— А как мы попадем внутрь? — поинтересовался Вотий, колупая ногтем каменную кладку. Вид у замка был неприступный и мрачный, отбивающий всякую охоту проникать в него незаконным путем да еще и с преступными намерениями.
— Идите за мной! — скомандовала Айна, поясняя на ходу: — Вообще-то это что-то вроде черного хода для слуг, к тому же им давно уже не пользуются... Но он выходит в соседнюю с библиотекой залу — как раз то, что нам нужно.
На маленькой неказистой дверце, почти незаметной в стене, висел огромный амбарный замок.
— Ха! — бодро сказал рыцарь, видя, как друзья растерянно переглядываются. — Это-то как раз не проблема! Щас я его...
На глазах у изумленных спутников Светомир сменил ипостась, подлетел к замку, пошуровал в скважине загнутым клювом, помогая себе когтями, — и не прошло и минуты, как замок со скрежетом распался, гостеприимно приглашая посетителей войти.
— Ну ты даешь! — одобрительно заметила Заринна. — И чего ты в рыцари пошел? Был бы домушником, уже давно сколотил бы себе состояние...
Хранитель графской библиотеки Калимьяс, приступив к дежурству, первым делом, как полагается, прошелся по закутку, предваряющему библиотеку, заглянул в библиотечную залу, проверяя, все ли в порядке, не прокрались ли на вверенную ему территорию воры. В комнатушке хранителя, где ему предстояло провести всю ночь, стояли огромный дубовый стол, хлипкий стул о трех ножках да пара стеллажей с наименее ценными книгами, по каким-то соображениям не помещаемыми в библиотечную залу.
Калимьясу было семнадцать лет. Он был внучатым племянником прежнего хранителя — Олимена. Олимен был стар и немощен, а близкой родни у него не осталось — ни детей, ни внуков. С согласия господина, графа де ла Набирэй, Олимен передал свое занятие родичу. Он учил его, наставлял, тренировал... И теперь Калимьясу предстояло одному нести дежурства.
Калимьяс был парнем не робкого десятка. Он не боялся в одиночку пойти на медведя (другое дело, что одного его в лес не пускали) и не давал спуску обидчикам. Но он панически, до дрожи в коленях, до судорог боялся темноты. Она действовала на него угнетающе, вызывая из глубин подсознания какой-то первобытный ужас, возрождая дремлющие днем страхи, заставляя поминутно оглядываться и прислушиваться к неясным ночным шорохам.
"Клин клином вышибают, — говаривал дед Олимен. — Если хочешь избавиться от своего страха — приручи его. Сделай темноту привычной. И страх уйдет".
Калимьяс послушался деда. Он привык слушаться старших.
Сегодня была первая ночь его одиночного дежурства. Недобрая это была ночь. Небо, чистое днем, к вечеру нахмурилось, луна спряталась за плотным покрывалом туч. Хлынул дождь — такой сильный, что графский сад за окнами мгновенно утонул в мутной пелене падающей на землю воды. Не замедлили явиться и громы с молниями. Поднялся порывистый ветер. Ветви деревьев колотили в окна, словно просясь под крышу.
Калимьяс обреченно поглядел за окно, потом — на стены библиотеки, которую ему предстояло охранять от проникновения посторонних. Свеча на столе еле теплилась, от ее неровного света по стенам плясали тени причудливой формы. Хранитель с трудом заставил себя оторвать от них взгляд.
Где-то в глубине библиотеки протяжно заскрипела половица. "Мышь", — тоскливо вздохнув, подумал Калимьяс. "Ага, мышь. Здоровенная такая, с доброго кабана размером", — не без ехидства согласился здравый смысл.
Что-то стукнуло в оконную створку.
"Деревья, — нервно облизнув губы, убеждал себя хранитель. — За окном яблоневый сад, а ночь сегодня выдалась ветреная..."
Встрепенувшись в последний раз, вдруг погас огонек свечи. И сразу вслед за тем с одной из полок, ближайшей к Калимьясу, ни с того ни с сего упала книга. Толстенный фолиант в обложке с металлической оковкой грохнул об пол так, что заглушил очередной раскат грома. Калимьяс вздрогнул, сглотнул и с трудом подавил в себе малодушное желание залезть под стол да там и просидеть до рассвета. На негнущихся ногах, беспрестанно озираясь, хранитель подошел к стеллажу с книгами. Поднял с пола тяжеленный томище, дрожащими руками втиснул его на прежнее место. Повернулся к своему столу... И тут нервы бедолаги не выдержали. Он тонко, по-девчачьи взвизгнул — и было от чего завизжать!
Перед ним стояло оно. То, чего он всю жизнь боялся. То, о чем ночной порой опасался даже помыслить, чтобы не накликать. Воплощенный ужас, преследовавший его всю сознательную жизнь.
Привидение.
Ноги Калимьяса будто приросли к полу. Он стоял, вытаращив глаза и открыв рот глядя на неупокоенный дух, не шевелясь, смутно надеясь, что неподвижного призрак его не заметит.
Калимьяс не сразу узнал лицо: ужас застилал ему глаза, туманил мозг. А когда наконец узнал, заорал вторично. Это было привидение молодой графини, погибшей незадолго до того в горах, — Ромиайны.
Лицо графини, при жизни пышущее здоровьем, теперь было бледно и бескровно, белее стен в графском замке — а ведь на них шла лучшая в Сиднаре известь! Распущенные волосы привидения зловеще развевались, извиваясь, как змеи, хоть в комнате не было и намека на сквозняк. Белый балахон призрака тоже колыхался, будто от ветра. Фигуру окружало приглушенное голубоватое потустороннее сияние. Вдобавок ко всему, фантом парил над полом, не касаясь его, отчего Калимьяс, не отличавшийся высоким ростом и бывший ниже графини и при ее жизни, сразу почувствовал себя маленьким и убогим существом.
А уж когда призрак поднял на незадачливого хранителя глаза, тот на своей шкуре узнал смысл поговорки "волосы шевелятся от страха". Волосы на его голове не то что зашевелились — они так резво задвигались, будто хотели сорваться с места и убежать прочь! Глаза неспокойной покойницы горели красным огнем.
Минут через пять, когда худо-бедно прошел первый шок, а привидение продолжало стоять, как ни в чем не бывало, и мирно разглядывать хранителя, Калимьяс вспомнил: он слыхал, что с призраками следует разговаривать вежливо и почтительно, а если поинтересоваться целью визита, то приведение может ответить, с доброй вестью оно пришло или с дурной.
Калимьяс собрался с духом и произнес дрожащим от страха голосом, отбивая зубами барабанную дробь:
— З-з-зач-ч-чем т-т-ты яв-в-вилась?
Приведение смерило хранителя мрачным взглядом светящихся красным глаз. Хранитель похолодел.
— Поговорить захотелось. Мне, видишь ли, стало ужасно одиноко в загробном мире, там так не хватает душевного тепла...
— П-п-поговорить?!
Калимьяс почувствовал подступающую к горлу дурноту. Никогда он не слышал, что призраки могут приходить с того света для того лишь, чтобы потрепаться с живыми.
— Ну, что ты мне расскажешь? — очаровательно улыбнулось привидение, удобно устраиваясь на хранительском стуле.
* * *
В огромном зале библиотеки пахло книжной пылью. Да так, что у магов тотчас же нестерпимо зачесались носы. Дар зажег небольшой "светлячок" — благо в библиотеке не было окон, хозяева берегли книжные переплеты от выгорания, и подозрительный огонек не могли увидеть со двора.
— О боги... — ахнула Зари.
Дарилен полностью разделял ее чувства.
Вглубь зала уходили бесчисленные книжные стеллажи. Огромные, в два человеческих роста в высоту и немногим меньше в длину, сделанные из драгоценного красного дерева, с многочисленными полками — прочными, толстыми, украшенными резьбой. А на полках... Книги. Фантастическое, не поддающееся счету, невообразимое количество книг. Каких там только не было! Громады в половину человеческого роста — и крохотные, умещающиеся на ногте. Пухлые увесистые томики — и невесомые двухстраничные листовки. С переплетом из кожи, инкрустированной самоцветами, — и простенькие, в бумажной обложке. Бережно упрятанные в тяжелые футляры на замках — и бесстыдно растрепанные, с выглядывающими там и сям кончиками листов. В переплетах с металлической оковкой, деревянных, кожаных, матерчатых... На папирусе, шелке, бумаге, пергаменте... Только разглядывать их можно было бесконечно. А кроме книг были еще и свитки. Целый ряд стеллажей со свитками: и заботливо упакованными в тубусы, и небрежно брошенными на полки, пестревшими рисунками и испещренными ровными рядами строчек, потемневшими, истрепанными от старости и совсем новехонькими, с ровными аккуратными краями и яркой свежей краской... Конец зала терялся во тьме. Да и был ли он? Или, может быть, эта библиотека была бесконечна? На какой-то миг магам показалось, что это хранилище человеческой и нечеловеческой мудрости существовало отдельно ото всего, само по себе, вне времени и пространства. Только книги — и вечность.
Дар почувствовал подступающее головокружение и решительно встряхнулся:
— Ну, за работу!
— Как ты себе это представляешь? — кисло вопросила магичка, заметно подрастерявшая свой пыл. — Тут миллионы... нет, миллиарды... дрыцева тьма книг! Да нам жизни не хватит даже чтобы прочесть названия!
— Читай названия, если хочешь, — милостиво разрешил маг. — У меня есть идея получше.
— Дар, — магичка обернулась с выражением искреннего изумления на лице, не веря внезапной догадке, — ты что, знаешь заклинание выбора? Нет, серьезно? — и, видя, как горделиво подбоченивается колдун, восторженно взвизгнула: — Вот это да! И ты молчал! Но — откуда?!
— Когда-нибудь, когда у нас будет больше свободного времени, я обязательно расскажу тебе об этом, — пообещал Дарилен, складывая руки в жесте призыва. Строки накрепко заученного накануне заклинания сами сорвались с губ.
С полминуты ничего не происходило. А затем из глубины библиотеки, шелестя страницами, на магов двинулись полчища книг — по-иному и не скажешь. Они плыли по воздуху, и было их столько, что они внушали чародеям невольные опасения за собственную безопасность.
Маг смущенно кашлянул и слегка подкорректировал формулу. Книг стало чуточку меньше. После еще одной корректировки осталось всего пять разнокалиберных изданий, плавно опустившихся на одинокий столик у входа. Маг возликовал и с царственным видом повел рукой:
— Прошу!
За что тут же схлопотал дружеский подзатыльник от напарницы:
— Размечтался! Знание редких заклинаний еще не освобождает тебя от работы!
— А вознаграждение за догадливость, сообразительность и предусмотрительность?! Я, может быть, смертельной опасности подвергался, когда искал текст заклинания!
— Ладно, выйдем отсюда — получишь конфетку. А сейчас — за работу!
Времени пролистывать все подряд и перечитывать найденное у чародеев решительно не было. Им нужно было торопиться, а потому не оставалось ничего иного, кроме как воспользоваться старым, проверенным способом. Во время обучения именно этот прием выручал целые поколения юных непоседливых магов. Дарилен и Заринна, в отрочестве весьма неусидчивые и озорные, в свое время собаку съели на этом фокусе.
Прием был прост, как все гениальное. Для него требовались лишь два заклинания. Первое произносилось над раскрытой точно на середине книгой и было призвано найти нужную информацию. Черед второго наступал чуть позже. Когда нужный кусок текста был найден, чародей клал на требуемую страницу лист чистой бумаги (или любого другого писчего материала, какой был под рукой) и произносил другое заклинание, тщательно следя за интонацией и четким произношением. Итогом становилась копия страницы — более или менее точная, в зависимости от умения мага. Конечно, придирчивый глаз мог отыскать в подделке тысячу и один недостаток, отличающий ее от подлинника, как то: некоторая нечеткость рисунков, расхождение в оттенках цветов, упрощенное воспроизведение некоторых каллиграфических изысков — но ведь копия делалась не для услады взоров, а ради информации, так что все недостатки способа мало кого останавливали.
И закипела работа! В полутьме библиотеки зашуршали страницы, зазвучали вполголоса произносимые заклинания. Лица чародеев то и дело озарялись мягким светом, льющимся со страниц во время копирования.
Маги спешили. Праздность была для них непозволительной роскошью.
Привиденистая Айна с аппетитом грызла здоровенное яблоко (нисколько не смущаясь тем фактом, что привидениям еда без надобности), сидя верхом на библиотекарском столе. Вид у нее был плутовской — и очень довольный.
Рядом, на стуле, на самом краешке, примостился перепуганный до полусмерти бледный хранитель. Он внимал графине, в перерыве между укусами вещающей замогильным голосом:
— И тогда Черный Всадник снял шлем, и увидели люди, что нет у него головы...
Хррум! — яблочный хруст прозвучал особенно зловеще.
Калимьяс тихо икнул. Зарина, крадучись выбирающаяся из библиотеки, сдавленно хрюкнула, рискуя свести на нет всю конспирацию.
Рядом с библиотекой не действовали маскирующие чары — маги, нанятые хозяевами замка в стародавние времена, добросовестно заговорили помещение, обезопасив его от незаметного проникновения подозрительных личностей. Более того — вход в сокровищницу знаний, как высокопарно выразился Светомир, заговорили отдельно — на кровь рода Старого Книжника. Это создавало определенные трудности, поскольку с появлением новых членов семейства приходилось подновлять заклинание, зато во стократ усиливало защиту — заклинания на кровь всегда считались одними из самых надежных, их не так-то легко обойти. Посторонние могли проникнуть в библиотеку не иначе как имея при себе пару капель графской крови — да не абы какой, а добровольно отданной и особым образом заговоренной. В общем, библиотека могла не опасаться нашествия орд жадных до знаний читателей — в противном случае членам немногочисленного графского семейства грозила потеря крови, не совместимая с жизнью.
Путникам, понятное дело, проникнуть внутрь труда не составило. Айна с легкостью пожертвовала своей кровью — да не одной-двумя каплями, а целым десятком! При заговоре крови на открытие дверей ей уже не раз приходилось присутствовать в бытность свою полноправной владелицей замка, формулировку она знала назубок.
Проблемы могли возникнуть с хранителем — при всей осторожности магов, не скрытых заклинаниями, он мог услышать скрип половиц, увидеть неясные тени, крадущиеся во тьме — да, в конце концов, просто интуитивно заподозрить неладное.
Но тут уж за дело взялась сама Айна. "Что ж, — сказала она, — раз все предпочли счесть меня мертвой — не будем их разуверять! Пусть в Сиднаре станет одним замковым привидением больше!" Конечно, графиня не могла знать, что в эту ночь должен был дежурить Калимьяс — это значительно облегчило ей задачу. В эффектности образа Ромиайны была заслуга не только подходящего случаю наряда (его роль исполнила маржанина ночная сорочка) и умелого макияжа (Заринна, как истинная женщина, не могла позволить себе путешествовать без дежурного набора косметики, даром что сама редко им пользовалась, — и вот, пригодился и он). Постарался на славу и Вотий — он был ответственным за спецэффекты вроде горящих красным глаз, незримого ветра и иллюзии левитации — настоящее левитирование ему было пока не по зубам, а простенькие, но зрелищные фокусы дались без труда. Сработал эффект заинтересованности в результате — ведь куда интереснее учить формулы, чтобы поучаствовать в самом настоящем приключении, чем зубрить, скажем, заклинание проверки здоровья.
