— Шухер, братцы! Мримадко к нам гостей ведет! — раздалось в полумраке подземелья. Голос был скрипучий, словно кто-то невидимый тер камни друг о друга. Эхо подхватило громкое, явно рассчитанное на публику замечание и многократно усилило его, отражая от каменных стен.
Странное дело, но голоса говорящих камней можно было отличить один от другого. В этом гости подземелья удостоверились, когда первому камню ответил его сосед:
— Тю! Да разве ж то гости? Смех да и только! Один мальчишка чего стоит: вихрастый конопатый, будто мухами обсиженный!
— Да и тощий он какой-то, недокормыш!
Вотий возмущено вспыхнул и дернулся было, но на его плечо легла маржанина ладонь и чуть сжала, успокаивая. Вотий перевел дух и с молчаливой благодарностью взглянул на сестру. Досталось и ей:
— А это что за деревенщина рядом с доходягой?
— Эй, девка, ты местом-то обозналась — тебе с такой внешностью только на рынке торговать! Да так, чтоб не видно было за товаром — а то, не ровен час, покупатели торговку обсчитают! Такую-то простушку грех не облапошить!
— А там и еще одна девица имеется!
— А эта с таким видом идет, ровно королевна по сортирам с дозором ходит!
— Ты гордыню-то прибереги, графиня непризнанная, твоих подданных тут нетути!
Вредные камни, сами того не подозревая, ударили Айну по самому больному. Она крепко зажмурилась, сжала побелевшие от ярости губы и мысленно сосчитала до десяти. Не помогло, но хоть жажда немедленного и максимально жестокого убиения кого-нибудь (за невозможностью упокоения каменных злыдней — все равно кого, лишь бы злобу выплеснуть) чуть поутихла.
— Ой, а этот блондинчик с кудрями — ну чисто девица на выданье! Глазками так и хлопает, так и хлопает! Чего стараешься, дурень? Среди нас баб нету!
— И мужей тоже! Хи-хи! Бесполые мы!
— Слышь, рыцарь, а фингал-то у тебя откуда? Девушка, что ль, строптивая попалась? Или муж у нее не в меру ревнивым оказался? Хе-хе!
Светомир попеременно то краснел, то бледнел, благо в полумраке подземелий никто кроме камней этого не замечал, но держался стойко и на уловки каменюк не поддавался.
— Братцы, глядите, а маг-то — вампир!
— Вампи-и-ир?! Где?!
— И мне, и мне покажите!..
— И впрямь! Упырек!
— Эй, вампирчик, ты-то чего здесь забыл? У нас кровушки отродясь не бывало!
Поименованный вампир, памятуя о предупреждении проводника, пререкаться с болтливыми каменюками не стал, но глянул на них столь хмурым многообещающим взглядом, что на секунду повисла настороженная тишина. Впрочем, стоило вампиру пройти пару шагов, как за его спиной раздалось:
— Ишь ты, он еще и зыркает!
— И нечего булькалами-то сверкать, пугаться мы не обучены!
— Глазеет он... Нас на испуг не возьмешь, кровопивец глазастый!..
Повезло только Киссу. Он весь подземный путь благополучно проспал в своем "экипаже", и камни его попросту не заметили. На счастье кота, видеть сквозь предметы даже эти глазастые булыжники не умели.
Наконец колония не в меру общительных камней осталась позади, и все, включая проводника, вздохнули с облегчением. Огляделись по сторонам — и вновь завздыхали. На этот раз от восхищения.
Стражник не зря назвал их путь галереей. Здесь, в толще горной породы, в самом сердце одной из Гномьих гор, перед чужеземцами в своем безмолвном великолепии разворачивалась вся история подземного государства. Высеченные в камне в полный рост и украшенные самоцветами фигуры казались живыми, застывшими на мгновение под действием древнего колдовства. Пляшущие по стенам отблески неровного пламени факела лишь усиливали это впечатление.
Вот прародители гномов, по преданию, родившиеся из камня, возносят первые в мире молитвы Подземным Богам. Вот строятся первые подземные лабиринты. А вот гномы, по велению Богов, выбирают первого правителя...
Рождение, расцвет и умирание каменных городов, правящих династий и знаменитых гномьих семейств разворачивались перед онемевшими от изумления путешественниками. Сквозь тьму веков звенело оружие окаменевших в разгаре сражения воинов, застывали в скорбном молчании изгнанные из горных городов и лишенные поддержки рода преступники, ликовали добропорядочные гномы, празднуя рождение наследника престола — а подземная дорога все уходила вдаль, рассказывая о новых и новых событиях, памятных гномам.
Но вот впереди забрезжил естественный, не факельный свет. Он приближался, рос и наконец превратился в клочок темнеющего неба.
Мримадко довел путников до самого выхода, коротко поздоровался со здешней охраной и сердечно попрощался с гостями, еще находящимися под впечатлением от увиденного.
— Будете идти назад — спросите обо мне, — попросил он их. — Я сам вас проведу обратно. Вы принесли мне весть от любимого дедушки, а значит, и сами стали почти родственниками! — и гном, на прощанье махнув рукой и пожелав путникам удачи, скрылся в галерее, торопясь вернуться назад.
— Дар! Что там было, в этом свертке? — не выдержав, шепотом спросила Айна, когда они отошли на достаточное расстояние от стражей. — Ты не знаешь?
— Догадываюсь, — пожал плечами маг. — В такую бумагу гномы обычно заворачивают чай.
— Чего?!
— Чай, говорю. Растение есть такое — чайный куст. Его листья высушивают и заваривают, а потом пьют напиток, — на всякий случай максимально подробно, как маленькому ребенку, объяснил Дарилен. — Гномы его очень любят, они настоящие чайные гурманы, и ценят на вес золота. Буквально. Наверное, дед передал своему внуку какой-то очень уж редкий сорт чая, иначе сверток не был бы таким маленьким. С него сталось бы и мешок нам всучить...
— Н-да... — только и произнесла в ответ озадаченная Айна.
Путники вышли на свежий воздух. Выходы из подземелий гномы делали на приличной высоте от земли, прорубая ступеньки для удобства чужестранных гостей — сами они карабкались по горам с удивительной легкостью и в лестницах не нуждались.
Из сумки выбрался проснувшийся наконец Кисс, зевнул, с наслаждением потянулся и сел рядом с хозяином, обернув передние лапы пушистым хвостом. Он тоже предпочитал вести ночной образ жизни.
Перед компанией вольных и невольных путешественников расстилался приграничный (Долина обычно не бралась в расчет) город Сиднара — Тайген. Вечер заботливо укутал его сумерками, казавшимися еще плотнее рядом с яркими огнями уличных фонарей и мерцающим в далеких окнах уютным светом зажженных свечей.
— Сиднар, — вздохнул Дарилен с непонятным выражением — то ли с грустью, то ли с радостью. — Вот я и вернулся...
[1] Расхожая фраза, означающая, что говорящий выполнит обещанное, если представится удобный случай, т.е. если сами боги будут способствовать этому.
Глава 6
Заночевать решено было в леске перед Тайгеном — на ночь городские ворота закрывались, и хотя возле них круглосуточно дежурила охрана, которая должна была после должной проверки и за установленную плату впускать припозднившихся путников, это дела не меняло. Как показывала практика, упомянутая охрана предпочитала скоротать ночь за игрой на нервах незадачливых ходоков, долго и нудно выспрашивая у них доказательства их добрых намерений, а то и вовсе открыто глумясь над людьми.
Путники, вымотанные тяжелым днем, богатым на впечатления, уснули мгновенно. И лишь Айна осталась сидеть у костра в тишине летней ночи и горевать над своей судьбой. На сей раз ее печалило вовсе не вероломное предательство семьи — от мыслей об этой беде графиню успешно отвлекали более насущные заботы. Нет, зубы и когти оборотней были здесь ни при чем. У страха, как известно, глаза велики — то, что с перепугу представилось Айне рваной раной, грозящей как минимум потерей ноги, на деле оказалось всего лишь глубокой царапиной, саднящей — но не более того.
Дело было в другом. Сапоги, купленные в Предгорье впопыхах, без должной примерки, оказались малы — они немилосердно жали и за день натерли нежные графинины ножки, еще не отошедшие от скитаний по лесу, до кровавых волдырей, которые вспыхивали болью в ответ на каждый шаг и даже во время отдыха нудно и тягостно ныли, не позволяя забыть о себе ни на миг. Теперь, сидя у ночного костра, Айна шипела и морщилась от боли, осматривая свежие мозоли, но от громких жалоб на жизнь удерживалась.
"Настоящая графиня, — отметил мысленно Дар. Ему тоже не спалось. — Гордая, как наследная эльфийская принцесса".
— Помочь? — подходя к костру, негромко осведомился колдун. В руках у него поблескивала склянка темного стекла с подозрительно булькающей внутри жидкостью. На старинных картинах точь-в-точь такие же пузырьки обычно изображали в руках у отравителей королевских особ, для иллюстрации их гнусных деяний.
Маг присел на корточки рядом с графиней и потянулся было к ее мозолям, но Айна испуганно отдернула ногу.
— Не бойся, я не предлагаю тебе ничего непристойного, — усмехнулся Дар. — Я не Светомир. Да и он не предложил бы, раз уж на то пошло.
— Это почему же? — оскорбилась Айна.
Дар едва не расхохотался в голос над этой загадкой женской психики. Ох уж эти дамы! Приставать начнешь — возмущаются, не начнешь — обижаются: мол, чем это я хуже других?! Маг не без труда подавил приступ бурного веселья и пояснил:
— Да потому, что все его любвеобильные замашки — не более чем бравада. На самом деле он вполне вменяемый парень и знает, когда можно повеселиться и подшутить над окружающими, а когда есть опасность перегнуть палку. Только вот чувство юмора у него довольно оригинальное, что правда то правда... Так, может быть, примешь все-таки мою помощь? Мне на твои мозоли смотреть страшнее, чем на упыря на заброшенном кладбище...
На сей раз попытка мага продемонстрировать свои способности мозолеврачевателя увенчалась успехом. Айна покорно кивнула и вытянула ноги поближе к освещенному костром кругу.
Лечение оказалось немногим менее болезненным, чем изощренная пытка неудобной обувью, но эта боль обещала облегчение, и графиня, сжав зубы, сдерживала рвущиеся с языка проклятия.
— Когда-нибудь я обязательно вернусь в Предгорье и припомню этому клятому сапожнику свои мучения со всей мстительностью, на какую только способна, — мрачно пообещала Айна костру, когда Дар закончил перевязку. По ступням разливалось приятное тепло, постепенно отвоевывая у боли все больше пространства. Огонь ответил графине одобрительным потрескиванием.
Дар лишь хмыкнул. Его интересовало другое.
— Ваше сиятельство совсем не спит? — нарочито безразличным тоном осведомился он, подкладывая веток в костер.
Айна удивленно моргнула.
— Я выспалась прошлой ночью.
— Врать нехорошо, — прищелкнул языком колдун. — Разве знатных барышень не этому учат в первую очередь? Я вчера уснуть не мог от твоего топота в соседней комнате, ты полночи мерила ее шагами.
— Неправда, — обиженно буркнула Айна, — я тихо ходила.
— Может быть, — легко согласился колдун. — Но у вампиров, даже у полукровок, слух лучше, чем у людей. Я бы услышал, даже если бы ты коротала ночь на цыпочках.
— У вампиров хороший слух, отличное зрение, в том числе и ночное, абсолютная память... Есть хоть что-нибудь, в чем вампиры уступают людям? — уязвленно поинтересовалась Айна.
— Есть. Инстинкт самосохранения. Вообще-то человек на моем месте уже давно бы отправился спать, а я не оставляю надежды уговорить одну упрямую девицу хотя бы подремать перед дорогой.
— Можешь не усердствовать. Я все равно не лягу. Мне нужно подумать.
— О чем? Осталось еще что-то, не передуманное за прошлую ночь?
Айна нервно передернула плечами, досадуя на недогадливость колдуна.
— О том, как жить дальше. Столько всего изменилось... Мне нужно привыкнуть к этому.
— От того, что ты будешь усердно размышлять над проблемами, они никуда не денутся, — покачал головой маг. — А выспаться все-таки нужно. С зудящими от недосыпа глазами и чугунной головой думается намного хуже — уж я-то знаю! Завтрашний день обещает быть ничуть не менее трудным, чем сегодняшний. Если ты не выспишься, то будешь задерживать нас всех.
— Не буду, — упрямо мотнула головой графиня. — Ты ложись. Я не хочу спать. Я посижу здесь, у костра. Да, и спасибо за помощь. Мозоли уже совсем не болят.
— Ну, как знаешь, — вздохнул колдун, поднимаясь.
Отойдя на несколько шагов, он обернулся. Айна все также сидела, задумчиво глядя в пламя костра. О чем были ее мысли? О том, что она, графская дочь, без пяти минут наследница огромного состояния, выросшая в неге и роскоши, среди дорогих вещей и самых знатных людей королевства, сидит на чьем-то старом драном плаще у костра в ночном лесу, ест, обжигаясь и жмурясь от удовольствия, походную похлебку-пятиминутку и машет мечом, как обычная наемница из отцовской дружины... и не чувствует неудобств и тоски по утраченному комфорту. Пожалуй, ей даже нравится такое положение дел. Лучше махать мечом, чем плести великосветские интриги, невольно ожидая удара в спину от тех, кто еще вчера считался близким другом. Для прямолинейной натуры графини Ромиайны интриги были тяжелым испытанием. Когда тебя могут заживо съесть, сохраняя на лице любезную улыбку и приветливое выражение... Что в сравнении с этим какие-то оборотни? Им, по крайней мере, можно открыто высказать свое недовольство, подкрепив слова ударом меча.
Сейчас, сидя на старом плаще у костра, графиня была куда счастливее, чем дома, в роскошном кресле у мраморного камина с дорогой лепниной.
Дар снова вздохнул, покачав головой. Ну что ты будешь делать с этими графскими дочерьми! Все приходится выполнять за них...
Легкий пасс рукой — и голова графини начала клониться к груди, а глаза — закрываться против воли хозяйки. Айна попыталась бороться с невесть откуда взявшейся сонливостью, но силы были неравны, и вскоре она тихо опустилась на расстеленный плащ. Через пару мгновений девушка уже безмятежно спала.
Дар довольно улыбнулся. Вот так-то лучше! Маг тихо подошел к графине и осторожно укрыл ее тонким одеялом. Теперь и он мог спокойно лечь спать.
* * *
Утро первого дня в Сиднаре встретило путников тяжелыми низкими тучами, едва не задевающими макушки деревьев, и настороженной тишиной, обещающей скорый дождь. Впрочем, погода в этой части страны всегда славилась своим непостоянством: утренние тучи к обеду вполне могли смениться ясным небом без единого облачка и солнцепеком, чтобы вернуться вечером с грозовым ливнем и пронизывающим ветром. Злые языки поговаривали, что причина этих метеопрелестей — большое количество магов-погодников на единицу площади. Мол, они так часто измываются над природой в угоду людям, что та не выдерживает и мстит своим неразумным детям. Противники этой теории (состоящие в основном из упомянутых погодников) возражали: погода в Сиднаре всегда была капризна и переменчива, даже в те далекие времена, когда о природной магии никто и не слыхивал.
Это был один из тех дней, когда все вокруг дышит покоем, а душа замирает от тихой и светлой грусти — еле уловимой, неосязаемой, как туманная дымка на рассвете. В такие дни не хочется шуметь. Скорее всего, после будет дождь, и тишина уступит место множеству звуков: шелесту капель по листьям, пению ветра в кронах деревьев, а может быть, и раскатам грома. Но это будет потом, а пока время будто застыло, и тишина казалась такой хрупкой: одно неловкое движение — и она осыплется тысячей хрустальных осколков.
