— Какой я тебе... Да и хрен с тобой, — Сетен передумал и махнул рукой. — Ты только вон туда иди пока. Вон к той установке! Не надо тут мешаться.
Дикарь радостно кивнул, широко заулыбался и кинулся в указанном направлении, крича, что атме Тессетен поручил ему помогать правофланговым. Афелеана снова ничего не сказала, присела возле стены, готовясь управлять "кадавром".
— Где Нат?! — вдруг опомнился Паском, отыскивая взглядом стоявших внизу, у насыпи, Ала и Тиамарто: те о чем-то переговаривались и, кажется, спорили. — Где Нат, Сетен?
— Не смешно, Учитель.
— Сетен, это...
— Спросите лучше у Ала.
Тессетен вспомнил, что все эти дни Учитель натаскивал "братишку" навыку отъема души. Но, видимо, все те мозговые клетки, которые у нормальных людей заняты аккумуляцией необходимой энергии, у Ала во что-то мутировали и занялись чем угодно, только не своими прямыми обязанностями. Оттого он такой умник и такая дубина. Словом, и Сетен, и кулаптры, и Афелеана очень сильно сомневались, что у тринадцатого ученика Паскома что-то получится, приключись что-то с Натом, а сам Паском решил, что лучше будет обезопасить волка. Теперь-то для Тессетена отнюдь не было секретом, почему двадцать лет назад древний кулаптр так настойчиво требовал у него принести в кулапторий Алу новорожденного волчонка и отчего при падении хозяина со Скалы Отчаянных погиб старый Нат. И не было это секретом для Помнящей и целителей. Теперь-то Сетен знал все. Как сказал ему тот голос в далеком-далеком сне, "в день, когда узнаешь истину, страшной смертью умрешь". Однако экономист пережил и это.
— Ал! Где Нат, Ал? — повышая голос, повторил Паском.
— Под присмотром, Учитель! С ним Танрэй и ее мать, они все заперлись в доме.
— Хорошо, — успокоился кулаптр.
Сетен выглянул с краю бойницы и приложил к глазам подзорную трубу. Бесконечная долина предгорий Виэлоро резко сократилась в своей протяженности, в окуляр теперь стало видно кромку джунглей на горизонте и кружившие над зарослями две точки — винтовые орэмашины. Если верить профессионалам, то есть орэ-мастеру Зейтори, это последние летательные аппараты Кула-Ори, которые поднялись в воздух: топливо было на исходе, и пополнить его было нечем. Вероятно даже, что для второго "винта" пилоты Саткрона опустошили баки в машине гостей из Тепманоры.
Вдруг под ногами все подпрыгнуло, и в первый миг Тессетену померещилось, что артиллерия противника уже дала по ним первый залп, а он почему-то прозевал начало сражения. Но экономист тут же и опомнился. Это начиналось очередное землетрясение.
И тогда от кромки леса отделилась темная масса, держа направление в сторону Нового города. Тессетен снова приложил к глазам оптику.
Впереди ползла бронетехника, за ней — верховые на гайнах и слонах и в последнюю очередь — пехота. Значит, решили подобраться поближе... Сетен покачал головой. Дрэян рассказывал едва ли не о каждом командире гвардии Кула-Ори, и о тактических навыках Саткрона он всегда отзывался с пренебрежением. Теперь Тессетен смог убедиться в этом воочию. Конечно — это ведь не в засаде отсиживаться, охотясь на безоружных пастухов кхаркхи, тут пришлось думать, а думать нечем: попона, видно, жесткая, все мыслительное устройство отбила начисто, пока они скакали через джунгли... И все же рассчитывать на победу было очень рано. Кроме придурковатого габ-шостера, там были и другие гвардейцы, опытнее и талантливее.
Менталы быстро, по команде подняли диппов. Паском, Фирэ и Тиамарто взяли под контроль сознание горных кошек. Сетен должен был остаться координировать действия второго уровня, как вдруг, проследив за спуском диппендеоре к откидному мосту через ров, заметил юркнувшего у них под ногами волка. Спина покрылась ледяным потом, сердце кольнуло полыхающей спицей.
— Проклятые силы! — сквозь стиснутые зубы прошипел экономист. — Даже этого она не смогла!..
* * *
Танрэй почуяла неладное еще тогда, когда закрыла двери за уходящими мужем и кулаптром Тиамарто. Спазматическая боль, что приходила и пропадала периодически, на протяжении последних пяти или шести дней, вдруг изменила свой характер.
Женщина старалась никому не жаловаться, чтобы не отвлекать от важных дел, да и понимала, что в ее состоянии это неизбежно. Рано или поздно случится то, чего она боялась сильнее всего на свете, и вот, кажется, этот день наступил. Сердце зашлось и замерло.
Нат упорно скреб когтями дверь. Переведя наконец дыхание, Танрэй окликнула пса:
— Иди ко мне!
Он послушался.
— Я ведь была тебе неплохой хозяйкой, да? — прошептала она, запуская пальцы в густую шерсть и перебирая в уме, сколько всего не успела сделать и, если сейчас все оборвется, то уже и не успеет.
Не успела, например, поговорить с Сетеном и сказать, что не хотела, никогда не хотела смерти его жене. Ал был прав: ей не стоило лезть во все это. Теперь-то Танрэй поняла, что поступила тогда столь странным образом только из-за потрясения. Ужас перед содеянным Ормоной застил ей глаза и разум. Она рисковала жизнью Коорэ, она даже забыла о нем в приливе гнева. А теперь, одной ногой там, где теряют смысл все земные дрязги, Танрэй вдруг поняла, что не вмешайся в их ссору волк и мужчины, они с женой Сетена, может быть, просто оттаскали бы друг друга за волосы, с упоением и совершенно по-бабски, а потом поговорили — и на том бы все кончилось. Где-то глубоко в душе Танрэй испытывала к Ормоне удивительную для их отношений симпатию. Может быть, благодаря этому она все время прощала той дерзкие выходки, нападки, издевки и никогда не держала на нее зла? В последнее время ей стало казаться, что она теперь все лучше понимает Ормону с этим ее исступленным желанием держать под контролем все, что могла и даже что не могла. Ей снились глаза жены Тессетена, когда та увидела ее в лечебнице после страшной ночи Теснауто, что навсегда искалечила экономиста. В них, в этих глазах, была боль умирающего от раны зверя, отчаяние странника посреди пустыни, недоумение голодного ребенка, у которого отобрали последнюю пищу. Тогда Танрэй не поняла ее, но, кажется, нынче всё изменилось.
"Да неужели? Ты — и поняла меня? Не смеши, лучше докажи, чего ты стоишь, сестренка! Чего стоишь ты сама, без нянек и прислуги!"
— Я не хочу всего этого, — шепнула Танрэй волку. — Мне страшно!
"Всем страшно", — задумчиво проговорил второй хранитель — тот, что внутри зверя, — но волк на свою беду рожден был немым.
Да, всем страшно — и ей, и тем, кто ушел сейчас умирать на городские стены, и Нату, который заперт и не сможет им помочь. У каждого свои обязанности в этой жизни. И страшно — всем.
— Мама! Вы здесь?
Госпожа Юони с недовольным видом вышла из своей комнатушки, и лицо ее при виде дочери вытянулось.
— Что? — шепнула она, расширяя глаза. — Началось?
— Д-да! — простонала Танрэй, сгибаясь от боли и охватывая обеими руками твердый, будто камень, живот. — Помогите мне, мама! Говорите, что мне делать, я ведь ничего не знаю!
— А я разве знаю?! — перепугалась мать. — Я же не акушер!
Она суетилась, а Нат тихонько присел у двери в ожидании. Вскоре его надежды оправдались: покинув стонущую дочь, госпожа Юони бросилась за подмогой, позабыв о том, что даже ассистенты кулаптров сейчас на стенах и в городе нет никого, кто что-либо смыслил бы в целительстве. Нат просочился вместе с нею на улицу и был таков.
— Мама! Останьтесь со мной! — кричала Танрэй, извиваясь на постели и кусая губы. — Я боюсь оставаться одна!
Земля заплясала, и по горам вдали прокатилось гулкое эхо обвалов, порожденных небывалой даже в этих краях тряской. Госпожа Юони так и не вернулась на зов дочери.
* * *
Войско Саткрона ломилось сквозь джунгли. Пехоту составляли в основном воинственные дикари и младшие гвардейцы. Остальные пользовались техникой или ездовыми животными. В ожидании приказов снизу над ними, словно два коршуна, кружили орэмашины.
Внезапно впереди раздались взрывы. За изломанными стволами деревьев показался дым, а потом и огонь: горела бронетехника авангарда, опрокинувшаяся в замаскированные ямы. Значит, горожане догадались о намерениях Саткрона, и сюрприза не получилось! Он зло выругался и зашвырнул недопитую бутылку в кусты. Будто в ответ на проклятья земля закачалась, захрапели гайны и затрубили напуганные слоны, стараясь удержаться на ногах.
Чуть не протрезвев, Саткрон приложил к глазам трубу и восхищенно вскричал:
— Ты только посмотри, что делается!
С далеких гор, вздрагивавших островерхими макушками, медленно сползали шапки снега. Виэлоро исходил лавинами, и это завораживало так, что на несколько минут Саткрон напрочь забыл о гибели авангарда и только смотрел на величественное зрелище.
Ему казалось, что с их силами будет раз плюнуть справиться с маленькой горсткой гвардейцев-перебежчиков и завладеть несколькими тысячами гражданских жителей, которые не посмеют, да и не смогут оказать сопротивление.
Перебравшись через тех, кто бесславно погиб в ловушках противника, армия покатилась дальше на север. Впереди расстилалась долина, поросшая невысокой травой. Саткрон отправил вперед разведчиков-пехотинцев, которые должны были проверять, нет ли новых подарков от врага, а за ними погнал воинов кхаркхи. Те с улюлюканьем и копьями наперевес безрассудно обогнали разведчиков и ринулись к далеким белым стенам.
— Ну, во всяком случае, там все чисто, — пожал плечами Саткрон и махнул рукой пехотинцам, веля им забрать вправо.
Бронированные машины заняли позиции и выпустили из своих башен длинные орудийные стволы. Даже при точном попадании в эти устройства вражеского снаряда орудия должны были уцелеть, но единственным уязвимым местом был участок между днищем и колесами. Этим-то и воспользовались устроители ловушек, монтируя взрывчатку на дне глубоко вырытых и хорошо замаскированных ям.
Послышались первые приказы командиров артиллерии, а "винты" плавно развернулись в сторону города.
* * *
Нат вскочил на пригорок и потянул носом воздух. Что ж, полдела сделано: он обхитрил мать Танрэй и сбежал из дома, затем сумел незамеченным юркнуть в ворота. Теперь главное — добраться до Саткрона. Судьба неслучайно сталкивала их друг с другом на протяжении всего Пути. Что за "куарт" поселился в этом злобном мальчишке?
Немой, заключенный в тело волка, уже давно и очень тщательно перебирал имена, вспоминал лица людей, когда-либо встречавшихся Алу в прошлых воплощениях. Нет, нет, не было таких лютых врагов у Ала, как Саткрон. Ал рождался созидателем, он приходил, чтобы сделать этот мир лучше — и делал. И люди были ему за это благодарны. Может быть Ал, ныне — хозяин собственной атмереро — прав, материалистически утверждая: "Не во всем надо докапываться до сути, потому что этой сути там может и не быть в помине, а вместо нее правит госпожа Случайность". И то верно: кто же, как не она, миллионы лет назад позволила отделиться от общего облака сначала одному астероиду, потом, чуть погодя — другому? Кто, как не она, задала им такую траекторию полета, что спустя немыслимое количество лет, покорив космическую бездну, эти астероиды убили одну планету и покалечили вторую? И чем, в сущности, отличается от этих молчаливых исполнителей туповатый и беспринципный человечишко-националист, повстречавшийся в жизни Алу? Да ничем...
Но Нат точно знал, что именно ему надо остановить Саткрона. Это связано с миром За Вратами, с чудовищами, вырвавшимися оттуда по вине всего лишь одного, кто засомневался. По вине сердца и души. Не единственной.
Плохонькое зрение не позволяло видеть далеко, да еще и серую массу на сером фоне. Зато верное чутье поведало волку все, что творилось сейчас в долине.
Мимо с топотом бежала толпа диппов, а к нему ринулись три кошки Фирэ. Диппендеоре грохотали навстречу улюлюкающим дикарям, а в кошках, ныне его не боящихся, Нат различил присутствие человеческого сознания и даже смог узнать Паскома, Тиамарто и Фирэ. Кулаптры пользовались телами зверей точно так же, как менталы — телами полуроботов.
Обгоняя диппов, волк бросился на ораву дикарей.
Почва сотрясалась, и тяжелые тучи стелились над самой землей...
* * *
Сетен оглядел собственную громадную руку. Тело слушалось, а вот мозги — ни в какую.
— Откройте атме Тессетену!— крикнули из-за его спины, и караульные гвардейцы снова опустили ворота.
Тяжеленные, окованные сталью, те легли верхней частью на другом берегу рва, превратившись в мост. По нему-то и понесся диппендеоре экономиста. Наверху сквозь канонаду слышались отрывистые приказы командиров-артиллеристов, однако Тессетен плохо понимал смысл человеческих слов. Где-то там, далеко, в галерее на стене, осталось его тело, погруженное в фальшивый сон, увечное, едва способное ходить. А тут и руки-ноги целы, и силы хоть отбавляй. Жаль, ума нисколько нет, а то бы — хоть и не вылезай обратно!
Он побежал вслед за остальными диппами, размахивая электропалицей. Мало того, что стальная дубина щетинилась острыми шипами, она еще и била противника сильным разрядом тока. Будь на месте кхаркхи любое другое племя, один только вид любого полуробота обратил бы дикарей в бегство. Но эти антропоиды уже очень хорошо знали, что высоченные чудовища уязвимы так же, как сыновья неба, просто бить надо посильней.
Сетен врубился в самую гущу битвы и, пробиваясь в поисках волка, принялся орудовать палицей направо и налево. Только и слышалось, что треск разрядов да вопли разлетавшихся во все стороны кхаркхи.
— Нат! — булькнул экономист, собрав волю в кулак и вспомнив навык речи, развить который у диппа ему так и не удалось из-за вечной нехватки времени.
Волк даже не услышал или сделал вид, что не услышал, отчаянно уворачиваясь от ударов острых наконечников.
Одна из орэмашин вдруг завертелась в воздухе, неловко загребла вбок, отлетела к позициям саткроновской артиллерии и рухнула на головы и орудия. Черная копоть взвилась в алые небеса и тут же развеялась, подхваченная усилившимся ветром, который гнал с севера страшные бурые облака.
Одна из рыжих бестий не отходила от волка, бросаясь ему на помощь всякий раз, как тот был на волосок от смерти. Но вот и она промахнулась, не смогла уйти из-под удара и заверещала, пригвожденная к земле.
Только-только успел дипп Тессетена добраться до Ната, когда прямо у него на глазах волка сшибли с ног и, перебрасывая бьющееся в конвульсиях тело с копья на копье, отшвырнули в сторону города.
В приливе необузданной ярости полуробот поотрывал головы всем, кто участвовал в этом убийстве, однако волка было уже не спасти. Старый зверь умирал тяжело и страшно, и все же до последнего, в предсмертной тоске он следил за боем туманящимися глазами.
В тело диппа со всех сторон воткнулось множество смертоносных копий. Многие, пробив его насквозь, выходили наружу окровавленными наконечниками. "Кадавр" зарычал, вертясь на месте и катая на себе дикарей, как на карусели. Некоторые вылетали вместе с копьем и врезались в сотоварищей позади, но вместо одного в тело диппендеоре тут же въедалось трое. Сетен чувствовал, как замыкает внутри огромной туши все связи. Боль была настоящей, и, не вынеся ее, он покинул тело обреченного полуробота.