— У вас давно боли в легком, теперь побаливают спина и почки, — скорее констатировал, чем спросил юноша, открывая глаза и опуская руки.
— Да, ну да. Что, подтверждается?
— Да, — коротко сообщил Максим. — И знаете...
— Все, молчи, — оборвала его Элен. Она лихорадочно обдумывала варианты. Все это походило на какую-то клоунаду. Может, пацан, споров глупость, теперь вот так пытается выбраться сухим из воды? Могло быть. Но боли, боли... Может, "засланный казачок"? Не похож. Хотя, кто их сейчас знает. Прознали про боли, подпустили вот такого артиста, запугают, а потом "чудодейственный бальзам" толканут или какого экстрасенса? Хотя зачем экстрасенса "потом"? Вот он. Сидит и ухом не ведет. Сообщил такую новость и абсолютно спокоен. Ну что же, маленький пройдоха...
— Ну что же, — вслух продолжила хозяйка. — Ты плохой гонец. В старину короли таким отрубали головы. Я здесь королева. Поэтому... Поэтому я пока тебя заточу в темницу. До утра останешься здесь. У меня. В твоем распоряжении эта столовая, гостевая — пошли покажу — и спальня. Если хочешь, могу организовать сауну. Но из дома — ни шагу. Договорились? Между прочим, без моего разрешения тебя не выпустят...
— Только Сину позвоню, — безмятежно согласился пленник.
— Это сколько угодно, — дала "добро" Элен и взялась за сотовик. В течение четверти часа все было договорено, и она кинулась к выходу, еще раз предупредив подростка о его положении в данной ситуации.
После отъезда хозяйки Максим переговорил с Сином, связался с отцом, поболтал с Серым, затем, запустив навороченный комп, надолго застрял на сайте НАСА. Где-то в районе полуночи, с сожалением оторвавшись от материалов по Марсу, он приступил к гигиеническим процедурам в огромном, похожем на операционную санузле, после чего завалился спать в столь же огромной спальне, на гигантской, по его представлениям, кровати.
Элен приехала значительно позже. С потухшим взором, сникшая и сразу постаревшая. Экспресс-анализ подтвердил диагноз, с такой жестокой бесцеремонностью поставленный этим пареньком. Пряча глаза, профессор (а за такие деньги среди ночи поднимаются и профессора) выдавил из себя, что болезнь зашла очень далеко, что теперь и о химиотерапии речь не идет, только операция.
— Если хотите жить, легкое надо удалять... Это — прежде всего. А потом...
— Спасибо, профессор, наслышана про "потом".
— Нет, почему же... Бывают случаи...
— Давайте прямо. Чего уж там. Сколько мне осталось?
— Этого никто и никогда вам не сможет сказать!
— Ну, хорошо. Какая стадия?
— Понимаете, по экспресс-анализам... Надо досконально исследовать...
— Профессор!
— С третьей на четвертую, — сдался, наконец, эскулап.
— Но я не чувствую боли!
— Совсем?
— Нет, бывало. Но я думала...
— Почти все думают. А надо сразу к нам. Ведь на начальных этапах...
— Рак успешно лечится. Знаю, профессор. Мне-то что теперь на моем этапе делать?
"Думать о вечном", — хотел сказать правду невыспавшийся доктор, но предложил немедленно ложиться к ним в специализированную клинику.
— Нет, профессор. Немедленно не получится. Спасибо. Кстати, фамилия Белый вам ни о чем не говорит?
— Среди пациентов или коллег таких нет. А что?
— Нет, ничего. До свидания.
Дома она первым делом наполнила до краев водкой здоровенный бокал и, не прерываясь, выпила. Затем села за уже убранный стол и начала собираться с мыслями. Через несколько минут приятно потеплело в желудке и вроде бы прояснилось в голове. Она приняла решение. Тихонько вошла в гостевую спальню и взглянула на безмятежно спящего юношу. Тяжело вздохнула: "Как все хорошо начиналось", — и пошла к себе. При современной фармакологии уснуть можно при любом стрессе.
Глава 21
Утром Максим проснулся от стука в дверь. Элен была уже в полной боевой готовности и, наверное, что-то надумала.
— Давай бегом умываться, одеваться, жду тебя в столовой, — сказала она и исчезла. Максим постарался справиться побыстрее и уже через каких-то четверть часа сидел за знакомым столом. Только сегодня стол не ломился от яств. Фрукты, соки, кофе — уже в чашке, пару вареных яиц на серебряных тарелках.
— На завтрак много есть вредно, — объяснила она.
— Перед боем вообще не стоит.
— Как спалось?
— Спасибо, неплохо, но непривычно.
— Что непривычно?
— Ну, слишком все просторно. В спальне — как в музее, в туалете — как в поле, горизонта не видно.
— Ничего, со временем привыкается. Давай ешь, нам скоро в путь.
— Вы меня отвезете?
— Ты едешь со мной.
— Но куда?
— Угадай с трех раз.
— Но у меня бой. Финал...
— Забудь. Не до мордобоя сейчас. В столицу. Для окончательного диагноза.
— Значит, этот...
— Да. Но я не верю. Как-то странно... Что-то здесь не так. Проверим. И пока не убежусь, тебя не отпущу.
— А когда убедитесь, что тогда?
— Ты жестокий мальчишка. Чего ты мне желаешь? — бледно улыбнулась Элен. — Если убежусь — катись на все четыре стороны. Не до тебя будет... Но пока — за мной.
Очень скоро Максим с интересом смотрел в иллюминатор. Деньги решали все — и финал перенесли, и нашлись билеты в бизнес-класс на ближайший рейс, и документов у подростка никто не спросил. "А что если?.." — мелькнула у него мысль.
— Скажите, Элен, вы в кабине пилотов бывали?
Оторванная от своих тягостных мыслей попутчица переварила вопрос, затем раздраженно помотала головой.
— Я тоже, — соврал юноша. — А хотелось бы. Давайте попросимся.
— Отстань. Какое-то детство.
— Так вы меня дитем и считаете. Ну, попросите, пожалуйста. Вы ведь для них — закон.
— Ладно, — вздохнула она и, нажав на кнопку вызова, передала появившемуся стюарду свою просьбу. Тот улыбнулся, исчез, вновь появился и вновь исчез уже с долларами в кулаке. Затем поманил за собой юношу.
В кабине было по-особому, по-самолетному уютно. Такую ауру умеют создавать опытные, притершиеся друг к другу и к лайнеру экипажи.
— Что, тоже летчиком мечтаешь? — встретил его вопросом командир — уже пожилой, по Максимовым меркам, довольно грузный летчик.
— Угу, — подтвердил юноша, не отрываясь от неба, распахнутого перед лобовыми стеклами пилотской кабины. — Это называется "миллион на миллион"? — кивнул он вперед.
— Да, такая видимость так и называется. Читал где-то?
— Батя рассказывал. Он тоже летчик.
— На чем летает?
— На девяностопятых.
— Серьезная машина. До отставки сам на ней... А как фамилия батьки-то? Может, знакомый?
— Белый.
— Что, тот самый?
— Ну да. Знаете?
— Только читал. Но он у тебя молодец. И ты, значит, по его стопам хочешь?
— Угу, — вновь кратко ответил Макс, на этот раз разглядывая приборы. — Я думал, у пассажирских приборная доска поменьше. А здесь — вона.
— Был в военном? Ну, конечно, отец проводил. А ну, давай, садись, — командир встал и уступил просиявшему юноше место. — Борис, контролируй.
— Ну что вы, я же не пацан, чтобы штурвал ворочать и автопилот отключать.
— Знаешь о той катастрофе? Совсем глупо вышло, конечно, — потемнел командир. — Теперь, если кого вот так сажаем, то один из нас обязательно контролирует... Ну как, где лучше? Да не стесняйся, я и сам того же мнения, — понял командир смущение подростка. Но это дело привычки. А, может, призвания. Вот Борис эту кабину на кабину "медведя" не поменяет. Правда?
— Конечно, — подтвердил второй пилот, не отрываясь от управления.
— Много ты понимаешь. Военная авиация — вольная птица. Сами маршрут начертили и сами поперли. Через Северный полюс, к Штатам, полюбовались на их кеннедей и рейганов, себя показали и — назад. А здесь мы воздушные извозчики. От маяка к маяку, от диспетчера к диспетчеру.
— Вольные птицы, — проворчал Борис. — Тундра, казарма, тревоги и, как сами рассказывали, даже в выходные, куда ни двинься — в течение двух часов после вызова чтобы был как штык. А здесь сутки рейс — три дома. Вот где вольная птица. Ты, малый, подумай, чего хочешь — жить или служить.
— Ну-ну, не расхолаживай юношеский патриотизм. Да и сам он знает получше тебя жизнь военных-то. Ладно, дружище, как тебя...
— Максим.
— Ладно, Макс. Посмотрел, сравнил. Насладился. Скоро посадка, так что не взыщи.
— Знаю. Спасибо вам огромное. И вам спасибо.
— Мне-то за что? — удивился второй пилот.
— Буду думать.
— А-а-а. Давай. Говорят, иногда полезно.
Переполненный впечатлениями юноша вернулся на свое место. Попутчица то ли спала, то ли задумалась. Сидевший на соседнем кресле горилла и похожий на его брата второй бык листали журналы.
"Ведь оба правы, — подумал Макс о словах пилотов. — Но больше всего прав, конечно, Син. Вот если бы свой самолет. Самолетик. Или, поначалу, дельтаплан. Интересно, сколько стоит дельтаплан?"
— Почем дельтапланы, не знаете? — поинтересовался он у гориллы.
— Что, какие планы? — наморщил лоб собеседник.
— Дельта-планы, — тут же прикололся Максим.
— Не знаю ни о каких таких планах, — отрезал горилла.
— Это самолетики такие, типа планеров, — пояснил горилла-брат.
— Шуточки шутить вздумал? — злобно покосился на подростка первый.
— Нет, я серьезно. Купить хочу.
— Подожди, настанет время моих шуток.
— Это вряд ли, дяденька.
Просьба пристегнуть ремни прервала эту содержательную беседу.
В действительности Элен не спала. Да и кто бы уснул? То, чего она панически страшилась, вроде, случилось. Она до жути, до паники боялась этой проклятой болезни. От нее умер в еще молодом возрасте отец. Бабка и тетка. И что, теперь ее черед? Ладно бы в каких пятьдесят. Но сейчас? Когда еще жить и жить? Когда уже есть возможность жить, а не существовать? Ну нет, она будет бороться! И тут же пришлось подавить тяжелый вздох. Практически у всех вот так начиналась агония. Борьба, какие-то снадобья, какие-то травы, дикие народные рецепты. А потом затухание, затравленный взгляд, наркотики для обезболивания и все равно — усыхание и смерть. Уж лучше было бы и не знать. Все этот пацан. Ишь, сидит, подначивает ее телохранителей. "Ничего, я ему еще настроение подпорчу. И не только ему. Если подтвердится, я так хлопну дверью... А если не подтвердится, если это заговор мошенников, ну, тогда... тогда... Нет, слишком уж тонко. Да и не похожи они на пройдох — ни этот мальчик, ни тот доктор. Глупо. Ну, недолго осталось. Уже просят пристегнуть ремни. Господи, ну сделай это дурным сном, ну пусть диагноз не подтвердится!"
Глава 22
— Подтвердился. Предлагают ложиться на излечение, — сообщила она юноше, входя в гостиничный номер. — Все заняло лишь несколько часов сумасшедшей гонки после приземления. И вот — подтверждение. Светило онкологии, отведя глаза, предложил незамедлительно оперироваться. Может, еще не поздно. Может... Но я же знаю, — всхлипнула несчастная женщина, захрустев сжатыми пальцами. — Это — все. Боже, Боже... Ладно, это уже не твое дело. Я передам тебя знающему человеку практически на тех же условиях. Теперь прощай. Ты принес мне дурную весть, и тебя следовало бы посадить на кол. Но я великодушна. Сейчас тебя посадят на самолет, и ты еще успеешь победить в финале. Прощай.
— Нет!
— Что значит "нет"? — поморщилась уже занятая другими заботами больная.
— Если вы согласитесь... Если попробуете. Я уже лечил такое. Один раз, правда, но получилось.
— Ну-ну, рассказывай, — подхватилась она, в глазах вдруг вспыхнул огонек надежды. — Ты же знаешь, в моем положении хватаются за соломинку. Но если врешь...
— Вы уже пугали. Ну, зачем мне врать? Улетел бы и все, — оправдывался юноша.
— Да-да, конечно, — быстро согласилась она. — Рассказывай же, рассказывай!
— Я так вот тоже увидел. Нет, вначале узнал от других, а потом увидел... А потом попробовал. Потом оказалось, что ничего от этой гадости не осталось.
— Сбивчиво, но довольно оптимистично. И долго пробовал?
— Три дня.
— Что-о-о? — изумленно протянула Элен.
— Не получалось быстрее. А у вас, наверное, на неделю растянется. Уж очень это... задавнено, — нашел он нейтральное слово.
— Ты хочешь сказать, что берешься или... пытаешься вылечить меня от... этого за неделю?
Подросток утвердительно кивнул.
— И что ты хочешь за это?
— Еще даже не думал, — улыбнулся вдруг Макс. — Все это приходит неожиданно. Просто жалко, такая... — он сконфузился и замолчал.
— А что ты получил в прошлый раз? — заглянула в его глаза женщина.
— Ничего, — ответил юноша и тут же покраснел.
— Понятно, — тонко и понимающе усмехнулась Элен. — Вот что, — решительно заявила она. — Торговаться ты не думаешь и условий не ставишь. Все еще скромный и неиспорченный мальчик. Но я свою жизнь ценю очень высоко. И если не врешь, если вытащишь меня с того света, получишь... ну, скажем, миллион зеленых. И то "ничего", что за прошлое лечение. Ну, последнее — уже по желанию, — теперь искренне улыбнулась женщина, наблюдая за повторной волной краски, заливающей лицо и уши юноши. — Когда думаешь начинать?
— Если вы не против, то вечером.
— Сегодня? Ладно. Что нужно?
— Комната, кровать, ну... стул рядом и кресло у окна.
— И все?
— Да, кажется...
— Ох, чувствую, связалась я с юным шарлатанчиком, — притворно-обеспокоенно вздохнула женщина. На самом деле она уже поверила в чудо.
Битва была тяжелой. Каждый миллиметр отсеченных щупалец, каждая оборванная паутинка метастаз били, били и били волнами пронзительной боли по нервам подростка. Решив не отвлекаться, Максим, не сдерживаясь, стонал и ругался. Пациентка некоторое время в самом начале таращила свои глазищи на невиданные лучи, проникающие в нее из рук таинственного целителя, затем, привыкнув, лежала с закрытыми глазами, прислушиваясь к своим ощущениям. Максим решил не усыплять ее. Пусть видит, что это за лечение. А то ни одному слову не верит. Потом скажет, что само прошло, а ты вовремя подсуетился. Было видно, как трудно она сдерживала поток рвущихся вопросов. Но они договорились сразу: потом, потом, все потом. Максим уже после первой ночи понял — будет очень тяжело и больно.
— До вечера меня нет. Вечером и ночью меня тоже нет. Никаких вопросов, никаких комментариев. Боли не было? И не будет. А сейчас извините. Занимайтесь своими делами. Лучше всего — настраивайтесь на борьбу. Помогайте мне. Лекарства? Думаю, не надо. Спиртное, сигареты? Вам не хочется и не захочется. Все. Извините. — Он прошел в свои апартаменты, прикинул, где будет больше солнца, и завалился спать прямо на пушистом ковре.
Задремала, переживая заново ночные потрясения, и Максова пациентка. То, что она увидела, испугало ее своей необычностью. Но одновременно и обнадежило. Макс поступил не по-юношески умно, дав ей увидеть процесс исцеления. А, следовательно, — и поверить. Теперь "итальянка" готова была беспрекословно и не раздумывая исполнять любой приказ, любой жест таинственного подростка. И она исполняла.
