Корзуну Константину Степановичу,
Летчику, офицеру, человеку
посвящаю
Л. Подвойская
Дорогой читатель!
В предисловии к первому изданию романа я подробно рассказала о причинах, побудивших меня описать историю подростков Максима и Алёны. Судя по письмам читателей, эта история была принята весьма благосклонно.
Вместе с тем были и замечания, и недоуменные вопросы, касающиеся, прежде всего, "слишком вольного" изложения обстоятельств, освещенных ранее СМИ совсем по-иному. Немного досталось автору и от медиков, и от летчиков, и от служителей Фемиды, и даже от разочарованных кладоискателей, вычисливших некоторые описанные в трилогии места.
Чтобы у Вас, уважаемый читатель, не возникало претензий и вопросов, полагаю необходимым пояснить следующее.
Совпадение имен и фамилий во всей трилогии — действительно лишь совпадение. Поэтому убедительно прошу: не ищите среди моих персонажей каких-либо прототипов.
Описанные в книге события также далеко не всегда и совсем не во всем соответствуют произошедшим в действительности. Например, мой первый роман писался по "горячим следам", важные сведения собирались по крупицам. Вы сами, наверное, помните, как странно преподносились нам и факты исцелений, и необъяснимые случаи "внесудебных" расправ над некоторыми представителями криминального мира. Мои знакомые из силовых ведомств первыми шепнули мне о невероятном — появлении подростков с паранормальными способностями. Затем мне несказанно повезло: я познакомилась с людьми, знавшими этих подростков — Максима и Алёну. Их историю я и предлагаю Вашему вниманию, уважаемый читатель.
Кто они? Результат эволюции или очередных экспериментов? Людены из миров Стругацких? Почему появились здесь и сейчас? А может быть, они — следствие цепной реакции при критической массе зла? Я намеренно не раскрываю этот важный вопрос, так как точных ответов пока нет. Слишком много слухов и домыслов. Слишком мало фактов. И пока мы не узнали всей правды, мои герои будут жить в очень похожем на наш, но все-таки своем мире.
Я с благодарностью приму от Вас любую информацию, если Вы тоже были участником или свидетелем тех нашумевших событий. Особенно признательна буду за любые сведения о дальнейшей судьбе моих главных героев — Максима и Алёны.
Глава 1
Максим пришел в себя, словно проснулся после тяжелого, изнурительного сна. С удивлением посмотрел на плохо окрашенные стены, на забинтованного подростка, лежащего на железной койке, и догадался, что находится в больнице. Не понял только — почему. На всякий случай очень осторожно пошевелил руками и ногами — убедился, что ничего не болит. Резко сев, посмотрел в высокое окно. Лучи весеннего солнца, струившиеся в палату, ослепили его. Макс зажмурился, с удовольствием наслаждаясь этим теплом. Его пробуждение не осталось незамеченным. В палату впорхнула втиснутая в белый халатик тетка (практикантке мединститута было всего-то двадцать два, но пятнадцатилетним такой возраст кажется едва ли не близким к старости).
— Ляг-ляг! Тебе еще нельзя вставать и делать резкие движения. Сейчас врача позову, — затараторила она, пытаясь теплыми полными руками уложить больного в постель.
— А что со мной? — настороженно поинтересовался Макс.
— Сейчас-сейчас, доктор все расскажет, — и, продолжая тараторить, медсестра помчалась в коридор.
В ожидании врача Макс повернулся на бок и, рассматривая палату, тщетно пытался вспомнить, что же с ним произошло. Две больничные койки пустовали, на третьей неподвижно лежал ранее замеченный пацан с перебинтованной головой. Пощупав свою, Максим убедился в отсутствии бинтов, шишек или шрамов. Непонимающе пожав плечами, он уставился в окно. Ветви каштанов уже выпустили робкие листочки.
— Вот это да! — ахнул он. — Сколько же я здесь? Тогда только каникулы начинались. Или листва рано поперла, или я здесь долго лежу. Но почему?
Раздумья прервал вошедший в палату солидный толстый доктор. Увидев недоуменный, но ясный, осознанный взгляд подростка, он по-доброму улыбнулся.
— Ну-с, молодой человек, как самочувствие?
— Нормально, — односложно ответил пациент.
— Это хорошо, что нормально. Где болит?
— Нигде, — пожал плечами больной.
Несмотря на то, что внешность и поведение врача располагали, подросток отвечал односложно, тем тоном, каким и разговаривают со взрослыми ребята его возраста.
— Так уж и нигде? Голова болит? Кружится? Тошнит? — последовало еще несколько вопросов, затем просьб вытянуть руки, достать кончик носа, посмотреть вправо-влево на докторский молоточек.
— Ну, молодцом, молодцом. Значит, дело на поправку, — заключил, наконец, эскулап. — Но пока ты не усердствуй. Без нужды не вставай, резких движений не делай и ни о чем неприятном не думай.
— Я хочу понять, почему я здесь?
— Но, может, сначала ты скажешь, что с тобой случилось?
— Не знаю!
— А что помнишь?
— Ничего. Нет... помню, что каникулы начались. А потом... не знаю...
— Ну вот, сам видишь: амнезия, то есть потеря памяти, которая наблюдается после травм или при тяжелом стрессе. Кстати, когда тебя последний раз били по голове?
— Неделю назад, — быстро ответил подросток. — То есть, за неделю до каникул.
— Что, подрались? — сочувственно понизил тон доктор.
— Да нет, на тренировке.
— Ах да, твой отец говорил, что ты боксируешь. Наверное, это немодно уже.
— Не боксирую, только тренируюсь.
— Но по голове уже получаешь?
— А как же, — с готовностью отозвался больной. — В конце тренировки пробуем. Порой и перепадает. Но не сильно.
— Так вот, сынок, ты получил сотрясение либо на тренировке и сам того не заметил, либо тебя что-то очень сильно напугало. Во всяком случае, ты был доставлен к нам без сознания и пробыл в таком состоянии вот уже... две недели. Вероятнее всего... но это потом.
— Что? Ну скажите, что "вероятнее всего"?
— Скажем так, — осторожно сформулировал доктор, — вероятнее всего, ты увидел что-то, что показалось тебе ужасным.
— Что это могло быть?
— Бог весть...
— И из-за этого я был без сознания? — иронично спросил беспокойный больной.
— Хорошо, что все обошлось благополучно. Отчасти... — все-таки уточнил врач.
— Но, доктор...
— Все-все. В остальном тебе придется мне поверить. Лежи и выздоравливай. Перед сном поговорим еще.
— Отцу-то сообщите, что я пришел в себя.
— Молодец, вспомнил. Значит, действительно, пошел на поправку. Обязательно позвоню. А если что понадобится, обращайся к медсестре.
Доктор остановился около перебинтованного соседа Максима, вздохнул и ушел.
Разговор с толстым доктором хоть и успокоил, но все же озадачил Максима. "Две недели здесь... Круто. Это что же, и каникулы провалялся, и тренировки пропустил? Но что, черт побери, все-таки случилось? Дали по голове на тренировке? — Он вспомнил, как безуспешно гонялся по импровизированному рингу за противником. (Такой уж попался — намного мельче, вертлявый, но нагловатый, выпендривался, "косил" под великого технаря, пока не получил плюху.) — Нет, до головы он ни разу не достал, а вот печени разок досталось, когда я зазевался". — Юноша поймал себя на том, что с точностью до мгновенья вспомнил те, уже почти месячной давности, события. — "Тогда пойдем по цепочке, — решил он, вновь подставляя лицо под лучи солнца. — Так, это я помню. Хорошо. Последний урок, выставление оценок. Еще бы не помнить! Это же так лажануться!"
По литературе его в четверти вызывали пять раз подряд. Все пять он отвечал на "отл." и посчитал, что хватит. Не выучил стишок, чтоб его! И на тебе, вызвала шестой раз и влепила "неуд.". А затем спохватилась и, чтобы исправить, вызывала еще четыре раза. В том числе и на последнем уроке. Образ главного героя романа. Максу вспомнилось, как раскрывал этот образ. Даже самому понравилось. Почти весь урок. Ну, минут тридцать точно.
"Но ведь помню! Помню даже эту восхитительную картину в журнале — пять "отл.", одна "пара", снова пять "отл." и "отл." за четверть. Но все-таки какова училка! — подумалось ему. — Ну что она ко мне пристала? Та-ак. Потом мы шли домой. Потом пили коктейль в кафетерии. Потом дома читал книгу, пока не пришел отец. И он что-то сказал. Что? Ну? Что же он мог сказать такого страшного? Нет, не помню, — мучился в догадках Максим, но память отказывала именно здесь. — Вот хлопнула дверь, вошел отец, слышно, как в коридоре он снимает сапоги. Я откладываю книгу и показываю ему дневник".
— И что? Есть, чем похвалиться? — спросил отец.
— Я как бы и не хвалюсь, а так, просто расписаться надо.
Отец доволен. Видно, что доволен, улыбается. И, улыбаясь, говорит:
— Что, что?
В это время тяжело застонал, а потом страшно закричал сосед по палате — подросток с забинтованной головой. Этот крик подбросил Макса и вынес его в коридор.
— Там, там... этот, — сбивчиво сообщил он сидящей за дежурным столом уже знакомой медсестре.
— Ничего, — успокоила юношу толстушка и кинулась в палату. — Это у него бывает. После операции. Ты не бойся. Я ему обезболивающее уколю, и он опять спокойно ляжет...
Но Максим уже не слушал тараторку. Мимо на каталке быстро провезли кого-то забинтованного.
— Девушку машина сбила. На операцию повезли. Тяжелая. Сам профессор будет оперировать, — также глядя вслед, объяснила, вернувшись, медсестра.
— Это который? — рассеянно поинтересовался занятый своими мыслями подросток.
— Который тебя лечит. Ну, сегодня приходил, Василий Иванович. Золотые руки! Только здесь — вряд ли... хотя загадывать не надо. Твоего соседа по палате Василий Иванович с того света вернул. Вроде выздоравливает, хотя и кричит от боли пока... Ну хорошо, иди в палату, отдыхай. Скоро твой отец приедет. Профессор позвонил.
Юноша кивнул и, оторвав взгляд от закрывшейся в операционную двери, неуверенными шагами поплелся к туалету. Там он долго с удивлением таращился в зеркало — рассматривал свое лицо, словно не узнавая себя. Он и одновременно — не он. Те же карие глаза (от отца!), те же густые темно-каштановые волосы, порядком отросшие, те же широкие брови. Но детская припухлость щек сменилась туго натянутой на скулах кожей. Глаза запали и казались неестественно большими. Даже бывший предметом насмешек нос — "картошкой" — теперь заострился и приобрел более правильные нордические очертания. И губы вот... — подросток вытянул их трубочкой, потом поджал, потом улыбнулся. — Уже не "губки бантиком". Хотя... Нижняя осталась такой же пухлой. Но в целом увиденное Максиму понравилось. Из зеркала на него смотрел тот, кем ему и хотелось быть, — по крайней мере, уже не ребенок. Объяснив это значительным похуданием, Максим принялся за гигиенические процедуры.
Появление отца в погонах подполковника и с новенькой Звездой Героя на груди было исключительно эффектным.
— Сразу после службы. Да и профессор настаивал, говорил, положительные эмоции тебе нужны, — смущенно оправдывался он за свой вид, прижимая сына к пропахшему куревом кителю. — Ну, а ты? Как себя чувствуешь?
— Ничего, папуля, нормально. Но ты... ну, ты... — Максим глупо широко улыбался, по-детски таращась на Звезду. — Ты молодец, папуля, — наконец нашел он нужные слова. — Я всегда знал, что ты у меня герой. А как? За что?
— Так ты ничего не знаешь? Тебе ничего не говорили? — осторожно поинтересовался Белый-старший, садясь на кровать и выкладывая на тумбочку всевозможную снедь.
— Нет, ничего. Рассказывай, рассказывай быстрее!
— Посадил аварийный самолет на глазах у Главного.
— А подробнее?
— Вернешься домой, все подробно расскажу.
— Ну, хоть немножко.
— Нет, здесь не будем, — твердо оборвал клянчанье отец. — Рассказывай, как ты здесь.
— А, секреты! — по-своему истолковал это Макс. — Тогда ладно. Чего ты там понавез? Лучше бы книжку какую. Нормально я. Профессор осмотрел, сказал, что поправляюсь. Что случилось, допытывался. А я, честное слово, не помню. После его ухода вспоминал, вспоминал... До того, как ты пришел со службы вечером, помню, как показал дневник, помню, а дальше — провал.
— Не волнуйся, главное — спокойствие.
— Это Карлсон говорил.
— Это нам твой Василий Иванович говорил. Ты отъедайся. Это тоже профессор говорил. Пока вот соки, пасты, шоколады. В школе все нормально. Директорша сказала, что помогут наверстать. Невеста твоя интересовалась, тоже обещала помочь.
— Ай, ну папа, — засмущался Макс.
Невестой отец называл школьную подружку сына. Когда-то они сидели за одной партой, потом разные интересы охладили их отношения, сейчас же затаившаяся взаимная симпатия перерастала во что-то иное, о чем подросток вообще не хотел говорить с кем бы то ни было.
— Да ладно тебе. Какую книгу привезти?
— Мне Женька обещал. Еще до каникул. Может, свяжешься? Он знает.
— Найду. Ну, пора. Врач просил долго по первому разу не засиживаться.
— Да, езжай. Когда снова будешь?
— Теперь часто, — офицер крепко обнял сына и ушел, оставив в душе юноши радостное ощущение любви, тепла и нужности на этом свете.
Помахав ему в окно, больной развернул свертки и только сейчас почувствовал, как проголодался. Поев разных вкусных фруктовых кашек, подросток с какой-то хитрецой покосился на конфеты, а затем блаженно закрыл глаза, в точности выполняя предписания тихого часа.
Разбудил его вечером мрачный Василий Иванович. Сугубо по-деловому осмотрев юношу, он сказал:
— Молодцом, продолжай в том же духе, — после чего повернулся к больному на соседней койке.
— Василий Иванович, когда меня выпишут? — жалобным голосом спросил Максим.
— А что, тебе плохо здесь? Только очухался, и уже надоело? Не нравится?
"А что здесь должно нравиться?" — хотел, было, спросить Макс, но, взглянув в грустные уставшие глаза профессора, осекся.
— Четверть кончается. И год.
— Переведут без экзаменов. Выведут средний. Все равно напрягаться тебе долго нельзя будет. Так что отдыхай и выздоравливай. Мы еще с тобой обстоятельно поговорим на эту тему, — пообещал профессор, уже стуча по конечностям его соседа.
Глава 2
— Угощайтесь, угощайтесь. Мне все равно много пока нельзя. Да, а как меня до этого кормили? Кололи? — спросил Максим у медсестры.
— Да, первых несколько дней кололи, а потом потихоньку из ложечки кормили. И ничего, глотательный рефлекс утрачен не был. Правда, давали только жидкое или пюре, тоже совсем жиденькое. Так что сейчас смотри, никакого мяса раньше времени.
— Вот я и говорю: угощайтесь. Почему это Чапай такой злой? — поинтересовался Максим.
— Кто? — не поняла толстушка. Максим уже выяснил, что зовут ее Светлана, и, чтобы кое-что выведать, пригласил на отцовские конфеты.
