— Хорошо, — решила Татьяна, провожая недоуменным взглядом удаляющийся меховой шарик. — Вот три задачи. Выбирай. Решишь в уме хотя бы одну — идем.
— Почему одну? — ухмыльнулся Максим. — Давай. Записывай.
Слегка нахмурив лоб, он с минуту смотрел на задачи, затем предложил девушке взять ручку и надиктовал все три ответа.
— Какой-то фокус, — заявила Татьяна, сверив результаты. — Признавайся, ты просто выучил ответы на задачи?
Она замолчала, сама поняв дикость предположения. В конце концов, зазубрить формулы ответов было, наверное, сложнее, чем понять логику решения этих задач.
— Да нет, я же сказал, в уме решаю.
— Ах в уме... Ну хорошо. Вот задача из другого учебника. Уже за десятый класс. Тоже решишь?
Все повторилось. Максим посмотрел на задачу и продиктовал ответ.
— Вперед? — поинтересовался он, отпихивая учебники на край стола.
— Никуда не пойду, пока не признаешься, в чем тут фишка.
— Но так нечестно, — обиделся юноша. — Ты обещала...
— Что обещала? Это ты обещал, что решишь задачи. Решишь! А сам только надиктовал ответы.
— Но если я сказал ответы, значит, я решил?
В этом была своя логика, и Татьяна, собираясь с мыслями, обвела взглядом комнату, в которой они занимались. Особого внимания почти ничего не привлекало. ДОСы, они и в Африке ДОСы. Добротный кирпичный теплый дом. Высокие потолки. Недорогая, неброская мебель. Разве что модели, модели и модели указывали на то, что здесь живет фанатик авиации. А модели "Востока" и "Мира", стоящие на самом видном месте — письменном столе, — свидетельствовали, что не только авиации. В свое время Макс провел даже школьный вечер, посвященный космонавтике. Было занимательно, но не для всех. Кроме того, книги. Много книг. Интересно, что он читает? Когда-то, очень-очень давно (три года назад!) он выпросил у нее какую-то фантастику. Что там было? Не вспомнив, она, наконец, нашла, что возразить.
— В конце концов, не заявишь же ты нашей математичке, что ты вот так решаешь.
— Заявлю.
— Ну-ну, похохмишь. Но в контрольных требуется решение. Поэтому, будь добр.
— Ладно, попробую, — сдался юноша. — Но, знаешь, в мозгу это так быстро мелькает.
— А ты притормаживай.
— Ладно, записывай, — Максим начал диктовать.
— Интересно. Очень интересно. Я решала по-другому. И предлагают по-другому. Но, конечно, так лучше. А еще надиктуешь?
— Таня, я тебе надиктую целый учебник, но потом. А пока, может, пойдем? — жалобно попросил Максим.
— Ловлю на слове. Ну что же, проиграла, пойдем, — притворно вздохнула девушка.
До дамбы было совсем недалеко, по старому полуржавому железнодорожному пути, мимо гигантских емкостей нефтебазы, какого-то охраняемого злой шавкой склада. Когда-то дамба была выложена бетонными плитами, в стыках которых высадили кустики. Сейчас они бурно разрослись и стали приютом для многочисленных соловьев. Эти птахи устраивали весенними ночами неслыханные и неповторимые концерты. И если в вашем сердце пробуждалась, цвела или хотя бы тлела любовь, они наполнят ее новой силой... Макс был уверен в цветении этого чувства.
— Как они поют, — прошептала Татьяна, — особенно те, которые на речке!
И, действительно, в густых непроходимых кустах поймы соловьи прямо-таки захлебывались.
— Пойдем туда? — несмело предложил Максим.
— Ты что? Там вон какая темень.
— Да ты не бойся.
Он решился и приобнял ее, положив руку на плечо девушки.
— Да я и не боюсь, но влезем в грязюку.
Девушка не сбросила руку, лишь как-то неловко потерлась щекой о шевровый рукав летной куртки Белого-старшего. И этот жест, это принятие его ухаживания привело юношу в тот самый щенячий восторг, характерный для всех влюбленных при первом проявлении взаимности.
— Они сейчас сами сюда прилетят и тебе петь будут!
— Не надо хохмить. Красиво как, правда?
Кавалер уже не слушал. Вспомнив больничных скворцов, он мысленно предложил певцам корм. Отсутствие реакции развеселило его. Ну, конечно, ему бы сейчас предложили, к примеру, шашлык. Бросил бы он ради этого Татьяну? И он предложил им другое — красавицу-соловьиху. Он стал внушать невидимым певцам, что вот она — их самая желанная — идет по дамбе, и все они хотят завоевать ее расположение.
— Сейчас они прилетят и будут петь для тебя, — шепотом сообщил Максим девушке.
И, действительно, через несколько мгновений чуть ли не из-под ног, в уходящих вниз кустах защелкал первый ухажер, затем второй, пятый, десятый...
— Что это? — прошептала изумленная девушка.
А серая певучая братия все прибывала и продолжала свой удивительный конкурс.
— Они поют для тебя. Поют, как будто... любят тебя! — восторженно заметил Максим.
Но этими словами он разрушил ту хрупкую идилию, которая сложилась из весны, лунного света и соловьиных трелей.
— Перестань. Они поют для своих подружек, — громко сказала Татьяна.
Хор певцов испуганно притих, но вскоре соловьи снова затенькали на все лады.
— Нет, я не то хотел сказать, — оправдывался подросток. — Они поют о любви — это точно, и поют сейчас для тебя.
— Ладно, пошли, поздно уже, — повелела девушка, по-кошачьи мягко выскальзывая из-под его руки.
— Ладно, — разочарованно вздохнул Максим. — Ну, кыш, по домам, — уныло вслух скомандовал он, и шум десятков крылышек дал понять, что концерт окончен. Вскоре те же песни стали раздаваться вдалеке.
— Кыш! — рассмеялась девушка. — Как кур каких разогнал.
— Да это я так, вспугнул немного, — спохватился Макс. — Знаешь, — перевел он разговор на другую тему. — Однажды мы с отцом очень поздно возвращались с рыбалки. И за нами бросилась псина с нефтебазы. Ну, не то чтобы псина, но я малый был, очень испугался. И сиганул через вон тот ров. И перепрыгнул. Представляешь?
— Фантазер. Тут метров восемь.
— Ну и что?
— Что, что? Я не дитя малое. Знаю, на сколько прыгают. Восемь метров — это международный класс. А ты — в детстве? Почему же ты здесь, а не на олимпиаде?
— Бимон раз в жизни прыгнул на восемь девяносто.
— Ну, за восемь прыгают не раз в жизни.
— Так то спортсмены, а я ребенок был.
— Врунишка ты, врунишка. Знаешь, Максимка, я тебя с первого класса помню. Ты все время до этой болезни... Нет, до этого класса пончиком был. Ну куда тебе было так прыгать?
— Но зачем мне врать?
— Если хочешь со мной дружить, перестань врать. Расскажи лучше что-нибудь интересное. Отец тебе ничего поподробнее про аварию не рассказывал?
— Он не любит об этом говорить. Мрачный становится. Говорит, что люди погибли, это не комедия, которую на бис пересказывать можно.
— Он прав. Он вообще у тебя молодец. Нравится он мне.
— А я? — простодушно поинтересовался юноша.
— Если завираться не будешь. А так, конечно, — лукаво покосилась на него девушка.
Это вновь наполнило его восторгом и желанием сделать что-то необыкновенное.
— Ты видела, как ведут себя ночью майские жуки? — спросил он вдруг, когда они проходили мимо огромного фонаря, освещавшего ворота нефтебазы.
— Ну как... Летят, бьются о фонарь и падают. Мой отец их тоже на рыбалку собирает.
— А их танцы не видела?
— Что? — Татьяна удивленно посмотрела на Максима. — Танцы майских жуков?
— Ну да, — он взглянул на часы. — Сейчас как раз без десяти одиннадцать.
— Домой пора, — вздохнув, прокомментировала Татьяна.
— Ты послушай. Ровно без пяти одиннадцать вот здесь они устраивают воздушные танцы. Посмотрим?
— Ну, ты или фантазер, или врунишка, или... Ну ладно, пять минут уже не спасут. Проверим.
— Только надо тихо, — попросил Максим.
Он попробовал перевести свое настроение в музыку — и она зазвучала. Он вспомнил вальс цветов из "Щелкунчика", вспомнил танец цветов из этого мультика и поднял его вверх, к фонарю, делясь своей радостью с кружащей вокруг фонаря живностью. И это началось. Неповоротливые майские жуки образовали круг, который, пульсируя, то расширялся, то сужался. Затем он превращался в цветок, в звезду, в шар... А когда в воздушный вальс вступили и ночные бабочки, танец превратился в феерию.
Но командовать примитивными существами было ужасно трудно — юноша ощущал недоумение каждого жука, выделывающего па вокруг фонаря. "Да, все здорово, все прекрасно, но вот это-то зачем?" — словно спрашивали они, выстраивая сложные фигуры. Наконец, обещанные пять минут прошли и Макс, облегченно вздохнув, отпустил участников кордебалета с миром.
— Ну как? — спросил он у своей попутчицы. — Кто врет?
— Что это было? — спросила ошарашенная девушка.
— Ну я же тебе сказал.
— Нет, что это было? Это они всегда так? Надо будет заснять, — шептала Татьяна, приходя в себя. — Круто... Никогда бы не подумала! Ты часто видишь такое?
— Где там часто? — начал врать Максим. Он представил толпу знакомых с видео, снимающих ночью фонарь, и хмыкнул. — Это уж как повезет.
— Но ты сказал, в определенное время...
— Но не каждый же день! Только иногда. Очень редко. Нам просто повезло, — придумывал он оправдание на случай, если девушка действительно придет без него любоваться на хороводы майских жуков.
— Ты знаешь, с тобой очень интересно. Спасибо. До завтра. Ты же завтра на занятия идешь?
— Ну да, уже пора.
— Все-все. Вон там мои предки мелькают. Ищут. Разбежались до завтра, — метнулась к своему дому девушка.
Ухажер тоже пошел домой. Бояться Татьяниных родителей было нечего — он ничего плохого не сделал. Но мама блюла дочку — примерную во всех отношениях девочку. Поэтому прогулка с ней после "комендантского часа" (после десяти часов вечера!), да еще за пределами городка — могла обернуться неприятностями. А может, и нет. Но проверять реакцию взрослых ему не хотелось, тем более, что в душе кто-то тепло и нежно играл на скрипке. Заснул Максим счастливым. Даже идиотские выходки с соловьями и насекомыми не показались ему чрезмерными. Он всего лишь проверил некоторые свои способности и был доволен. Но все же надо быть осторожным!
"Осторожным! Устроил цирк, а потом навешал Таньке лапши на уши", — улыбаясь, возразил себе влюбленный юноша.
Глава 6
— Когда помашемся? — поинтересовался первым делом Кот.
Ссора была давняя и пустяковая. Возможно, Максим в своем сарказме был тогда и неправ. Но извиняться? Думалось — забудется. Не забылось.
— Послушай, — примирительным тоном начал Максим.
— Головка ослабла? Это мы слышали. А как насчет всего остального? Если что — ты не скрывай, мы тебе памперсов живо прикупим.
Таким злым Макс не видел Котова давно. Что-то произошло. Какая-то новая злость, прямо ненависть какая-то.
— Ну хорошо, когда скажешь...
— На большой перемене.
— После уроков.
— А чего откладывать? Не успеешь за памперсами? Ну, так мы зашлем кого-нибудь.
— Судя по карканью, махаться будем серьезно. Или хочешь, чтобы преподы нас растягивали?
— Думаю, я за перемену отправлю тебя отдыхать дальше. Ну, да ладно. Ждал долго, подожду еще.
— Ждал. Чего же ты ждал? Надо было в больницу и зарулить. К лежачему. Ишь, осмелел сейчас. Ничего, кот помойный, получишь.
Они схватились за грудки, и, если бы не звонок, разборка началась бы немедленно. Но оба петуха вернулись за свои парты, время от времени переглядывались, пытаясь уничтожить противника взглядом.
— Здравствуйте, садитесь, — сдержанно поприветствовала вставших подростков учительница математики Ирина Сергеевна, по прозвищу Стервоза.
Ее не любили ученики, и она платила тем же. Еще довольно молодая и очень симпатичная даже по меркам пятнадцатилетних максималистов, она казалась им черствым представителем преподавательского племени. Из тех, кого никогда не называли учителями и тем более педагогами. Такие преподаватели сразу зачисляются в противники, и с ними с попеременным успехом ведется невидимая битва. Ни интереса, ни уважения, ни тем более любви к своему предмету они привить не могут, да и не стремятся к этому. Они чувствуют, как к ним относятся ученики, и рано или поздно отвечают им взаимностью — если не ненавистью, то упорной неприязнью. И особенно к тем, кого подсознательно невзлюбили. В число таких, увы, попал и Максим Белый.
— Сегодня в порядке подготовки к экзаменам мы повторим с вами некоторые темы и порешаем наиболее сложные задачи, — сообщила Ирина Сергеевна. — Дежурный, кого нет? — впервые оторвала голову от журнала математичка.
— О, Белый вернулся! — радостно воскликнула она. — Наслышана, наслышана. И о тебе, и об отце.
— При чем здесь отец? — вспыхнул Макс.
— К доске, Белый, к доске.
— Но, Ирина Сергеевна, он сегодня первый день. Давайте уж я, — предложил себя в жертву Сергей.
— Ты, Огоньков, свою "пару" успеешь получить. Сиди, борец за справедливость. Я же сказала — будем повторять, так как повторение крайне полезно каждому. Ты сам как думаешь? — обратилась она с вопросом к уже вышедшему к доске ученику.
— Не знаю, — пожал плечами подросток. — Это как таблицу умножения повторять. Полезно, но нудно.
— Ладно, не будем спорить. Посмотрим, что полезно и что нудно, — затем резко обратилась она на звук: — Что такое?
Это, предвкушая необычную забаву, фыркнула кое-что уже видевшая Татьяна.
— Итак, запишем условия задачи под номером... Или нет.
Она посмотрела на безмятежную жертву и, почувствовав какой-то подвох, изменила свои планы.
— Записывайте, а ты пока отойди, пожалуйста, — и Стервоза, сверяясь с конспектом, вывела довольно длинное заковыристое уравнение.
— Приступим, — скомандовала экзекуторша. — А ты, Белый, пожалуйста, решай у доски.
— Но так нечестно! — взвилась сидевшая на передней парте Кнопка — самая младшая и самая маленькая из девчат, безнадежно и безответно влюбленная в Максима. — Белый только пришел. Мы при нем таких уравнений не решали.
— Если он хорошо помнит предыдущую тему, то сможет решить и это. В математике все последовательно вытекает одно из другого, — с деланным спокойствием холодно ответила Стервоза. — А по поводу честности... Белый освобожден от экзаменов. Это вам известно. И получит среднюю оценку по итогам года и четверти. Поэтому будет как раз справедливо, если он будет все-таки стараться, как и вы. У нас нет и не будет скидок и поблажек сыновьям героев.
— Что-то герои ей не по душе. Вот заело, — намеренно громким шепотом прокомментировал это заявление все тот же Сергей.
— Встань и выйди из класса, — вспыхнув, отреагировала учительница. — И дневник на стол.
— Пожалуйста. И напишите, что Вам не нравятся герои. Не какие-нибудь литературные, а настоящие.
— Сядь и не пори глупостей, — поняв, что сказала лишнее, примирительно повелела молодая женщина. — Ну, с чего думаешь начать? — перевела она взгляд на доску. — Постой. Это что?
