не понимал ее, а теперь уж и подавно теряюсь перед ее намеками-экивоками...
Тессетен небрежно отмахнулся:
— Чепуха. Избавь природа нас от понимания Ормоны... Слушай, братишка, а ведь мы могли бы возродить здесь традицию и отмечать любимые праздники ори. Тот же Теснауто. Дать волю и материалы Кронрэю с его созидателями — и пусть бы строили ради этого что-нибудь для души, грандиозное, чтобы там мог праздновать хоть весь город. Ну ладно, это я, конечно, размахнулся... Ну, допустим, на две-три сотни человек наших ресурсов хватит?
— Да хватит, конечно... Это ты неплохо придумал. А ты сам-то отчего такой последнее время? О чем думаешь?
Экономист внимательно, словно прицениваясь, стоит ли говорить, вгляделся в приятеля.
— Думаю, что вовремя ты успел удрать с Оритана, братишка...
— Почему именно я?
— Да потому что из-за твоей первой специализации тебя наверняка привлекли бы к кое-каким разработкам. И тогда бы тебе не выбраться оттуда до конца жизни. Многие твои однокашники сейчас под строжайшим надзором военного блока Ведомства...
Ал заподозрил что-то нехорошее, что все эти дни после приезда скрывали Паском и Тессетен. Он знал, догадывался о причинах их мрачности, но страшился признаться даже самому себе.
Сетен залпом осушил свой бокал и уставился ему в глаза:
— Ори планируют нанести удар распада по Ариноре.
— Когда?!
— Этого уж никто сказать не сможет... Но информация точная. Оритан готов развязать последнюю войну, выдвинул ультиматум северянам, а те, разумеется, сдавать свои позиции не будут...
— Конечно, у них ведь тоже есть ракеты...
Тессетен подошел к бортику террасы, присел на перила, не глядя на собеседника и любуясь закатом.
— Тесно нам стало на этом ветхом синем шарике, братишка. Раскол все это, раскол... Посмотри, что творится сейчас — плодятся, как под завес времен, а толку? Кто от количества стал лучше качеством? Когда это древние "куарт" аллийцев воплощались на диких территориях Убежища? У любого "куарт" всегда была привязка к Оритану или Ариноре — никак иначе. А тут... Атембизе вот — каким ветром его сюда задуло? Что он тут забыл? Не постигаю. Хаос и упадок повсюду, куда ни плюнь. И постоянная высокопарная болтовня о порядке, о великих ценностях, о былой славе. Только, знаешь, ты не рассказывай об этом никому... даже Танрэй... Не надо ей этого знать...
Ал согласно кивнул. Жене и без таких вестей было теперь несладко: у них поселились тесть с тещей, ожидая окончания строительства новых домов для очередной партии эмигрантов. Не привыкшие жить в тесноте, бок о бок со старшим поколением, ори откровенно страдали от вынужденного соседства. А тут еще госпожа Юони, обереги Природа кого-либо от общения с этой женщиной! Ал — тот являлся домой только ночевать, да и Танрэй лишний раз старалась не встречаться со своей матерью, испытывая при этом жестокие упреки совести. Характер тещи могли терпеть только тесть и Натаути — потому что оба себе на уме. А вот Алу уже давно хотелось сбежать в джунгли и поселиться отшельником.
* * *
Танрэй еще пару раз мазнула кистью в уголке рисунка. Рисовала она лучше, чем пела, и это преимущество позволило ей найти предлог, дабы проводить досуг вне дома.
— Как получается? — спросила она, оглядываясь на своего молчаливого спутника.
Немой склонил голову и слегка улыбнулся.
— Знаю, знаю, что получается ерунда, не смейся... Хочешь я научу тебя письменности, и тогда ты напишешь мне, кто ты и как твое настоящее имя?
Он снова рассмеялся и сделал отрицательный жест. В его серых глазах выплясывали искорки закатного солнца, и в такие минуты молодой женщине смутно казалось, что она в шаге от разгадки, что она давно знает, кто он такой, но почему-то забыла.
— Зря. Я могла бы, это не так сложно, как кажется. Тогда мы могли бы с тобой общаться... Да, да, мне стыдно, но я не хочу идти домой. И, если честно, я не хочу туда идти не только из-за приезда родителей, а уже давно...
Немой кивнул. Он был неведомым образом посвящен в тайны ее жизни, причем в такие, которые она хотела бы скрыть даже от самой себя.
— Мне стало проще общаться с нашим волком, чем с Алом.
Брови мужчины слегка дернулись, и он опять улыбнулся. Его улыбка была такой открытой и приветливой! Вот бы Алу уметь так же... Но увы... Ал бывает весельчаком, но будто бы всегда любуется на себя в зеркало. Его никогда не интересовало, чем живут другие люди. А Танрэй — не звезда, не туманность и даже не артишок, чтобы интересовать его. Она сама хихикнула над своим сравнением.
— А еще, кажется, им увлечена Ормона, а он ею. Но оба как-то странно... По-моему, их влечет друг к дугу не как мужчину и женщину, не любовь, а... Я даже не знаю, как сказать, не понимаю, — Танрэй вздохнула. — А вот меня он однажды приревновал. Причем к тебе. Представляешь? Я решила сначала, что это хороший знак, а потом до меня дошло, что это у него скорее из-за опасения утратить собственность...
Немой помотал головой и послал ей умоляющий взгляд.
— Считаешь, что я ошибаюсь? — (Кивок.) — Наверное, ты прав. Мужчине проще понять мужчину, женщине — женщину. А я не понимаю даже Ормону... То есть мы с нею почти примирились, как мне посоветовал Паском... Не знаю, зачем ему это нужно, но он настойчиво убеждал меня, что именно с нею мне нужно договориться. Не понимаю только, почему мне с нею, а не ей со мной. Я никогда ее не задевала...
Она сложила кисти в этюдник и огляделась в поисках где-то бегавшего Ната. Здесь, на пригорке, ей хотелось бы остаться навсегда: отсюда открывался чудесный вид на Кула-Шри, извивавшуюся в направлении залива, и все здесь напоминало летний Эйсетти до войны. Именно потому Танрэй каждый день приходила сюда после занятий, отпускала Ната побегать, а сама садилась мазать бумагу краской. Иногда к ней присоединялся и загадочный Немой, и она посвящала его в свои мысли, настолько потаенные, что сама удивлялась их существованию. Но застенчивости не было: немота собеседника странным образом влияла на Танрэй, позволяя забыть о вечном учительском самоконтроле.
— Спасибо тебе за компанию, за то, что выслушиваешь всякие глупости, которые я тут несу... А хочешь познакомиться с кулаптром? Вдруг ему удастся вернуть тебе твой голос? Ты ведь все слышишь...
Немой на прощание поклонился и стал спускаться к реке. Танрэй глядела ему вслед, борясь с давним желанием пойти за ним и разведать, куда он уходит и где живет. Но тут повсюду открытая местность, и если мужчина обернется, то Танрэй окажется в глупом положении.
И тут ей стало холодно и жутко. Страшное ощущение исходило из джунглей за спиной. Птицы смолкли.
— Нат! Ко мне! — крикнула Танрэй, чтобы звуком собственного голоса отогнать беспричинный ужас, а заодно призвать обратно Немого, если вдруг что-то случится.
На память пришли поверья кхаркхи о том, что в джунглях таится нечто, способное уничтожить этот мир, взамен которому явится на небосвод новое солнце. Танрэй думала, что речь идет о ракетных шахтах, в которых ждут своего часа смертоносные заряды, однако никаких шахт на Рэйсатру быть не могло. Дикари верили во что-то другое и представляли его в виде огромной змеи с капюшоном. Глупости, конечно, однако если ты одна и на много тысяч ликов вокруг нет ни единого разумного существа, чувствовать начинаешь совсем иначе, нежели дома в безопасности.
Немой не оправдал ее надежд: он уже успел скрыться с глаз, а страх не проходил. Земля слегка дрогнула, а где-то бесконечно далеко в горах проурчало низкое эхо. Танрэй подумала, что если вдруг на Оритане или на Ариноре начали бы войну ракетами, то, наверное, ее отголоски долетели бы даже сюда. Ал говорил, что на самом деле не будет никакого похолодания климата, что бы ни писали другие ученые, а вот радиоактивные осадки станут выпадать по всей планете.
Воображение разыгралось не на шутку, и вот уже ползущие с юга и подсвеченные закатом кучевые облака стали казаться Танрэй похожими на гигантский "гриб" от взрыва распада.
Вдалеке, в стороне джунглей, показалось светлое пятно, стало расти, приближаться. На душе сразу стало легче: этот был вдоволь нагулявшийся Нат.
Волк подбежал к хозяйке и запрыгал вокруг нее.
— Я тут уже такого наплела без тебя... — призналась Танрэй, вешая этюдник на плечо.
Облака снова стали облаками, джунгли — джунглями, а не пристанищем кобры из сказок кхаркхи.
— Ал всегда говорит, что у меня ошалелая фантазия, — со смехом продолжала она и потрепала волка по острым ушам. — И он прав. Иногда я чувствую себя так, словно уже живу в прошлом, как будто смотрю на наше время из далекого будущего и вижу его. Но не таким, какое оно на самом деле, а облагороженным флером легендарности. Пожалуй, подобным образом мы сейчас представляем себе жизнь наших предков-аллийцев...
Волк спокойно брел рядом и как будто даже вслушивался в ее болтовню.
— Веселое у меня окружение, — посетовала Танрэй. — Один не умеет чувствовать, второй — говорить, третий — вообще зверь, четвертая со свету сживет своей язвительностью, а к пятому и подступиться страшно, чтобы не попасть под горячую руку... А еще и говорить приходится на языке, который сама же и создала, и слушатели до сих пор считают улыбку оскалом, а деревья — обеденным столом...
Нат только чихнул.
Глава пятнадцатая об издержках клятвы доблести и невосполнимых потерях
Таких морозов на Оритане осенью еще не бывало! Ветки деревьев, решетки изгородей, провода коммуникаций — все причудливо топорщилось густым инеем. В пространстве, где глохли от холода любые звуки, замирало само время. Таких морозов на Оритане не бывало даже зимой!
Но изредка случалось потепление, вызывая у стариков головную боль, а то и сердечные приступы.
В одну из таких оттепелей умерла мать Тессетена, и почти вслед за нею ушел его отец. Они были счастливыми: им не суждено было увидеть, что станется с их любимым городом уже совсем скоро.
В одну из таких оттепелей, когда ничто не предвещало беды, родители Фирэ и Дрэяна увидели в окно, как к их дому бежит закутанная в меховой плащ женщина. Ее движения, суетные и тревожные, напугали хозяйку дома: та со страхом ждала вестей о младшем сыне, и любой визитер-незнакомец чудился ей гонцом смерти.
От слабости она опустилась в кресло и попросила мужа встретить гостью. Страх отпустил несчастную лишь тогда, когда она услышала пусть и тревожный, но знакомый девичий голос.
Саэти вбежала в зал и скинула с головы меховой капюшон:
— Сейчас ждут налет на столицу! Нужно как можно быстрее собраться и уйти!
— Налет?! — как-то по-детски вдруг растерялся господин Кронодан.
Тем временем его жена уже вскочила и стала спешно выбрасывать из ящиков на стол документы, деньги, какие-то ценные вещи.
