— Но вам сообщили, куда они хотят госпитализировать, ведь так?
— Так, — не поднимая глаз, удрученно ответила директорша.
— Вы знаете, что оттуда выходит один из десяти?
— Да... Но один-то выходит! — в отчаянии вскричала Инесса Григорьевна.
— Я не уверена, что это буду я... Я не бравирую и не ищу сочувствия. У меня есть большая просьба. Дайте мне немного времени. До конца недели. Или хотя бы три дня. И потом, я обещаю, что поеду. Мне бы только с Белым закончить...
Захлюпавшая директорша поднялась и обняла учительницу.
— Настоящие профессионалы познаются в беде. Я никогда не забуду этого вашего поступка. Но вы не должны, не имеете права так рисковать...
— О чем вы говорите? — горько усмехнулась больная женщина. — Какой там уже риск?
— Так нельзя! Не сдавайтесь! Надо надеяться и бороться. До конца! Даже когда ни на что, кроме чуда, уже надежды нет!
— Спасибо, — все так же горько улыбнулась Ирина. — Если бы я могла надеяться...
Она вырвалась из объятий директорши и выбежала из кабинета.
В это время Сергей настойчиво допытывался у друга об обстоятельствах его визита.
— Ну как? Удалось? Ну, чего молчишь? Было?
— Нет, — ответил Максим. Хотя он отоспался и, казалось, набрался сил, но душевно был опустошен. — Ты мне лучше скажи, что про нее знаешь? — вдруг очень серьезно спросил он Серого. — Что ты в ней видишь, кроме ножек и попки?
— Ну, то же, что и все: Стервоза еще та, — пытался отшутиться одноклассник.
— Нет, подожди, — не принял этот тон друг. — Просто, как о человеке? О ее душе, ее проблемах, ее... ну, просто жизни?
— О-о-о... — озадаченно протянул Сергей. — Да ты влюбился?! — полувопросительно, полуутвердительно протянул он. — А ведь я знал, я догадывался! Я предчувствовал! — трагически завыл он. — Хотел предупредить: окрутит! Увы, не успел! Ох, бедный, бедный мой дружище, пропащий ты теперь человек! — причитал Сергей, воспользовавшись отсутствием учительницы.
— Брось ты, — не мог не заулыбаться "пропащий человек". — Послушай! У нее, оказывается, жених разбился на "гробу". Три года назад.
— Точно, не вранье? — посерьезнел друг.
— Кто шутит такими вещами?.. — возмутился Максим.
— Да-а-а, другой расклад, — вздохнул Серый.
Дело в том, что люди, ходящие под одной судьбой, относятся с исключительным вниманием к тем, кто попал в жернова этой судьбы. К семьям погибших летчиков относились с особым вниманием. Это было табу, которое не позволяло ни шуток, ни пошлостей. Впрочем...
— Впрочем, — нашел лазейку для друга Сергей, — не жена ведь, невеста. А может, они бы еще и не поженились... Так что это не повод.
— А мы ее тогда травили. Помнишь, что придумывали? — продолжал друг.
— Да-а-а, — вновь протянул Сергей, вспомнив некоторые, казавшиеся забавными до сегодняшнего разговора проделки.
— И, кроме того, она... наверное... тяжело больна, — осторожно подбирая слова, сообщил Макс.
— Ты что? Это? — почему-то шепотом спросил друг.
Он опустил глаза, пытаясь понять новые реалии. Было гадко и ужасно стыдно за свое поведение.
— Врешь! — радостно нашел Сергей выход. — Ох, врешь! Она больна, а ты, значит, ее лечил?
— С чего ты взял? — изумился Максим.
— Ты когда к ней вошел? — начал обличать его Серый. — Занимались, ладно. Потом, когда свет зажегся? Подводили итоги. Ладно. Потом, когда свет погас? Ладно. А когда ты вышел? И какой вышел? — хитро вопрошал он.
— Ты что, дежурил? Время засекал? — покраснев, обозлился Макс.
— Но ты же знал, что я буду наблюдать, — пожал плечами Сергей. — И первый раз все-таки. Простое человеческое любопытство...
В запале спора они не обратили внимания на ехидную улыбку сидевшего сзади и якобы сдувавшего домашнюю работу Кота. Прерван же неприятный разговор был появлением героини их пикировки.
— Здравствуйте, ребята. Садитесь, — как-то по-новому, по-доброму поприветствовала она школьников.
Когда все расселись, Ирина Сергеевна долго рассматривала своих подопечных, переводя взгляд по очереди на каждого. Когда она так же внимательно рассматривала Пенчо (он же просто Юрка Панков), тот, будучи дежурным, встал и решил доложиться.
— Садись, садись, — мягко улыбнулась учительница. — Я и так вижу, что нет только Мирзоевой. Что с ней?
— Наверное, заболела, — ответил Пенчо.
— Жаль, — вздохнула математичка. — Такая пора, такая погода, а она... Ну да ладно. Вчера мы с вами повторяли некоторые темы. Сегодня продолжим. К доске пойдет...
Сергей подтолкнул соседа, и тот уже начал было выкарабкиваться из-за ставшей мелковатой парты...
— Покровский, — назвала учительница фамилию.
Женька покорно поплелся к доске, а Сергей уважительно взглянул на соседа и прошептал:
— И ты по-прежнему утверждаешь, что ничего не было?
Макс пожал плечами и стал ждать развития событий. Но они почти не развивались. "Патрик" потел у доски, остальные решали или делали вид, что решали, заданное уравнение.
— А что Белый? — вдруг раздался дрожащий голос Татьяны.
— А что Белый? — рассеянно переспросила явно смущенная учительница.
— Я вот что спрашиваю, — уже встав, начала девушка, и было слышно, что голос у нее дрожит от возмущения. — Он решил уравнение или нет?
— Решил, — озадаченно ответил Максим.
— И, конечно, в уме?
— Конечно, — пожал он плечами.
— Я к чему? — продолжала свою мысль девушка. — Вот мы здесь напрягаемся, а кто-то все уже сделал и посмеивается.
— Неправда! — взвился Белый.
— Еще какая правда! Вот я вчера, после того как он прыгнул...
— Убежала, чтобы его не целовать, — вставил слово Сергей...
— Это к делу не относится, — пыталась перекричать грохнувший смехом класс Таня.
— Тише! Замолчите! Прекратить смех! — с прежним металлом в голосе поднялась учительница. — Продолжай, Татьяна, — обратилась она к стоящей ученице, когда смех стих. — Итак, после того как он прыгнул... Куда?
— Ну, на спор.
— Спор был на ее поцелуй, — вновь встрял в разговор Максимов дружок.
— Это сейчас ничего не значит, — покраснела девушка.
— Да, это сейчас ничего не значит, — согласилась, наоборот, побледнев, учительница. — Не встревай, Огоньков, — вновь жестко скомандовала она.
Тот скорчил покорную мину: "Молчу-с", а одноклассница, наконец, продолжила.
— Так вот, я после этого прочитала и про этого Бимона, и про его прыжок, и про реакцию других прыгунов. Один из них сказал: "А стоит ли после этого вообще прыгать?"
— Ты к тому, что уже ничего решать не надо? Двумя руками "за", — не удержался Сергей и вновь развел руками: "Молчу-с, молчу-с".
— А второй сказал: "Такое впечатление, словно этот парень перемахнул лужу, а мы, как ни топчемся, как ни пыжимся, — все в самый ее центр!"
— Ну и? — ждала выводов учительница, пристально глядя на ораторшу.
— Пока он сидит здесь, у меня... у нас такое же впечатление.
— У меня такого впечатления нет, — пожав плечами, заявил вдруг не отличавшийся разговорчивостью Панков.
— И у меня нет, — согласился Ванятка.
— И у меня, — вставила Кнопка. — Я просто им восхищаюсь, — добавила она и покраснела.
— О тебе и так всем известно, — запальчиво уколола ее спорщица.
— А знаешь, почему у нас нет такого ощущения, — вкрадчиво спросил Сергей. И не ожидая ответа, констатировал: — Мы за ним не прыгаем. По одежке, что называется, протягивай ножки.
— Но как ты можешь, Тань? — чуть ли не со слезами возразил, наконец, "виновник торжества". — А сколько до тебя вот так "не допрыгивают"? И теперь ты... ты... — у подростка перехватило дух, и он сел.
— Садитесь, — закончила раунд учительница и стала подводить итоги. — Я, конечно, не ваш классный руководитель и не гуманитарий. Я математик. Поэтому такие вопросы не ко мне. Но если они заданы... Что же... Вчера мы, можно сказать, тестировали вашего новоявленного гения.
— Это когда же? — ехидно спросил Кот.
— Это уже после того, как он тебе морду начистил, — немедленно уточнил Сергей.
— Вот как? — удивилась Ирина Сергеевна. — Действительно, на все руки мастер... Но сейчас не об этом. Так вот, я уже точно могу сказать, что Максим — уникум. Для того чтобы полностью выяснить пределы этого... таланта, следует продолжить тестирование. Но уже можно смело утверждать: его знания и возможности далеко за пределами школьной программы. Поэтому, конечно, ему на наших... на уроках математики будет скучно. Что же до нас... Татьяна, ты тоже исключительно талантлива, так что же? Выгнать и тебя, чтобы других не смущала? А вот, горе мое, Сергей Огоньков, оказывается, лучший в школе спринтер и художник. Вон — его шаржи. Даже я похожа, — мимолетно улыбнулась она.
Сергей вдруг густо покраснел. Он действительно в классной дурашливой газете "Шедевр" нарисовал шарж на учительницу. Но она, как думалось раньше, не обратила внимания на это творчество вообще.
— Панков — талантливый хоккеист, — продолжала математичка. — Женя, — она повернулась ко все еще топтавшемуся у доски Покровскому, — будущий поэт. Точнее, он уже поэт, но будущий великий поэт. Выгоним с уроков по литературе? Читайте историю. Серость была всегда нетерпима. Всегда люто ненавидела талантливых людей. И вместо того, чтобы стремиться к их уровню, пыталась уничтожить, унизить, растоптать таланты. Так проще и спокойнее. Поэтому я тебе скажу, Татьяна, эти таланты, в том числе и Максим, будут здесь, среди вас. Для того, чтобы вы тянулись за ними, чтобы прыгали, прыгали и прыгали. Даже раз за разом попадая в эту самую лужу. Только так рано или поздно ее перепрыгнете и вы. Как перепрыгнули все-таки и Бимона, — обнаружила она некие познания в истории легкой атлетики. — Садись, Евгений, — закончила учительница свой монолог. — Мне действительно нравятся твои стихи. И... прости меня.
Еще один густо покрасневший подросток сел за свою парту, провожаемый тридцатью парами удивленных глаз. Никто не знал, что этот сирота пишет стихи, которые к тому же могут нравиться этому синему чулку. Новая сенсация затмила даже таланты Максима. А тот, преисполненный светлого восхищения от добрых слов Ирины (так он вдруг ее назвал), не выдержал и мысленно погладил ее по руке. Словно понимая, кто это, она отозвалась теплой доброй волной, но затем, видимо, какая-то мысль уколола ее и она одернула руку.
"Такому человеку надо жить! Буду терпеть!" — утвердился в своих планах юноша.
После звонка Сергей продолжил доставать друга, но теперь в других, восхищенных тонах.
— Ну, признайся, что ты с ней сделал? Человеком становится!
Он выскочил из-за парты, бросился к стене, снял злополучный "Шедевр" и начал рвать его на мелкие куски.
— Ты чувствуешь? Заметила, но виду не подала. Что ты с ней сделал? Тебя надо почаще к таким крокодилам запускать. Укротитель! И говоришь, ничего не было?
— Да перестань ты! Что ты, как дитя малое? Чуть похвалила, а ты растаял.
— Это ты не понял! Я же говорю: человеком становится.
— Она давно... То есть всегда человек. Просто обстоятельства.
— Ты думаешь... рак? — с придыханием спросил Сергей. — Значит, ты не врал? Жаль, — поник он и оставался угрюмо-серьезным весь день.
— Придешь сегодня? — поинтересовался Серый, когда они возвращались из школы.
— Занят. Надо помыться... И вообще... — соврал Макс. Он надеялся набраться сил перед продолжением мучительной схватки.
Но этого не удалось. Дома его ждал хмурый сменившийся с дежурства отец.
— Дважды звонил заместитель командира полка. Требует к себе. Вместе с тобой. Ну, говори сразу, что натворил?
Отец был уставший и грустный. Какие-то неизвестные сыну заботы явно угнетали его.
— Что с тобой, па? Неприятности? — забеспокоился юноша.
Он очень любил своего отца, а угнетенное его состояние вызывало неясную тревогу.
— Ты мне зубы не заговаривай. Говори сразу. Это — не к твоей классной. Здесь — без шуточек.
— Да нет, папа, по хорошему поводу. Я просто прыгнул, а он увидел.
— Не говори загадками. Куда сиганул и что из этого получилось? При чем здесь наш зам?
— Просто далеко прыгнул. Так далеко, что и этому... вашему, и нашему физруку понравилось. На рекорд, — не удержался и похвастался он.
— Ну, слава богу, хоть не натворил ничего, — пропустил мимо ушей сообщение о рекорде отец. — Больше ничего?
— Еще... Еще я подрался с Котярой, а он и это видел.
— Ну?
— Ему тоже понравилось. Спросил, сколько времени я занимаюсь боксом.
— Занимался, — поправил его отец, уже выходя из квартиры.
— Ну почему, папа? — просительно возразил Максим, пристраиваясь к шагу отца.
— У нас в роду дураков никогда не было и на будущее не надо. Хватит.
— Но это не от бокса.
— Может быть... А где гарантия, что теперь это не будет повторяться после каждой плюхи по голове? Так что забудь...
"Интересно, что ты скажешь после беседы с начальством?" — подумал Максим, но вслух спрашивать не рискнул и задал другой взволновавший его вопрос.
— А что все-таки у тебя?
— У нас, — хмуро уточнил офицер. — У нас в полку кто-то пустил слушок... А может, и не слушок, что это... ну столкновение — диверсия была. Попытка теракта против "самого". Комиссия из центра душу выматывает. Меня особенно не трогают, но копают очень глубоко, — вздохнул отец, уже стучась в высокую дубовую дверь.
Глава 10
Ровно в семь вечера Максим прошмыгнул в уже знакомый подъезд и с замиранием сердца нажал на ручку двери Ирины Сергеевны. Дверь открылась, и юноша перевел дух. Затем тихонько вошел в квартиру. Было темно и тихо, только на кухне хлопотливо тарахтел старенький холодильник. В комнате сквозь задернутые шторы было светлее — пробивалось заходящее весеннее солнце. На диване спала хозяйка. Спала, как положено, расстелив постель и накрывшись одеялом. Незваный гость подвинул кресло, сел рядом и, настраиваясь на муку, стал рассматривать женщину. "Спящая красавица, — подумалось вдруг ему. — Странная какая-то. Днем как Золушка ходит, а на ночь — пожалуйста — и волосы распушила, и накрасилась, и макияж вон, и губы. Еще бы бальное платье одела". Для того, чтобы убедиться в своих мыслях, он осторожно убрал одеяло. Нет, бального платья не было — было хоть и облегающее, но довольно строгое трико.
"Это она днем от всех прячется, чтобы не приставали. А перед сном, бедолажка, для себя прихорашивается", — сделал вывод Максим, еще раз оценив взглядом прелестную фигурку молодой женщины.
Он знал, что внутри ее прекрасного тела затаилась коварная и страшная болезнь, поэтому никакого желания, никаких вожделенных чувств не возникало в его душе. Только жалость, нежность к этому одинокому измученному человеку и ненависть к пожирающему ее чудовищу. Эти ощущения усилили его решимость. Целитель, закрыв глаза, протянул руки. И словно не уходил он из этой комнаты, словно не было целого дня. Вернулось видение черного не то паука, не то осьминога. Только вместо паутины от его щупалец отходило несколько коротеньких ошметков. Один из них немного пророс.
