— Каэн-Тоэра, что ты? — спросил преподаватель, склоняясь над нею. — Вставай, нам нужно идти!
— Я... н-н-н... я н-не хочу... н-не хочу умирать... — захлебываясь спазмами, промычала малышка. — Г-где мама?
— Каэн-Тоэра, но это лишь учебная тревога, разве ты не знаешь?!
Однокашники подняли ее на смех:
— Поверила! Поверила!
Ее ручонки ходили ходуном. Господин Уин-Луан поднял ее, прижал к своей груди и поторопил остальных.
— Это неправда, да? — шептала она в ухо учителю, заметно успокоившись. — Это неправда?
— Неправда, Каэн-Тоэра, неправда!
Они покинули сфероид здания школы и теперь спускались куда-то вниз, по лестнице в шахте запасного выхода. Освещение здесь было тусклым, и даже смельчаки, недавно дразнившие Каэн-Тоэру, перетрусили и начали хныкать. А ей было спокойно обнимать шею Уин-Луана и знать, что все это понарошку.
Учитель вел их по длинным подземным переходам. Потом они очутились в большой, круглой и хорошо освещенной комнате с множеством дверей. Девочка увидела, что здесь уже находятся другие дети и учителя.
Поставив Каэн-Тоэру на пол, господин Уин-Луан подошел к пожилой женщине и о чем-то спросил.
Девочка протяжно, уже с облегчением вздохнула и, стирая сквозь всхлип непросохшие слезы, улыбнулась. Многие ребятишки затеяли игру, гоняясь друг за другом, однако наставники тут же призвали их к порядку.
Они пробыли здесь недолго. Чей-то голос объявил, что тревога закончена и можно возвращаться на свои места.
Вновь построив ребятишек гуськом, учителя стали выводить их из большой комнаты. Только теперь Каэн-Тоэра смогла понять, как глубоко под землей они находились. Ее ноги даже устали подниматься по ступенькам.
Еще несколько следующих дней однокашники дразнили девочку трусихой, а она и впрямь вздрагивала теперь от любого резкого звука и виновато улыбалась.
Та пожилая женщина, с которой разговаривал господин Уин-Луан в убежище, была начальницей их школы. После условной тревоги ей пришлось собрать совет. Не один Уин-Луан пожаловался, что некоторые ученики были смертельно напуганы воем сирен.
— Однако мы должны точно знать, как вести себя в случае настоящего нападения Оритана! — разводя руками, оправдывалась начальница. — Это было правительственное распоряжение. Мы были обязаны провести учение.
— Я лишь надеюсь, что это не повторится, — сказал Уин-Луан, и другие учителя-астгарцы согласно закивали.
— Кто знает... — начальница вздохнула. — Просто в следующий раз постарайтесь заранее подготовить малышей к этому испытанию...
— Это ужасно... — еле слышно пробормотала одна молоденькая учительница, зарделась и опустила голову.
* * *
Орэмашина внезапно и резко снизилась. У всех пассажиров захватило дух.
Тессетен и Паском быстро переглянулись. Этого хватило, чтобы понять друг друга, напустить беспечный вид и, пеняя на воздушные ямы, пойти в кабину Этанирэ, орэ-мастера их судна.
Под орэмашиной в облачных разрывах синел безбрежный океан, и ничто не предвещало беды. Но беда уже преследовала их по пятам...
— Мы попались, — коротко сообщил пилот. — Две боевые машины за нами, две за "Миннаро".
— Что наши спутники? — уточнил Паском.
— Тоже снизились. Но, похоже, аринорцы сейчас развернутся и опять сядут нам на хвост. Наверняка запрашивают санкции на огонь по нам...
Сетен быстро бегал взглядом по символам на приборной доске:
— Свяжись с Кула-Ори.
Этанирэ коснулся значка "тэо" — "Тэуру" — означавшего "Внимание!"
— База? База, на связи "Зэуз" и "Миннаро". Нас преследуют истребители северян. Срочно вышлите навстречу боевых.
— Вас понял! Высылаем!
Пилот снова изменил курс, и Сетен с Паскомом от очередного рывка ухватились за стены.
— Они не успеют, — мрачно сказал Этанирэ. — Мы слишком далеко от материка, грозовой фронт тоже далеко — иначе можно было бы рискнуть вписаться в тучи. Может, тогда был бы шанс...
— Н-да... — констатировал Паском.
— Пойду-ка я, успокою наше стадо.
Сетен с хмурым лицом развернулся, натянул обратно маску беззаботности и зашагал в салон, к остальным.
— Господин Тессетен, а что случилось? — растягивая звуки, манерно спросила какая-то рыжая женщина с капризным выражением лица, двумя пальчиками подергав Тессетена за рукав. — Почему мы так странно летим?
Он остановился. Это была госпожа Юони, мать Танрэй. О, да! Ему повезло: эта особа отличалась редкой взбалмошностью и истеричностью... Сейчас начнется!
Сетен спокойно пожал плечами:
— А мне откуда знать, почему мы так летим?
— Но ведь вы же возвращаетесь от орэ-мастера, господин Тессетен?
— Кто вам сказал? — он смерил ее насмешливым взглядом. — Прошу меня простить, но в той части машины находится еще одно важное заведение, кроме кабины пилота.
Она тут же залилась краской:
— Ай! Извините!
— Да будет вам! Все мы живые люди. А болтает нас, наверное, в воздушных ямах. Мы догоняем грозу, которая ушла на континент, атмосферный фронт, знаете, нестабильный, — Тессетен выдумывал всякую ахинею прямо по ходу действия, но делал это с очень серьезным, внушительным и умным видом, затылком и висками ощущая, что слушает его весь ближайший пассажирский люд. — Восходящие теплые потоки порождают турбулентность и...
— А я думал, ты экономист!
Незаметно подойдя сзади, Паском похлопал его сухой ладонью по плечу. Обмен взглядами — и стало ясно, что жить им всем, равно как и пассажирам "Миннаро", осталось считанные минуты. Остальные, ничего такого не подозревая, с облегчением засмеялись.
* * *
"Как же не хочется вставать! Только нашла удобное положение, только все успокоилось! — внутренне простонала Ормона, жалея, что заранее не принесла переговорное устройство к себе в спальню. — Ну почему так всегда?"
Понимая, что просто так ее в покое не оставят, женщина спустилась в зал.
— Атме Ормона, — послышался голос болтуна-Зейтори, как теперь она его называла за глаза, — только что с нами связались "Зэуз" и "Миннаро"...
— Какие еще Зэуз и Ми... — вытирая ладонью лицо, пробухтела Ормона, но вдруг, не успев еще присесть, вскочила на ноги и заорала: — Что там с ними?!
— Они напоролись на северян. Мы выслали подмогу, но...
Ругнувшись, женщина отшвырнула от себя аппарат.
— Что ж, без души ты все равно пропадешь, чего теперь терять... — шепнула она, уговаривая саму себя, и с удивительной для нее нежностью провела рукой по чуть проступавшему под легкой тканью животу. А в следующий миг, как была — в тонюсенькой сорочке до пят — вылетела во двор с оружием в руках.
Над Кула-Ори разразилась страшная гроза. Ветер трепал сорочку на Ормоне, а из туч срывались первые тяжелые капли небесных слез.
Остановившись, женщина коротко свистнула. Пасшийся на лугу жеребчик, не веря своему счастью, радостно прискакал на зов. Ормона только и успела, что набросить на него веревочное подобие уздечки да запрыгнуть ему на спину без попоны:
— Ну пошел!
Гайна сделала несколько прыжков вбок, выровнялась и помчала к воротам. Одним выстрелом всадница вдребезги разнесла замок, и створки распахнулись от ураганного ветра. Сжимая коленями спину скакуна, по пути в джунгли Ормона безотрывно глядела на южный горизонт со светлой полосой неба над океаном.
— Проклятые силы! — бранилась она. — Проклятые силы! Ну куда же ты дуешь?
Ветки наотмашь стегали всадницу и скакуна. Сорочка насквозь промокла и слилась с телом, почти невидимая на нем. Боли уже не было — Ормона запретила мозгу воспринимать ее.
— Где? Где? Где? — бормотала она, неистово ощупывая округу в поисках хотя бы чего-то живого.
Тут, словно ответив ей, из зарослей выломился молодой буйвол и помчал наперерез, а за ним — взъерошенный волк с окровавленным боком. Ормона узнала в нем Ната. Это он поднял теленка и пригнал ей навстречу — и она ринулась вслед за ним в погоню.
— Давай, пес! Давай!
Когда раненый Нат понял, что она уже не упустит своего, он куда-то исчез, словно наваждение.
Телок бежал недолго: несколькими выстрелами всадница завалила его и спрыгнула на землю, выхватывая из приклада своего атмоэрто спрятанный там охотничий нож.
Буйволенок забился на мокрой траве. Ормона склонилась над добычей и, не разрывая связи взглядов — он взирал на нее в безумном ужасе, вытаращив и без того громадные глаза, — прошептала:
— Взамен! Душу покровителя на жизнь ори! Взамен!
Потом она ухватила за рог тяжелую голову буйвола, запрокинула, постанывая от натуги, и резким точным движением полоснула по натянувшейся шкуре горла.
В небе грохнуло, и лес сотрясся.
— Мало?! — заверещала Ормона. — Мало? Что еще?! Я требую взамен души покровителя жизнь для ори! Я требую! Правь на юг!
Извивы молний прорезали небо. Отшвыривая от лица мокрые черные веревки волос, она зарыдала в голос:
— Правь! На! Юг!
Светлая полоса не съежилась ни на лик, и там в океан с безмятежным спокойствием ниспадали солнечные лучи — тогда как материк окутался грозовым мраком.
Вот и пришла расплата за эту дикую погоню... Опустив глаза, Ормона увидела, что по ногам ее, пропитывая истерзанную сорочку, давно уж хлещет горячая алая, ее собственная, кровь. И тогда вернулась боль. Мертвые глаза буйвола с ужасом смотрели в лицо убийцы, наблюдая ее страдания.
Спазм сбил дыхание, подвел сердце под самое горло, сжал внутренности. Ормона упала в грязь на колени, судорожно вцепилась руками в спутанную траву. Один, второй, третий — стихло, отпустило. Так знакомо! Так часто, что это уже почти можно предсказать по мгновениям. Но всегда так мучительно и страшно!
— Плоть... — срывающимся голосом заскулила она, едва дыша, — от п-плоти... К-кровь... а-а-а! От крови! Ос-ставь, оставь жизнь тому, у кого та ж-же кровь! Правь на юг! Плоть... о-о-от пло...ти... Кровь от... к-крови! Пока живу, пока дышу — прошу за него!
И заколотилась в беззвучном крике, будто ее саму выворачивало из собственного тела.
* * *
Пилоты аринорских истребителей не видели такого ни разу в жизни. Полоса черных туч на северном горизонте вдруг перекрутилась смерчем, развернулась и пошла обратно в океан. А в это время года здесь не бывает и не может быть ветра, который дул бы с континента!
Один из северян, пилот-астгарец, изумленно уставился на панель управления. Навигационные приборы будто сошли с ума, показывая что угодно, только не координаты цели.
— У вас так же? — крикнул он в переговорник.
— Так же! — отозвались из второй, соседней орэмашины, видимой сбоку.
— Ну их к зимам и вьюгам! — подключились из третьей, невидимой, — мы уже второй раз стреляем и второй раз мимо!
— Только пустой расход боеприпасов! — завершили в четвертой. — Пора отходить, пока не отказало все остальное: сюда гроза идет!
Истребители плавно развернулись и помчали в разные стороны — на запад и восток.
* * *
Ливень гнал грязь по дорогам. Сливаясь в бурные потоки, ручьи превращались в реки. Гайна, точно неуклюжая баржа, пробиралась к дому, осторожно везя на себе полуживую хозяйку.
Едва они миновали раскуроченные ворота, Ормона стекла со спины жеребца. Двор обратился в клокочущий залив, и по желтоватой грязи женщина поползла в дом.
Прошло полчаса. Гроза стала стихать, сменив гнев на милость, а ливень на дождь.
Ормона вышла из ванной, разрумянившаяся от горячей воды и лекарств, что вернули ей силы. Сминая в руках бурый комок — клочья собственной сорочки, напоминание о том, что все случившееся не было кошмарным сном, — женщина по дороге к выходу из дома залпом, поморщившись, выпила еще какую-то микстуру и стакан очень горького отвара. Напоминание нужно было как можно скорее уничтожить и постараться забыть обо всем, что произошло там, в джунглях.
Когда все было кончено, Ормона, одеваясь, включила переговорник. Зрачки ее были неестественно расширены, но мозг оставался ясным.
— Вы послали встречающих, Зейтори?
Застежки проклятого корсета выскакивали из вялых от слабости пальцев — а может, за четыре луны она попросту отвыкла от него...
— Конечно! Двадцать машин. Через час уже будут на месте, атме Ормона! Нашим орэмашинам просто чудом удалось оторваться! Чудом!
— Верю, — улыбнулась она с таким чувством, будто орэ-мастер ее поздравил.
Корсет наконец-то подчинился ее воле, охватив истерзанное тело крепкими тисками.
* * *
Огромный, ростом с Тессетена, старый волк поднялся на задние лапы, возложив передние на плечи хозяйского приятеля. Человек и зверь посмотрели друг другу в глаза.
— Ты все понял, все понял, Натаути! — тихо проговорил Тессетен, потрепав мокрую шкуру волка. — Что за кровь у тебя?
Экономист раздвинул пальцами густую шерсть. На ребрах пса виднелась глубокая свежая рана. Сначала мужчина решил, что бойкий старичок схватился в джунглях с какой-нибудь особенно зловредной зверюшкой, но, приглядевшись, распознал след от прошедшей вскользь пули.
К базе, искусно спрятанной у подножья великих гор, подъезжали встречающие машины.
Когда всех привезли в Кула-Ори, дождь совсем закончился, но наступила ночь — а ночи здесь были на редкость темными. Несмотря на это, горожане высыпали на главную площадь и, в одной из машин при свете фонарей разглядев Паскома, разразились овациями: все уже были оповещены о неудавшемся нападении северян и считали, что бывший духовный советник отвел беду. Тот лишь покачал головой.
Танрэй кинулась на шею отцу и матери, Ал сдержанно приветствовал своих родителей — и так почти каждый эмигрант узнавал среди вновь прибывших своих родственников или друзей из Эйсетти.
— Ну что, словили приключений на задницу? — надменно спросила великолепная Ормона, безупречно одетая, причесанная и накрашенная, словно бы на высочайшую церемонию.
— Рад тебя видеть, родная, — сказал Тессетен, сжимая в ладонях ее тонкие и отчего-то холодные, как лед, кисти.
— Да что ты? Рад? А я уж подумала, ты решил затесаться в ряды защитников отечества и остаться там навсегда.
Он был настроен миролюбиво, до сих пор еще не в силах поверить, что они остались в живых:
— Будет тебе язвить. Мы не могли раньше.
— В следующий раз планируйте вылазку посолиднее — на год, на два.
— Понимаю, — Сетен усмехнулся. — Вас с Алом тут совсем замучили "челобитными". Они это могут...
— О, да! В свете всего остального это была для меня самая большая проблема.
Ормона отвесила ехидный взгляд в сторону радостной Танрэй, и только после этого Тессетену бросилось в глаза то, как похорошела за прошедшие два месяца "сестренка".
— Твоих рук дело? — шепнул он, наклоняясь к жене.
Она не дозволила себя поцеловать:
— Вот еще! И почему это сразу — рук?!
— Твоих-твоих! Только ты знаешь, как делается такое! Да, кстати! Я пообещал своей матери передать тебе просьбу. Не подумай, что у меня в дороге случилось разжижение мозгов — я и правда пообещал ей, что передам, а ты уж решай сама, что это значит — или же не значит ничего.
Ормона вопросительно и нетерпеливо взглянула на него огромными в темноте глазами.