— Когда мы примчались, вокруг все было спокойно. Но в доме... В кабинете его не было. По включенному динамику раздавались дикие крики...
— Ты опять увлекаешься, Пол. Тебе бы романы писать. Но, думаю, не доживешь...
— Босс, вы же сказали: "Со всеми деталями", — развел руками докладчик.
— Подробности, но без эпитетов.
— Есть, сэр! По скрытой лестнице наши ребята спустились в комнату, ну, типа камеры. И там... — Пол сдержался от "эпитетов" и попытался перейти на сухой деловой тон. — Там нашего... э-э-э... в данном случае — курьера, пытали его же подчиненные. Раздели догола, прикрутили к стулу и пытали по полной программе. Судя по всему, они уже перепробовали весь арсенал, так как обсуждали, что они еще не делали с ним, что раньше делали с другими. При этом сами время от времени корчились и орали.
— Местные разборки? — уточнил кто-то из присутствующих. — Или обкурились? У этих ребят крыша едет довольно часто.
— Черт его знает. Когда мы вытащили их шефа, они продолжали орать и рвались продолжить свое дело. От них толку не добились. Кто и как смог их перекупить — неизвестно.
— Ну а сам? Сам-то? — в предвкушении кульминации зашелестели присутствующие.
— Сам прожил недолго. Успел сказать, что ценности в столе — на минутку оставил, что эти разборки — месть за одно дело Ржавого. Что этот мститель — сам сатана.
— Так и сказал?
— Да... По тому, как с него была содрана кожа и раздавлено все, что можно раздавить, — он имел право так высказаться. Но отношения с сатаной — это личное дело каждого. А вот ценностей — не было. В столе мы нашли футляры — вот они. Но и все! Пока мы искали, эти два местных э-э-э... специалиста как-то развязались, прикончили сначала нашего оставленного там человека, затем домучили своего бывшего хозяина.
— В смысле добили?
— Нет, именно домучили. Быстренько растянули на самодельной дыбе и по всем правилам казнили. А потом взялись друг за друга. Психи!
— Получил, урод, что заслужил. Додуматься — такие вещи в столе держать! — буркнул босс. Однако, было видно, что и его проняла такая кончина коллеги по криминальному бизнесу.
— Да-да, — быстро согласился докладчик. С пристрастием опрошенная охрана и обслуга по большому счету доказали свою непричастность. Но...
— Теперь слушать внимательно. Присказка окончена, — распорядился хозяин.
— Удалось установить, что почти сразу после приезда покойного (можно с уверенностью полагать — с ценностями), он, ожидая нашего звонка, принял какого-то пацана. Да-да, коллеги, пацана пятнадцати-шестнадцати лет.
— Это он, тот самый сатана? Ну и смена растет. В таком возрасте такие дела проворачивать? — не то восхищенно, не то озадаченно пробормотал кто-то.
— Без комментариев, — рявкнул босс. — Начинается дело.
— Его провели в кабинет и оставили их одних. Такие вот привычки были у усопшего. Ну, на самом деле не одних — было еще два тех самых... специалиста. Выходы из кабинета — только через прихожую — то есть назад, и — запасной — через то самое помещение в подвальчике. Наша методика опроса охранников позволяет доверять их словам — пацан не выходил через главный вход. Значит — только через подвал. И чтобы вас, господа, не интриговать, — на футлярах наши спецы нашли пальчики. По размерам — действительно, ребенок.
— Это что же получается? Неизвестно кто, пронюхав про наши дела, подсылает какого-то шпанюка, тот свободно заруливает в дом местного авторитета, сдирает с него кожу, забирает наши вещички — и адью? — возмутился кто-то.
— Почти так, — развел руками докладчик. — От себя могу на это замечание сказать...
— Все, Пол. Доклад окончен, — прервал босс. — Всем понятно, в какой заднице мы оказались? Теперь слушайте сюда. Пальчики по картотекам — ты, ты и ты. Сведения о способной шпане — ты. Узнать о таких вундеркиндах у лягашей — Влад, ты. Это не все. Мы узнали, что незадолго до этого какой-то пацан крутился у хазы. Далее — первый раз выгнали, во второй — вдруг хозяин принимает. Наверняка, протеже. Поэтому, Малыш, — все распечатки сотового с фамилиями, адресами и так далее. Проверяй, прежде всего, входящие. Адам, за тобой — наша паутина. Пусть хоть кто-то намекнет о продаже больших ценностей, — мы должны знать. Всем все ясно? Свободны.
Глава 31
Наскоро устроившись в гостинице, Максим рванулся в город. Дел было невпроворот, а завтра и послезавтра — олимпиада. Его очень просили не "выпендриваться" — пусть приводит любые решения заданий, но приводит полностью и честно высиживает отведенное время. При возможности "помогая команде". Поэтому многое следовало решить сегодня. От всполошившейся было наседки-руководительницы он отоврался тем, что поедет к отцу, позвонил при ней Белому-старшему и пообещал прибыть через полчаса. Вырвавшись таким образом на волю, он, естественно, перезвонил отцу и, отложив встречу на вечер, направился в издательство. Встретили его с настороженным равнодушием, но прикид помог — к редактору его пропустили.
Грузный, хмурый дядя, несмотря на летнюю теплынь, был одет в довольно потертую тройку при галстуке. Было понятно, что это литератор "из прошлых", с трудом перековавшийся в бизнесмены.
— Молодой человек, не будем терять попусту время. Если вы хотите издать свои гениальные стихи, — у нас не получится.
— Но вы даже не...
— Молодой человек, вы далеко не первый и не единственный. Ваш возраст — это восторженная пора стихосложений. Сам переболел.
— И тоже ходили в издательства?
— Ну, в мои времена мы такой... э-э-э... нескромностью не страдали. Посылали кое-что в журналы и, затаив дыхание, ждали результата. А теперь... — он махнул рукой.
— Это моего друга стихи. Он в Самиздате... потом ушел и никому не давал. Мне случайно попались... И моему... старшему товарищу очень понравились. Вот он и решил, что надо публиковать.
— Пусть бы и публиковал ваш... старший товарищ, — намеренно повторил запинку редактор. — А мы не можем. Нас не дотируют. Только рентабельность. А стихи сейчас... — он вновь, как Патрик, безнадежно махнул рукой.
— Так вот он и хочет опубликовать. Сколько это будет стоить?
— В зависимости от тиража, от художественного оформления...
— Ну, по максимуму?
— По максимуму... для первого сигнального тиража... покажите, сколько там... мг... мг... Ну что же, тысяч в двадцать обойдется.
— Хорошо, — подросток вытащил из кейса две пачки. Вот. Давайте прямо сейчас все оформим. Ну, и еще там правка, орфографические и грамматические ошибки... Как это, редактирование, да? Найдете кого? Или сами? — Когда редактор, уставившись на зеленеющие стодолларовыми купюрами пачки, молча кивнул, Максим добавил: — Неизвестно, как они пойдут. А нашему поэту надо помочь. Он гордый, подачек просто так не примет. Поэтому вот еще. Пять за работу вам, а пять — передадите ему как гонорар.
Издатель, никогда не получавший таких лихих личных гонораров, засуетился, и вскоре они заключили стандартный договор об публикации сборника стихов Евгения Покровского под псевдонимом Ежи Патрика. С учетом всех договоренностей и возраста заказчика договор заверили у нотариуса.
— Я, безусловно, немедленно примусь за редактирование. Позвоните мне через недельку, — протянул визитку редактор. — Думаю, через пару недель мы представим вашему товарищу макет, а там и...
— А можно без звонков и без представлений?
— Ну, если такое доверие...
— Да, такое. И через месяц — книжка в магазине, а гонорар — у автора.
— Нет, с гонораром надо будет подождать. Сделать хотя бы видимость продаж...
— Он в этом ничего не понимает. А деньги ему нужны срочно. И смотрите, Ираклий Самедович шутить не любит — припугнул на всякий случай Максим редактора. — Просто не до этого ему сейчас лично.
Знал ли подрядчик, не знал ли Ираклия, но понял, что спонсоры — ребята серьезные и шутить действительно не будут. Многие из них страдают меценатством. И для этой братии такие суммы — так себе, мелочь, которую можно поручить сопляку. Пока наберется опыта для более крупных дел. Ну что же, если стихи не блатные и не матерные, пусть эти деньги послужат искусству. Приняв такое решение, редактор согласно закивал головой и уверил, что никаких шуток не будет и заказчик останется доволен. Более того, как они посмотрят на то, чтобы оставшиеся вдруг суммы от издания пустить на раскрутку поэта?
— Это здорово! — обрадовался Максим. — Я обязательно передам это предложение и даже думаю, что удастся упросить еще добавить на раскрутку.
На том они и расстались, весьма довольные друг другом. Дальнейший путь нашего героя лежал в сторону детского дома, адрес которого он заранее узнал в справочном бюро. В трамвае разговор пенсионерок шел о том, что стало поспокойнее, что против щипачей-карманников изобрели какой-то "ренген", от которого у них отсыхают руки. Сразу нескольких ворюг так облучило. Почему-то именно в трамваях. Теперь другие перебрались орудовать в троллейбусах и на рынках. Ну, еще в магазинах в часы пик. А в трамваях теперь ни-ни. Слушая эти новости, Максим тут же решил покататься на троллейбусах завтра утром до олимпиады, а если удастся, — то и сегодня вечерком.
Детский дом занимал старинное тяжеловесное трехэтажное здание, угрюмо глядящее на узенькую улочку окнами, похожими на бойницы. Внутри все было... нет, не грязно и не запущено. Просто убого. Как у человека, еще не деградировавшего до нищеты, но тщательно скрывающего свою бедность. Вспомнилась инспекция Бендера по дому собеса, и Максим уже приготовился встретиться с застенчивым ворюгой-завхозом. Но этого не случилось. На первом этаже чистенького коридора, на простой, даже не обитой всякими там кожами двери висела табличка, оповещающая о том, что за ней, за дверью то есть "Зав. детским домом-интернатом Коломиец М.М."
Мария Мироновна оказалась хрупкой и очень уставшей женщиной. Версию Максима она выслушала доброжелательно, но недоверчиво.
— Что же, мы рады любой помощи, особенно от бывших наших воспитанников. Знаете, я здесь работаю уже пятнадцать лет и это — первый случай... Как, вы говорите, его фамилия?
— Я не говорил фамилии. Он запретил. Не хочет, чтобы имя мелькало.
— Это, конечно, право каждого из нас. Хотя чего здесь стыдиться? Хорошо. Передайте, что наш интернат с благодарностью примет любую помощь. Пускай переводят на отдел образования, а они...
— Мария Мироновна, а нельзя напрямую? Ну... зачем через какие-то отделы?
— Мне же потом объясняться, молодой человек. Вы не представляете, что такое отчетность... Ну да ладно... Не украли же... Наоборот. Хорошо, запишите наш расчетный счет...
— И еще, Мария Мироновна, он просил меня посмотреть, что да как, чтобы я рассказал.
— Что же он сам-то... Да и что смотреть-то. Ничего особенно не меняется, — тяжело вздохнула заведующая. Ну да ладно. Идемте, молодой человек...
— Ну вот. Вы все видели и можете рассказать нашему выпускнику.
— Да-а-а.
— Что, молодой человек, что-то не понравилось? — с ноткой оскорбленного самолюбия поинтересовалась заведующая.
— Нет, почему же...
— А ну-ка, давай начистоту, — перешла вдруг на "ты" Мария Мироновна. — Чужой глаз, он лучше видит. Ну?
— Просто дом скорби какой-то, — вырвалось у юноши, когда он вспоминал затравленные взгляды ребятни.
— Ну, тут ты неправ. У нас скорее реанимация. Ты думаешь, они по дому грустят? Ты извини...
— Максим.
— Ты, Максим, наверное, в хорошей семье живешь. С мамочкой, папочкой?
— Мамы нет. Давно. А отец — да, хороший.
— Извини... Но я о другом. Большинство из этих деток — брошенные или отобранные. У пьяниц, которым эти дети не нужны. Они любят таких папу-маму и скучают по ним? Они их избивали, морили голодом, одевали в жуткие лохмотья. Да Маугли в мультике куда лучше досмотрен волчьей стаей, чем эти детишки. У нас плохое питание? Видела, поморщился. Дома они неделями не видели даже хлеба. Видел двух девчушек-близнецов? Золотые такие, с бантиками? Когда приехали их отбирать, родители валялись пьяные. А девочки — голышом на земляном полу в крайнем истощении. Еще день-два...
— Как вы допустили? — крикнул, представивший эту жуткую картину, Максим.
— Родители, — горько усмехнулась женщина. — Родительские права. Пока их не лишат... Да и кому они нужны, чужие дети? Поэтому, Макс, большинство из наших деток — израненные души. Понимаешь? У каждого в глазах кричит боль. Но, поверь, не от того, что мы... У меня здесь, не для похвальбы, никто сироту не обидит и не обворует. И так бедные. Не нищие, конечно...
— Вы говорите: "У вас". А есть, где обворовывают, обижают?
— Инспекторскую проверку устроишь? Расправу над злом? — улыбнулась Мария Мироновна в ответ на зловещий блеск юношеских глаз.
— Да нет, что вы. Но вы можете назвать детские дома, куда пока не стоит переводить... спонсорскую помощь?
— Этот наш выпускник так богат? Так передайте ему, что помогать надо всем нашим учреждениям. Все ведь не разворуют. Хоть что-то перепадет. Но... конечно... следует воздержаться пока... — и она назвала четыре адреса. — И наоборот, — быстро добавила заведующая. — При возможности было бы очень неплохо помочь детишкам из шестнадцатого. Старое, почти аварийное здание. Сыро. Инвентарь не обновляется годами. Прежняя заведующая разворовала все, что могла. Новая — девушка-подвижница, но... — женщина развела руками.
— А сколько все-таки надо, чтобы ну...
— Для достойного содержания? — подсказала заведующая. — Я было подсчитывала для выступления. Вот — это по самым скромным подсчетам, — она протянула листок. — А по максимуму — ну, нет предела совершенству. И все-таки, — она склонилась над юношей, изучавшим смету, — все-таки поговорите с ним. Мы можем подождать. Ты же видел. Съездите с ним, со спонсором, в шестнадцатый. Я туда позвоню.
Из детского дома Макс двинулся в обменник, где нисколько не удивляясь, обменяли одну его пачку на десять с довеском родных. Ту же операцию он провел и во втором обменнике, после чего направился к банку — перевести все это на счет детского дома. Правда, уже заканчивая заполнение ордера, он споткнулся на сведениях о паспорте. Чертыхнувшись, выскочил из банка. К счастью для деток, прямо напротив поблескивал стеклами специализированный магазин и Макс вспомнил, как Серый добывал вино, которое тоже не продавалось малолеткам.
— Как насчет заработать? — спросил он у наиболее интеллигентно выглядевшего из ошивавшихся в поисках хотя бы тары алкашей.
— А что принести, молодой человек? — с готовностью отозвался один из красноносых.
— Есть другое дельце. И не только на бутылку, — заинтриговал алкаша Макс.
— Да все, что угодно. Там, на стройке, или вещи переносить...
— Нет. Вы мне скажите, у вас паспорт есть?
— Ну а как же, — обиделся собеседник. — А что?
